— Ах ты Господи, докука какая! — всплеснул руками архиепископ.
— Яша Булгаков, однокашник мой, доносит: турки-де готовятся напасть. Собирается войско, стягивают его к Адрианополю. Хотят во что бы то ни стало Крым отбить. Не могут смириться с тем, что он ноне под Россией. И вообще, известие о моем намерении идти походом на Константинополь дошло до них чрез иноземных послов, подозреваю — французского, и хотят они нас упредить.
— Что же будет, что же будет?! — продолжал кудахтать преосвященный.
— Известно что — война. Решительная. Должен я отобрать у турка Очаков, Измаил, Аккерман, Бендеры и иные крепости, дабы иметь широкий выход к морю и тыл наш обезопасить. Живот положу, а добьюсь своего. Он вон сколь много славянских земель отхватил, оплот и славу православия Византию поработил, храмы наши осквернил. Неужто оставить сие без возмездия?!
— Так-то оно так, — пробормотал Амвросий. — Однако же великое пролитие крови сулит сия война.
— Слышал, владыко, государыня одобряет мой план и дает мне полную свободу действий. Но я не начну, покамест турок не начнет. А он беспременно первым бросится, — убежденно проговорил Потемкин. — Уж учен, кажется, а все норовит укусить. Мне же передых нужен: флот достроить и довооружить, Севастополь укрепить, ибо оттоль все и начнется. Первоклассная крепость будет. И гавань тамошняя способна весь флот укрыть. Опять же армию собрать, дабы у нас не менее двухсот тыщ под ружьем было. Как ни тороплю, а все медлительно выходит.
— Господь с нами, — убежденно сказал Амвросий. — Под Христовым знаменем побьем басурмана.
— Аминь! — И Потемкин широко, размашисто перекрестился. — И да будет так!
Сквозь магический кристалл…
Ветвь пятая: февраль 1453 года
— Идут!
— Идут!
— Идут!
Дозорные на стенах, окружавших Константинополь, протяжными возгласами оповестили: показались передовые части турецкой армии.
Но еще прежде на глади Мраморного моря забелели паруса турецких кораблей. Флот врагов Христова имени был подобен бесчисленной стае чаек. Он поверг жителей города в трепет. Но решимость отстоять столицу оказалась сильней страха. Всю зиму они трудились на починке стен и расчистке рвов. На стены сбирались камни, дабы обрушить их на головы нападающих.
Был создан общественный арсенал. Все имевшееся оружие учтено и собрано в одном месте: оно было известно всем — и мужам и женам. Все, кто был в силах носить оружие и принять участие в обороне, знали свои участки, где им надлежало быть, когда начнется осада.
Все было так. Но когда сочли все резервы, вышло: недостает всего оружия, амуниции, припасов, даже камней. Да, камней. Посланцы императора Константина были срочно направлены во все концы христианского мира. Но они мало чего добились, хотя обещания были.
Генуя обещала прислать корабли пшеницы. Король Альфонс Арагонский разрешил закупить пшеницу в Сицилии. Венеция была потрясена судьбою галеры капитана Риццо, потопленной турками выстрелом из гигантской пушки. Сенат, собравшийся 19 февраля, решил: немедленно снарядить и отправить в осажденный город два корабля с четырьмястами солдатами и вдогон еще пятнадцать галер. Спустя пять дней сенат постановил ввести особый налог на купцов, торговавших с Левантом[29], дабы выручить деньги для помощи Константинополю. Тогда же были разосланы послания монархам христианских стран, где говорилось: Византия обречена на гибель, если ей не будет оказана немедленная помощь.
Однако, несмотря на таковой трезвон, венецианские суда все еще не вышли в море: власти и корабельные начальники не торопились.
Папа и кардиналы зашевелились. Николай V повел переговоры с Генуей о закупке оружия, провианта и снаряжения генуэзских кораблей.
Переговоры и туманные обещания — вот итог челобития христианским государям посланцев императора Константина. Европа, свободная от власти турок, затаилась и выжидала. Россия была слишком далеко и не отзывалась. Молчал и великий христианский воитель Янош Хуньяди[30], регент Венгрии. Казалось, он мог бы воспользоваться тем, что турки ослабили границу на Дунае, и ударить на них с севера. Но он был связан по рукам и ногам своим регентством: юный король Владислав V достиг зрелости и намеревался взять власть в свои руки.
Была надежда на генуэзскую колонию в Пере, находившуюся по другую сторону Золотого Рога. Когда в Перу переправился император Константин со своими приближенными, генуэзцы радушно встретили его и заверили, что придут на помощь. В начале февраля в город прибыл знаменитый генуэзский кондотьер Джованни Лонго с семьюстами воинами.
Но все это были капли в море. Когда передовые части турок явились под стенами, император приказал своему секретарю Франдзису переписать всех мужчин, способных носить оружие, не исключая и монахов. Было сочтено 4983 грека и около двух тысяч иностранцев.
Император повелел утаить итог переписи.
Глава пятая
Язык до Киева доведет
Мир необходим этой обширной империи; мы нуждаемся в населении, а не в опустошениях; заставьте кишеть народом наши обширныя пустыни, если это возможно; для достижения этого не думаю, чтобы полезно было заставлять наши нехристианския народности принимать нашу веру; многоженство более полезно для умножения населения; вот что касается внутренних дел. Что касается внешних дел, то мир гораздо скорее даст нам равновесие, нежели случайности войны, всегда разорительной.
Екатерина IIГолоса
Для Высочайшего Ея Императорского Величества по Днепру похода потребно на состоящие в Михайловском заливе суда в греблю солдат 1000 человек. Я покорнейше прошу ваше сиятельство приказать командировать оных из полков начальства вашего с пристойным числом обер- и унтер-офицеров, барабанщиков и флейтщиков без ружей и сум…
Потемкин — графу Румянцеву-Задунайскому, командующему 1-й армией
Вы имеете учинить строгим присмотром за гошпиталями и лазаретами. В рассуждении больных строго держаться моих предписаний, где наипаче всего чистота рекомендована…
Часто в гошпиталях не болезнь истребляет, но нужда… Гнусный прибыток — нажива на больных…
…Рабочие деньги раздать солдатам все по рукам и не терпеть, чтоб оныя лежали у полковых командиров, ибо сие есть собственность солдатская…
Потемкин — генералу графу де Бальмену
Нет, Вы не северное сияние — Вы самая блестящая звезда Севера, и никогда не бывало светила столь благодетельного. Все эти звезды заставили бы Дидро умереть с голоду. Он был гоним в своем отечестве, а Вы осыпали его своими милостями.
Вольтер — Екатерине II
Несмотря на стремление к миру, в чем меня здесь постоянно уверяют, опасность, грозящая Оттоманской империи, постоянно возрастает… Нам ни в коем случае не следует ослаблять бдительность турок в то время, когда Россия столь явно вооружает войска…
Сегюр — графу Шуазелю, новому министру иностранных дел
Если вы непременно хотите сохранить гнездо чумы и полагаете, что христианское государство или греческая республика будут менее благоприятствовать вашей торговле, чем своевольные и дикие мусульмане, то по крайней мере должны согласиться, что их нужно оттеснить к отдаленным и естественным границам во избежание беспрестанных набегов и войн.
Потемкин — Сегюру
Понимаю: вам нужен Очаков и Аккерман. Это все равно что требовать Константинополь. Объявите войну якобы во имя мира.
Сегюр — Потемкину
Вовсе нет. Но в случае войны мы возьмем то, что захотим. Да и без войны мы могли бы провозгласить независимость Молдавии и Валахии, освободив христиан от меча злодеев и грабителей.
Потемкин — Сегюру
Секретно… Молдавия — в великом страхе: слух — всех бояр и молдаван хотят турки истребить яко бунтовщиков в минувшей войне. Бояре день и ночь молятся о прибытии русских войск, волонтеры хотят перебежать… За десять верст живущий от Могилева на молдавской стороне боер Андроник Рудь говорит, что господарь молдавский секретно присягал с боярами: если увидят злонамерение турок, биться с ними до последней капли крови…
Тайный агент Георгий Дранчев — киевскому губернатору Ширкову
— Воистину язык до Киева доведет. — Екатерина улыбалась, она была в том ровном расположении духа, которое никак не могли омрачить мелкие дорожные неурядицы. То сломался полоз у кареты, в которой ехали ее статс-дамы, то ночью пришлось ехать в кромешной тьме: нерачительные исполнители губернских приказаний не распалили поленницы по сторонам дороги. По этой же причине эскорт сбился с пути и утонул в сугробах… — А мы по-прежнему станем препровождать досуги в болтовне, — продолжала она. — И чем изящней будет наша болтовня, тем быстрее пройдет время. Что вы предлагаете, господа? — обратилась она к иностранным министрам, к коим присоединился англичанин Фицгерберт, степенный и малоречивый, как все англичане.
