Обвинение в антисемитизме смогло стать политической дубинкой именно потому, что смысл его сделали неуловимым — и наложили строжайшее табу на выяснение смысла. Поэтому обвинение в антисемитизме годится на все случаи, а сегодня прямо увязано с демократией и поднято на немыслимый уровень. Один из главных экспертов по русскому антисемитизму Д. Фурман задает формулу: “Разумеется, нельзя отрицать ни громадного вклада евреев в демократическое развитие всего мира и России, ни глубокой взаимосвязи борьбы за демократию с борьбой с антисемитизмом”. Как раньше классовая борьба, теперь борьба с антисемитами будет главным двигателем и содержанием истории человечества.
Этот странный крестовый поход создал очень широкий фронт и вовлекает все новые и новые группы людей. Вот в испанской газете статья: “Значит, и Альфонсо Х — антисемит?” О чем речь? В кафедральном соборе Вашингтона состоялся большой концерт испанских религиозных песнопений XII века. Тогда королем Кастилии был Альфонсо “Мудрый”, это было время удивительной веротерпимости между христианами, мусульманами и иудеями. Концерт состоял из песнопений всех трех религий. В одной из песен говорилось, как еврей убил ребенка и закопал у себя в погребе, и как народ совершил над ним самосуд.
“Лига против диффамации” обвинила организатора концерта (тоже еврея) в том, что он “стимулирует ненависть к евреям и насилие против них”. Каково ему было получить такой упрек! Он начал доказывать, что все-таки это песни XII века, что они не решились накладывать цензуру на такую старую вещь и заменять, как предлагалось, слово “еврей” на “еретик”, что подобные же обвинения есть в других песнях — против христиан и мавров. Куда там. Требуется именно цензура — на всю историю человечества и на религии.
Обвинения в антисемитизме Евангелия, о которых говорилось в прошлой статье, тоже не доморощенный плод наших философов. Недавно в США начали переходить на новый, “политически правильный” перевод Библии, из которой исключено упоминание о том, что Христос был распят иудеями, был, мол, распят, а кем и почему — неважно. Ну что священного остается в тексте после такой пошлой и конъюнктурной политической цензуры? И ведь действия в этой сфере — целая программа.
Другая группа литераторов и богословов в США переписывает Библию так, чтобы она звучала по-английски так же, как на древнееврейском, с той же музыкой и ритмом. В результате все имена в Ветхом и Новом Заветах звучат совершено иначе, чем привыкли христиане, и понять ничего невозможно. Руководитель этой работы говорит, что тем самым выполняется завет еврейского философа Мартина Бубера, который сказал в 1962 г.: “Люди должны читать Библию так, будто никогда в жизни ее не видели”. То есть христиане и вообще все культурные люди должны прервать духовную традицию, насчитывающую почти два тысячелетия, — начать с чистого листа.
Новая версия Пятикнижия Моисея была представлена 18 декабря 1995 г. в кафедральном соборе Нью-Йорка. Читали ее под музыку Гершвина и Генделя виднейшие поэты и артисты. Раввины одобрили: “Если бы Бог на Синае говорил по-английски, то звучало бы именно так”. Видимо, речь идет о действительно великолепной литературной работе, но ведь в “Нью-Йорк таймс” уже раздаются голоса, что именно эта элитарная версия Библии должна стать обязательным текстом в преподавании религии в США.
Каждый разумный и чуткий человек — за диалог культур, за их взаимное обогащение. Но тот напор, с которым сегодня вколачивают еврейское начало во все сферы общественной жизни, ничего хорошего не сулит. Особенно тревожит то, что еврейские деятели культуры, философы и историки, среди которых мы знаем и уважаем много умных и проницательных людей, молчат. Как воды в рот набрали. И молчат они вовсе не в нейтральной обстановке, а под демонстративное бряцание оружием авторитетных еврейских лидеров. Что значит в этих условиях молчание?
В политике кампания приобрела еще более радикальный характер. Года два назад министры внутренних дел и юстиции объединенной Европы установили, что уголовное право будет квалифицировать как преступление факт отрицания “Холокоста” — массового уничтожения евреев нацистами. Это — огромный, принципиальный поворот во всех представлениях о правовом обществе и гражданских правах. Не менее важный, нежели разрыв гражданского права с религией на заре Нового времени.
Ведь теперь впервые с тех пор уголовным преступлением становится не деяние и даже не высказывание против евреев, а всего лишь мнение относительно достоверности некоторого исторического события. Это — нечто совершенно неведомое в светской юриспруденции. Такое бывает лишь в теократическом праве, которое преследует за неверие. Ведь те потенциальные преступники, которые сомневаются в достоверности сведений о Холокосте, свидетелями его не были. Речь идет лишь о том, верят ли они или не верят тем сведениям, которые получают от историков и идеологов через книги, газеты и кино. И те, кто не верит, — теперь уголовный преступник.
Сразу возникает вопрос: зачем? Разве отрицание Холокоста стало значительным социальным явлением, которое требуется подавить силой уголовного права? Вовсе нет. Есть отдельные, совершенно ничтожные группки “классических неофашистов”, существующие, наверное, на субсидии спецслужб — но и они не отрицают Холокоста. В западной прессе я не встречал “отрицания” ни разу, совсем наоборот, редкий номер газеты обходится без напоминания. Однажды в 1989 г. был инцидент на ТВ Парижа — как раз устроили дебаты по этому вопросу, и один журналист “отрицал”. На него набросились коллеги-евреи и стали картинно бить его перед телекамерами. А ведущий заламывал руки, совсем как Любимов при драке Немцова с Жириновским. Но та сцена явно была подстроена ради сенсации. Зачем же вводить в законы норму, направленную против несуществующей социальной угрозы? Так не делают, если не хотят искусственно создать очаг напряженности и конфликтов вокруг проблемы — превратить ее из воображаемой в реальную.
Может, нам просто непонятна небывалая чувствительность евреев ко всему, что связано с Холокостом? Но вот телезрители, наблюдавшие сцену избиения “отрицавшего” Холокост журналиста, раскрывают газету и читают смачно изложенные перипетии большого скандала в Израиле — такого большого, что обсуждался в кнессете. Некий предприниматель Моше Яхолом объявил о продаже на аукционе в Тель-Авиве запасов мыла, изготовленного в немецких концлагерях из жира евреев. Начальную цену поставил по 200 долларов за кусок.
Поднялся шум — нет ли тут обмана. Эксперты засомневались: из того ли жира сделано мыло? Люди отдадут такие деньги — а если не из еврейского? Кончилось тем, что хозяин аукциона отменил распродажу. Но ведь никто не привлек жадного Моше Яхолома к уголовной ответственности. Почему же здесь деяние, которое можно считать профанацией памяти о Холокосте, вызывающее омерзение даже у посторонних людей, осуждается несравненно мягче, чем всего-навсего неверное мнение какого-нибудь малообразованного юнца в Финляндии, который сомневается в истории об уничтожении евреев нацистами?
И ведь эта кампания против антисемитизма идет не на уровне культуры, она воплощается в реальную политическую практику. Мне, например, несимпатичен Лех Валенса, но у меня остался неприятный осадок, когда его демонстративно вычеркнули из списка приглашенных в Берлин по случаю 50-летия со дня окончания Второй мировой войны — за два дня до торжеств! Ведь Польша была первой жертвой войны и нацией-героем сопротивления. И президенту Польши Германия отказала в приглашении за “антисемитизм” произнесенной накануне в Варшаве речи. В чем же выразился антисемитизм? В том, что Валенса упомянул о страданиях евреев в общем списке, наряду с поляками. Эти отрывки его речи потом перепечатывались в западных газетах, и комментаторы спорили, можно ли это считать антисемитизмом. Эксперты сомневались, а политики действовали.
Но ведь полякам тоже нацистами был объявлен геноцид. Само понятие геноцид было предложено в 1944 г. именно применительно к уничтожению поляков, а не евреев. Вот слова Гитлера в августе 1939 г.: “Я отдал приказ моим Отрядам Смерти умертвить без жалости всех женщин, мужчин и детей польской расы. Только так мы можем приобрести жизненное пространство, в котором нуждаемся”. И из поляков погиб каждый четвертый (как среди белорусов) — больше, чем погибло евреев. Почему же помянуть поляков наравне с евреями в речи президента Польши — немыслимое преступление? Ведь послать отказ уже приглашенному президенту суверенной страны — беспрецедентное в дипломатии событие.
После горбачевской перестройки в культурологию на Западе вошло понятие “общество спектакля”. Еще говорят “эпоха Тимишоары” — самый необычный спектакль, актерами которого был сделан целый народ, разыграли в Румынии в виде самосвержения режима Чаушеску. Нынешняя всемирная кампания по оживлению антисемитизма — часть большого спектакля. По многим репликам, жестам, мимике видно, что ставят этот спектакль люди недобрые, отягощенные темными комплексами и страстями. Ничего хорошего он человечеству не принесет. Как бы не пришлось потом сказать всем нам, как В. В. Розанов:
