ты ток потише гони и на меня не оглядывайся.
Фу-ух, всё, кажись!
– А-а-а-р-р-р!.. – от собственного вопля мне самому закладывает уши, но терпелка уже закончилась.
– Геныч, ты чего, – пугается Макс, – ты ранен?
– Нога, бл@@@дь!
– Перелом?
– Нет – ушиб! На дорогу смотри!
– Да смотрю я, не ссы! Давай остановимся, уколем.
– Не сейчас, Малыш, давай на МКАД, там на заправке притормозим. Да что ж, сука, так больно, а?! Как же я не люблю, когда больно!
– Терпи, брат! Надеюсь, ты всех успокоил?
– Да-а-а!.. Чуть не упокоил. М-м-м…
– Ну ты, берсеркер! – восхищается Макс. – А от кого мы бежим?
– От расстроенных людей! Я их ценный шкаф сильно уронил.
– Думаешь, могут замочить? – спрашивает он с тревогой и недоверием.
– Да нет, конечно! – возражаю и очень хочу в это верить. – Такие проблемы на хер никому не нужны, а вот ноги бы точно переломали. А я, Малыш, что-то больше не хочу без ног.
– Геныч, вот скажи честно, стоит оно того?..
– Да не могу я жить, когда денег нет ни хера! За*бал уже этот финансово-половой кризис.
– Ну ты ж месяц назад нормально поднял…
– Ага, целое состояние! Полагаю, что мне его могло хватить до конца жизни… если б меня полчаса назад замочили. Ты забыл, сколько я на маминой шее просидел, пока восстанавливался? Слышь, ты это… езжай поаккуратнее. И нам бы харчевню какую-нибудь присмотреть, а то я голодный – пиZдец!
– Да всё, что хочешь, босс!
Всё, да не всё… Больше, чем жрать, я хочу только трахаться. Но в этом, Малыш, ты мне точно не помощник! Надеюсь, за год я ещё не растерял навыки?
Глава 15
К Воронцовску мы подъезжаем уже под утро. Под действием обезболивающего адские мытарства колена прекратились, а остаточная ноющая боль в теле кажется мне благословенной и сладкой, напоминая о том, что я по-прежнему в обойме. Но, главное, что лицо в порядке, ведь явиться пред мамины очи после «ночной смены» мне полагается максимум не выспавшимся, а телесные травмы в моей работе – это уже форс-мажор.
Скоро будет год, как я тружусь в спорткомплексе охранником, а по сути – ночным сторожем. Это отличное место, где я реально тружусь – бассейн и весь спортивный инвентарь к моим услугам – и даже получаю зарплату. Смешную, конечно, но это уже дело десятое. Именно здесь я тренировался и восстанавливал себя по крупицам. Сперва нередко буйствовал по ночам наедине с самим собой – жалел себя и ненавидел весь мир. Обессиленный падал на маты и выл, гоняя отстойные мысли – недостойные мужика. И вспоминал, вспоминал… и проклинал всех баб!
А потом я думал о маме… моей мамочке… а ещё думал о Максе, Жеке, Кирюхе… и о моей собаке. Они стали моими якорями, моим мощным домкратом, моим допингом. И я снова вставал, утирая сопли и заставляя себя вспомнить, какой я счастливчик. Я прыгал в бассейн и плавал, плавал, плавал… до изнеможения, до дрожи в мышцах, отпуская и растворяя в воде ярость, обиду и боль. Вода – великая сила! – она смывала весь негатив и будто душу выполаскивала, каждый раз выпуская меня из объятий новым и чистым.
И я бросался в очередной день – как с чистого листа – адаптируясь, привыкая жить по-новому, но почему-то упрямо притворяясь всё тем же беззаботным и непобедимым Генычем. И сам себе не верил.
Прежний золотой мальчик Геныч жил в большом красивом доме, бездумно сорил деньгами и готовился к чемпионату мира. Он был редкостным счастливчиком – любил женщин и скорость, утренние пробежки и вечерние танцы. Он дорожил своими друзьями, обожал маму, а ещё верил, что мечты сбываются. Сейчас даже смешно вспоминать, о какой херне мечтал этот бесшабашный придурок. Смешно и горько.
Сегодняшний Геныч живёт очень скромно – в старом дедовом доме вместе с мамой. Он разучился бегать, танцевать и не садится за руль. Он вычеркнул из своей жизни женщин, а сексуальную энергию сублимирует в спортивную злость. Наверное, он и вовсе мог бы стать кем-то другим, если бы не крепкие якоря, не позволившие ему сорваться. А ещё этот неисправимый дурак по-прежнему верит, что мечты сбываются. Потому что мамина любовь, мужская дружба и общая вера способны творить чудеса.
– Малыш, давай-ка через центр проедем, – прошу Макса и вижу, как он недовольно хмурится, поглядывая на меня в зеркало заднего вида. Понимаю, что устал.
– Вот на хера, а? Геныч, мы из-за тебя и так два часа потеряли на трассе.
– Да ладно, так уж и два, – я понимаю, о чём он, и смущённо улыбаюсь. Но с Максом реально очень страшно ездить – он повёрнут на скорости. Мне же всю дорогу от Москвы до Воронцовска приходилось сдерживать наш безумный полёт. – Не буксуй, Малыш, ещё немного и выспишься. Я просто хочу цветы маме купить.
Но Макс уже покладисто движется в нужном направлении, ворча недовольно:
– А ты с ночи всегда к ней с цветами заваливаешь? У вас же дома цветник…
– Таких нет, не получились в этом году. Но скоро будут. Я сейчас бабки отложу и оранжерею забомблю, давно уж обещал.
– Это святое… Растёт, однако, благосостояние ночных сторожей.
Я смеюсь, а спустя мгновение давлюсь собственным смехом, уставившись в лобовое стекло.
– Что, сука, делает, а!.. – рычит Макс, сбавляя скорость.
По пустынной дороге нам навстречу, гремя басами и вихляя по всей проезжей части, несётся внедорожник-убийца…
Глава 16
Потерявший страх Малыш давит на клаксон и с криком «А-а, бл@дь!..» прёт прямо в лоб.
Всё!.. ПиZдец!
Сквозняком пронеслось в голове, что я снова откосил от армии… А Малыш ещё такой молодой…
Мысль о том, что я тоже ещё не старый, догнала мой мозг в тот момент, когда огромная железяка, резко изменив траекторию, пронеслась мимо нас.
То, что мы больше никуда не едем, я понимаю тоже не сразу.
– Геныч, ты как? – Макс
