– Хорошая мысль, – одобрила Полина. – Вот ты этим и займешься.
– Почему я? – удивилась я.
– Потому что я завтра иду на работу, – пожала плечами Полина. – Я и так сегодня пропустила занятия.
Я хотела сказать, что заикнулась про институт просто так, что этим могут заняться и Жорины сотрудники, тем более, что он же велел нам больше не соваться в это дело, но Полина смотрела на меня таким взглядом, что я поняла, что если начну что-то возражать, то получу только обвинения в лени и ничего неделании.
Можно было бы, конечно, сказать, что на завтра я наметила уборку в квартире, но моя сестра в ответ на это заявление просто расхохоталась бы.
Правда, можно было привести один аргумент, что я и не замедлила сделать:
– А как же я оставлю свою квартиру незапертой?
– А что тут такого? – удивилась Полина.
– Так воры же на самом деле могут залезть!
– Да что у тебя брать-то! – пренебрежительно фыркнула сестра.
– У меня, между прочим, компьютер стоит! – обиженно ответила я. – Мой, можно сказать, кормилец!
– Давно ли он тебя кормил? – съязвила Полина.
– Мне, между прочим, за перепечатку должны заплатить, которую я взялась делать! – гордо сообщила я.
– Сделала? – усмехнулась сестра.
Я тут же вспомнила, что не сделала.
Нет, вот ведь язва! Это я про Полину. Ведь прекрасно знает, что мне некогда было этим заниматься, что я ее же выручала! И как можно быть такой бездушной?
По моему молчанию и надутому виду Полина поняла, что перепечатку я так и не закончила.
– Ладно, – сказала она вдруг, хлопнув меня по плечу. – Если вдруг и упрут твой рыдван, обещаю, что компенсирую тебе его стоимость. Хотя я очень сомневаюсь, что он кому-то нужен, кроме тебя!
Так, не вышло. Ну, зато компенсацию с Полины стребовать будет можно, если что. И то неплохо. А перепечатку все-таки надо закончить – там и осталось-то всего-ничего, чуть больше половины.
Ладно уж, съезжу я в этот институт – в конце концов, это не Большая Казачья, и там, по крайней мере, мне ничего не угрожает. В крайнем случае пошлют подальше, и все. А это лучше, чем презрительные упреки Полины.
– Так, значит, договорились? – зевая, переспросила Полина.
– Угу, – уныло подтвердила я.
– Ну, а теперь пошли спать, – скомандовала сестра. – Я, честно говоря, с ног валюсь…
Я хотела было попросить, не сбегает ли она в ларечек за малюсенькой бутылочкой вермута, потому что у меня разыгралась бессонница, а ближайшая аптека, где можно купить какое-нибудь снотворное, находится далеко – о сестре же забочусь! – но не решилась. Полина действительно еле стояла на ногах от усталости.
Я вспомнила, что ей пришлось перенести за последнее время, и постаралась убедить себя, что смогу уснуть и без снотворного. К тому же, зная Полину, могу с уверенностью утверждать – если бы она и согласилась мне помочь, то направилась бы в аптеку, а уж никак не в ларек, и приволокла бы мне димедрол. Вот он мне сдался!
Мы легли вместе все на той же куче тряпья, и я, уже со слипающимися веками подумала, что это вообще-то очень удобно – не нужно каждый день разбирать-убирать постель…
Утром Полина подняла меня в девять. И на том спасибо. Она еще раз напомнила мне, что я должна сегодня посетить педагогический институт, а сама она уезжает на работу.
– Завтрак на столе, – внушала она мне, а я кивала сквозь сон, пытаясь одновременно понять, как могла Полина в таких условиях приготовить завтрак и, главное, из чего?
Кроме того, сестра сказала, что после обеда позвонит мне, чтобы узнать о результатах. Это означало, что после ухода Полины мне не удастся коварно поспать еще хотя бы часочка два.
Когда за Полиной захлопнулась входная дверь, я вздохнула и поплелась в ванную умываться. Выйдя в кухню, я с удивлением обнаружила на столе тарелку, накрытую полотенцем. На тарелке лежало несколько бутербродов.
Подумав о том, что и от моей сестры иногда бывает польза, я с удовольствием смела все бутерброды, запила их водой из-под крана и стала собираться.
Краситься я даже не стала – так я выгляжу моложе и смогу сойти за приятельницу Катьки и Наташи.
Некоторая заминка вышла с одеждой – в этом хаосе невозможно было найти ничего подходящего. Окровавленная юбка так и плавала в тазу…
Черт, не надевать же вчерашний Полинин прикид!
Обшарив всю квартиру, я наконец-то выудила из-под дивана легкое платье, которое обладало замечательным свойством – оно практически не мялось – и надела его.
Теперь я смело могла отправляться в пединститут, что и сделала.
Сев в троллейбус, я быстро доехала до института и вошла в вестибюль. Только тут я сообразила, что не знаю, в какой группе учились Наташа и Катя. Чтобы выяснить это, пришлось подняться в деканат.
Там сидела молодая веснушчатая девчонка в очках и печатала на машинке какой-то текст.
– Здравствуйте, – поприветствовала я ее.
Девчонка рассеянно кивнула в ответ.
– Вы зачетку заверить? – спросила она. – Галины Григорьевны сегодня нет, я ее замещаю, так что могу это сделать, давайте, – она протянула руку.
– Нет-нет, я, если честно, по поводу Наташи Головачевой и Кати Зорянской, – честно сказала я.
– Ах, да, – лицо девчонки сразу помрачнело. – Мы уже в курсе. Такое горе! Кто бы мог подумать…
Мы помолчали.
– А вы, собственно, что хотели-то? – спросила наконец девчонка.
– Понимаете, я хотела поговорить с их одногруппниками – я сама дружила с обеими девочками – хотела попросить их, чтобы они не забывали о Наташе и Кате, чтобы, кто может, сходили на похороны (я понятия не имела, когда они состоятся), чтобы хоть иногда посещали их могилы, чтобы память о безвременно ушедших девочках жила в их сердцах, все-таки они учились вместе, бок о бок! – я несла эту речь очень прочувствованно, прижимая руки к груди и делая скорбное выражение лица.
Девчонка, видимо, отличалась сентиментальностью, поскольку понимающе кивала головой и даже, как мне показалось, чуть не расплакалась.
– Родителям их пусть пишут хоть раз в год! – продолжала я, – ведь для них-то какое горе!
– Да-да, – согласилась девчонка. – Конечно, вы правы. И мы их никогда не забудем – мы не забываем никого из студентов, учившихся в нашем вузе, – гордо подчеркнула она и встала. – Пойдемте, я вас провожу к их одногруппникам.
– Нет-нет, – замахала я руками. – Не стоит, у вас же работы много. Я и так вас отвлекла. Вы мне просто номер группы скажите, а я сама найду. – Двести пятнадцатая, – тут же сказала девушка.
– Спасибо вам огромное! – с чувством проговорила я, открывая дверь. – И не забывайте Катю с Наташей.
Девушка снова закивала, и выражение лица ее было таким, словно она давала клятву, что студентки Зорянская и Головачева теперь станут самым светлым пятном в ее жизни.
Выйдя из деканата, я подумала, что прямо вознесла обычных девчонок на пьедестал, сделала из них чуть ли не героинь, только потому, что они слишком рано умерли. А ведь они были всего лишь…
Но тут же одернула себя за подобные мысли. Кем бы они ни были, не мне их судить. А смерть в молодом возрасте – всегда трагедия. Поэтому и воспринимать их нужно просто как молодых, действительно безвременно погибших девчонок.
Спустившись вниз и остановившись перед расписанием, я увидела, что занятий у двести пятнадцатой группы сегодня нет, поскольку у них полным ходом идет сессия. Но зато я обнаружила, что сегодня должна была состояться консультация по диалектологии, зачет по которой студенты должны были сдавать завтра.
Их расписания следовало, что консультация начнется в двенадцать. Я посмотрела на настенные часы – времени было половина двенадцатого. Значит, сам бог велел подождать. Тем более, что самые сознательные студенты придут наверняка пораньше. Правда, я также понимала, что несознательные на какую-то консультацию не придут вообще, а таковых может оказаться гораздо больше, чем тех, кто всеми силами тянется к знаниям, но тем не менее решила подождать.
Я нашла двадцать первую аудиторию, в которой должна была проходить консультация, и встала у окошка, приготовившись запастись терпением.
Через некоторое время я увидела, что по лестнице, не отрывая глаз от учебника и шевеля беззвучно губами, поднимается молодая девушка, почти девочка. Она была маленького роста, пухленькая и розовощекая, и весь ее вид свидетельствовал о том, что она принадлежит к категории сознательных студентов.
Не обращая на меня внимания и продолжая читать учебник, она подошла ко мне и присела рядом на подоконник. Я даже не решилась прервать ее занятие, чтобы спросить, не из двести пятнадцатой ли она группы?
Пока я мучилась и ерзала на подоконнике, ломая голову, спросить или не спросить, по лестнице вихрем взлетела другая девчонка. У этой было очень милое жизнерадостное лицо, большие голубые глаза, вздернутый носик и задорные кудряшки, рассыпанные по плечам.
