в соседней спальне, – добавил уже спокойнее, – а вы оставайтесь здесь.
Ему не нужно было говорить то, что и так читалось между строк: «и не смейте никуда уходить».
Я отвернулась, успокаивающе поглаживая по спине дочь и шепча ей на ушко ласковые слова. Дверь за моей спиной хлопнула, возвещая об уходе мужа, но все слова, все угрозы, брошенные им так легко, так бездумно, словно я ничего для него не значила, остались здесь, в этой комнате, со мной, мешая свободно дышать, напоминая о том, что все изменилось раз и навсегда…
В ту ночь я не понесла дочку в ее комнату. Часы напролет лежала, свернувшись клубочком в холодной постели, глядя бессонными глазами в темень за окном…
И всю ночь я не выпускала из объятий Лили, опасаясь, что если хоть на миг разожму руки – кто-нибудь придет и отнимет самое дорогое, что у меня вообще осталось…
Глава 17
Утро выдалось промозглым, несмотря на июнь месяц и солнце, обманчиво слепившее глаза сквозь оконные стекла, которые забыла зашторить накануне. А может, это просто я настолько заледенела изнутри, что теперь никак не могла согреться?
Я посмотрела на мирно спящую в моих руках дочь и горло сдавил спазм. Сама я лишь под утро сумела забыться в тревожной дреме и та была нарушена, когда дверь около семи тихо охнула, пропуская в комнату так хорошо знакомые мне шаги.
Я не разомкнула глаз, не в силах смотреть в лицо человеку, который был моим мужем – на словах, но уже – не на деле. Я боялась увидеть в его глазах тот же холод, ту же пустоту, что вчера. Боялась убедиться, что все, случившееся накануне, не было кошмарным сном. Хотя прекрасно знала это и так.
Шаги Кирилла замерли возле постели и мне пришлось сильно постараться, чтобы не сжаться в комочек от его близости, от страха, что он вырвет дочь у меня из рук. Я лишь крепче стиснула пальцы, отчаянно впиваясь в одежду малышки, словно это помогло бы мне ее удержать рядом с собой…
Муж постоял около нас некоторое время. Что было написано у него на лице в этот момент? О чем он думал, глядя на свою дочь и ту, что ее родила? Мне хотелось спросить его об этом, прочитать по лицу все эмоции, но я так и не разомкнула век. Уяснила вполне четко: бесполезно просить ответов, которых сам Кирилл не желал давать.
В нос ударил вдруг знакомый запах. Его парфюм. Он склонился к нам, чуть помедлил… и, будто так ни на что и не решившись, отступил. Я тихо выдохнула, когда за ним притворилась дверь – мягко, деликатно, словно его на самом деле волновал наш сон.
Я пролежала в постели еще некоторое время прежде, чем отважилась подняться. Кирилл уже наверняка ушел – в плане работы он всегда был точен, как часы. Не став будить Лили, я прошагала к мусорной корзине, в которую накануне сгребла останки вазы. Вид фарфоровых осколков породил в груди очередной спазм, напоминая о том, что все – реально. Что моя жизнь мне больше не принадлежала. Как, впрочем, не принадлежала и все то время, что я провела в этом доме.
Подхватив корзину, я пошла вниз, чтобы избавиться от осколков – мало ли Лили, как любой ребенок, познающий мир на вкус и на ощупь, могла наткнуться на них? Уже почти спустившись, я резко замерла на нижней ступени лестницы, встревоженная шумом, шедшим из кухни…
Неужели Кирилл еще не ушел? Или он решил вообще пропустить сегодня работу? Это казалось чем-то невероятным, но разве в моей жизни не случилось уже с лихвой того, во что я раньше и не поверила бы?
Так тихо, как только могла, я прокралась к кухне, заглянула внутрь… Тело мигом расслабилось от увиденного, но следующая мысль заставила вновь напрячься…
– Мария? – окликнула я помощницу, хлопотавшую у плиты. – Доброе утро.
Она встретила меня привычной улыбкой, но на этот раз в ней сквозило нечто… чуждое, незнакомое… Неловкость?
И мне все окончательно стало ясно.
– Сегодня ведь у вас нерабочий день, – сухо заметила я. – Почему вы здесь?
Она смущенно помяла пальцами фартук прежде, чем ответить, не глядя мне при этом в глаза:
– Кирилл Андреевич попросил меня…
– …следить за мной, – закончила я за нее.
– Помочь вам!
– Вот как? – вздернула я бровь. – Что ж, но мне не нужна помощь. Я вас отпускаю.
Она растерянно застыла, явно не ожидая подобных слов. Сглотнув, ответила после паузы:
– София, простите, но Кирилл Андреевич…
– Все ясно.
Я развернулась, намереваясь вернуться к дочери и больше не выпускать ее из виду, но в этот момент вспомнила про корзину в своих руках.
– Выкиньте, пожалуйста, – попросила коротко, ставя свою ношу на пол.
Значит, этот дом все же превратился в мою тюрьму. Конечно, куда более шикарную, чем у обычных заключенных, но от этого ничуть не менее суровую. А главное – я даже не могла предположить, что ждало меня дальше. Смогу ли вообще когда-нибудь освободиться?..
Лили уже проснулась к тому моменту, когда я вернулась в спальню. Сонно потирая кулачками глаза, озиралась по сторонам, будто не могла понять, почему она одна. При виде меня малышка радостно засмеялась и сердце мое рвануло к горлу, когда я услышала ее знакомое:
– Ма-ма!
Мама… за одно это слово, такое короткое, но такое важное, можно было отдать все на свете. Глядя сейчас на нее, мою девочку, я чувствовала себе сильнее, чем когда бы то ни было. Чувствовала способной на все… Даже в таких чудовищных обстоятельствах. Или особенно в них?
Подхватив дочь на руки, я снова пошла вниз – нужно было покормить Лили, а потом…
А потом найти способ не сойти с ума от этой неизвестности.
* * *
Как бы я ни старалась, как ни пыталась занимать чем-то голову и руки в течение дня, мысли все равно возвращались к одному и тому же: Юля, Кирилл, неясное будущее…
Я совсем не была уверена, что, с учетом того, в какой тональности прошло наше общение с мужем накануне, он будет откровенен со мной сегодня. Да на какую вообще откровенность можно было рассчитывать после того, как он со мной поступил? После того, как лгал столько времени?
Наблюдая за тем, как Лили играет, я попыталась сопоставить те факты, что были мне известны, и найти хоть долю истины в том, что происходило.
Итак, что я знала? Кирилл
