его жертвой? Возбуждает эта игра в невольную пленницу?
Я отшатнулась от него, готовая гневно зашипеть, яростно отрицать ту ересь, что он озвучил…
Но Лев меня опередил. На его лице смешались отвращение и сожаление, когда он с горечью бросил, незаметно для себя самого перейдя на «ты»:
– Ты – точно такая же, как она. И не только на лицо.
Отвернувшись прежде, чем я нашлась с ответом, он отдернул штору и, оценивающе взглянув вниз, распахнул окно. Уже перекинув через подоконник одну ногу, оглянулся и проронил:
– У тебя есть мой номер, если вдруг передумаешь.
Сказав это, он исчез из поля моего зрения, и вовремя: в этот момент в дверь постучали.
– София, вы здесь? – донесся до меня голос Марии.
– Да! Мы с Лили пошли отдохнуть, но она, кажется, все еще голодна. Не приготовите для нее новую кашу, пожалуйста?
– Да, конечно.
Я прислушалась к тому, как шаги экономки постепенно удаляются, после чего подбежала к окну, чтобы убедиться, что Лев благополучно спустился вниз…
В саду никого уже не было. Психолог исчез, оставив после себя лишь мучительные вопросы о том, что он хотел сказать своей предпоследней фразой…
Глава 20
Я была в раздрае: запертая в неволе, потерянная, незнающая, кому теперь верить. Заключенная меж двух мужчин, как меж двух огней. Меж двух мужчин, несомненно, заинтересованных вовсе не во мне. А в той, что была до меня.
Отчаянно хотелось верить хоть кому-то. Хоть на кого-то опереться. Но кто мог мне помочь?
Кирилл ясно показал, что намерен действовать лишь с позиции силы. Мотивы Льва оставались мне непонятны. Он фактически просил моего абсолютного доверия, не открывая при этом ничего о себе самом, и будучи каким-то образом связанным с женщиной, которая намеревалась вернуть свою прежнюю жизнь.
Кем он был в данной истории, этот мужчина с пронзительными голубыми глазами? Отвергнутым и обманутым поклонником? Или тайным сообщником той, к кому явно испытывал сильные чувства?..
Я не понимала, чего хочет каждый из тех, кто был замешан в этом четырехугольнике. С трудом даже понимала, чего хочу сама. Знала лишь, что мне нужна свобода. Свобода от присутствия того, кто мне не принадлежал. Свобода от давящей атмосферы этого дома. Свобода от отношений, в которых ничего не значила и не решала.
По всему выходило, что Лев был моим единственным шансом. Но стоил ли того риск, сопряженный с этим человеком? Да, сейчас я была бесправной пленницей, но со мной, по крайней мере, была моя дочь. А что останется у меня в том случае, если этот побег не удастся?..
Ничего. Не будет даже смысла жить…
Я потерла лоб и устало взглянула на часы. Кирилл должен был скоро вернуться с работы. Что, если попытаться еще раз мирно договориться? Мы ведь цивилизованные люди! Возможно, он поостыл и сможет трезво взглянуть на вещи. Может, сумеет понять, что я не стану мешать ему видеться с дочерью. Или даже стал настолько одержим этой своей Юлей, что ему уже не нужна не только я, но и Лилиана.
Я думала об этом и сама не верила, что все получится разрешить миром. Но прежде, чем идти на отчаянные меры, я все же обязана была попробовать…
Впервые за последние дни я ждала его там же, где раньше – в гостиной, в которой верно встречала каждый вечер. Лили, умаявшись в попытках построить самую высокую башню, мирно уснула на моих коленях. А я сидела, слушая ее тихое дыхание и ожидая знакомых шагов…
И вот он пришел. В том, как зло, громко он ступал по паркету, ясно читалось владевшее им недовольство. Я внутренне подобралась, не зная, что меня ждет в следующий момент. Но точно не была готова к тому, что увидела.
Он вошел в гостиную и я с трудом узнала в нем всегда собранного и элегантного мужчину, в которого так глупо и безоглядно влюбилась. Он выглядел расхристанным: обычно строго уложенные волосы были растрепаны, галстук развязно болтался на шее, рубашка оказалась расстегнута, а на щеке…
На щеке алел след от чужой помады. И мне в этот миг стало отчетливо ясно, откуда он явился в таком виде.
Я смотрела на него, а внутри отвращение боролось с приступом боли. Одно дело знать, что тебя предали, что никогда не любили. Совсем другое, как оказалось, видеть это воочию. Созерцать чужие отметины на его теле, понимать, где были и что делали его губы…
До этого момента я не знала, что может быть еще больнее, чем уже было. Я не знала, что можно так дико, безумно ревновать. Так яростно ненавидеть…
Я смотрела за тем, как он подходит ближе. Как его глаза безотрывно следят за мной. Как полыхает взгляд таким знакомым огнем, теперь вызывающий лишь чувство омерзения…
– Хорошо, что ты здесь, – прохрипел он, на ходу откидывая развязанный галстук.
– Где ты был? – спросила, прекрасно зная ответ, но не в силах совладать с бурлящими внутри эмоциями.
Он не ответил. Лишь молча поднял с моих коленей Лилиану, потянулся, чтобы поцеловать дочь…
С неизвестно откуда взявшейся силой я вырвала малышку из его рук. Прошипела яростно:
– Не смей ее трогать! Не смей пачкать губами, которыми…
Картина того, как он целует другую – женщину с моим лицом! – показалась такой живой, такой ранящей, что я задохнулась от боли, не в силах договорить, лишь беспомощно согнулась пополам, словно это могло помочь, словно как-то могло успокоить спазм, сжавший все тело. И упустила момент, когда Кирилл вновь забрал Лили из моих рук, уложил ее, по-прежнему спящую, на диван, и рывком поднял с места меня – так, что моя грудь резко врезалась в его.
Я мгновенно попыталась отстраниться, но его пальцы тисками сжали мои бедра, удерживая на месте, а глаза – требовательно искали мои в неясном беспокойстве, каком-то молчаливом отчаянии.
– Пусти, – процедила сквозь зубы, но он лишь крепче впился пальцами в кожу, почти причиняя боль.
– Хочешь знать, где я был? – переспросил с издевкой в голосе.
– Мне это и так ясно!
– Да, – выдохнул он. – Я был у нее. Рассказать тебе, что я там делал?
Я снова дернулась, не в силах терпеть все это.
– Отпусти, – повторила почти жалобно.
Но он оставался непреклонен. Держал все так же крепко, заставляя против воли смотреть в его лицо, искаженное дикой мукой.
– Я хотел сравнить, – протянул он и столь же неторопливо его рука коснулась моей щеки, очертила линию подбородка… Он продолжил и голос при этом
