– Согласны! – прокричали бароны, наконец-то не имевшие возражений.
– Верно! Верно! – громче всех кричал рыцарь де Шатильон, словно именно ему и никому иному должен был достаться трон.
– Итак, уважаемые бароны, государь с большим тщанием рассмотрел возможных претендентов на трон. Среди рыцарей, свободных от брака, наидостойнейшим признан им Ибелин из Рамы, пребывающий ныне в мусульманском плену. Саладин назначил за него немалый выкуп – восемьдесят тысяч бизантов. Государь намеревается переслать эти деньги по назначению, а после дать дозволение на брак рыцаря Ибелина из Рамы и Сибиллы Иерусалимской, вдовы Монферрат. Вопрос предлагается вашему рассмотрению.
В зале воцарилась глубокая тишина. Ибелин из Рамы? Жаль, что выбор пал на него… Каждый чувствует себя невольно обиженным, каждый рад бы сам жениться на принцессе или женить на ней сына, кровного родича… Только не очень ловко выкрикивать самого себя. Поднимут на смех… Так может, лучше чужого? По крайней мере, не будет над ними величаться никто из своих. Ни мне, ни тебе. Все рыцари останутся равными.
Все молчат и ищут зацепки для возражения. Нелегкое дело, ибо род Ибелинов воистину славен, это настоящий кладезь рыцарских добродетелей. Первые и в бою, и в совете. Опора короля, никогда его ни в чем не подводили. К тому же всем хорошо известно, что Балдуин Ибелин любит принцессу.
Останься среди них великий магистр, он наверняка нашел бы, к чему придраться, призвал бы на голову Ибелина громы и молнии – хотя бы ради того, чтобы позлить короля. За ним подняла бы крик добрая половина совета, все те, кому неохота низко кланяться Ибелину.
Но Одо де Сент-Аман отсутствовал. Королю внезапно подумалось, что князь Триполи нарочно затеял ссору с магистром, надеясь выгнать его из зала. В который раз дивится Балдуин IV политической изворотливости своего дядюшки. Предложение короля не встречает отпора. Первым выражает согласие Онуфрий де Торон, благородный старец. Жослен де Куртене зевает. Какое ему до всего этого дело? От скуки заговаривает с Боэмундом, князем Антиохийским, об охоте. Ренальд де Шатильон не выражает протеста. Ренальд из Сидона не скрывает удовольствия – Ибелин его друг. Ежели государь не возражает, он сам согласен отвезти сарацинам выкуп за Ибелина. Что ж, значит, все устроилось без дрязг. Остается получить согласие принцессы Сибиллы.
– Благодарю вас, достойные рыцари, – с довольным видом произнес король. – Да хранит Господь Святую землю! Мы сделали славный выбор. Ибелин из Рамы, я уверен, сумеет заместить погибшего Вильгельма де Монферрата по прозвищу Длинный Меч.
– Было бы совсем славно, кабы он сумел за него отомстить, – звучным голосом промолвил старый де Торон.
В наступившую тишину слова старца пали громко, точно камень в стоячую воду. Его уста во всеуслышание изрекли то, о чем давно уже думали многие рыцари. Несчастный случай, повлекший за собой смерть молодого принца, всем казался каким-то странным. Не каждый день рушатся скалы. Так случайно ли завернул Монферрат в то ущелье, где в засаде его поджидала внезапная смерть?…
– Подобное уже было! – выкрикнул Жерар д'Авесн. – Помните, некоторое время назад вот так же тайком убили сенешаля де Милли? Убийцу сыскать не удалось…
– Я его сыщу и отомщу за покойного, – пообещал Ренальд де Шатильон. – А вдову сенешаля, ежели государь не возражает, я возьму в жены.
– У меня нет права возражать, – сухо ответил король.
Доброе расположение духа сразу покинуло его. Бледное лицо стало более угрюмым. Ренальд де Шатильон, женившись на Стефании де Милли, станет владетелем Заиордании. Засядет в крепости Кир-Моав, нависшей над границей… Но как же этому помешать?
Король бросает многозначительный взгляд на князя Триполи. Тот нервно подергивает себя за ус.
Архиепископ Тирский склонил голову на грудь. Не знает, радоваться тому, что таинством брака искупится давний плотский грех – ведомо всем, что рыцарь де Шатильон был любовником Стефании де Милли, – или же ужасаться будущему союзу, отдающему в руки строптивого драчуна наиглавнейшую в королевстве твердыню. Да хранит Господь Святую землю!
Раймонд III как ни в чем не бывало вернулся к прерванному разговору:
– Поверить невозможно в то, что Монферрат погиб волей случая. Исмаилиты, на коих привыкли мы сваливать все, чего прояснить не умеем, тоже тут ни при чем. Синан, Старец с Гор, с Саладином в войне, стало быть ему нас ослаблять нет никакой корысти. Не он. Тогда кто же? Сколько я ни ломаю над этим голову, не могу догадаться…
Епископ из Вифлеема Обер, ни разу еще голоса не подавший и весь совет просидевший с видом задумчивым и даже отсутствующим, вдруг очнулся и робко промолвил:
– Дозвольте и мне, благородные рыцари, сказать кое-что. Хоть и негоже говорить о таковых сквернах при благочестивейших наших гостях из-за моря, да делать нечего… Кто тайком убивает? Кто зло чинит непрестанно? Ясно кто: сатана. Крутится, крутится он вокруг нас, по следам его я узнаю его…
– Да хранит Господь Святую землю! О чем это вы, ваше преосвященство?!
– О том я, о чем все мы ведаем, а говорить не дерзаем… Давно уже чудится мне, будто под сенью наших святынь свило себе гнездо нечестивое братство, строят тайные козни приспешники зла… Возросли, возросли плевелы от семян, посеянных враждолюбцем… От сего братства соблазн идет, и многие злом прельщаются… Странно вымолвить, благородные рыцари, но завелись среди нас чтители Симона-мага и Чернокнижника Марка, иные же превозносят Каина, братоубийцу, иные поклоняются змею, подобно офитам [9]… Позабыли о страхе Божием… В стенах Града Святого ширится зловерие, а дьявол радуется…
Благостного старичка выслушали с большим вниманием, не особо, впрочем, вникая в темные глубины его речи. Некоторые, однако, принялись креститься, тревожно озираясь по сторонам.
Жослен де Куртене, разразившись веселым смехом, воскликнул:
– Среди нас если кто и подружился с сатаной, так это уж точно Сент-Аман. Вот у кого прорва нечестивого золота: сколько ни швыряет, все не убывает!
– Неужто? – радостно откликнулся Ренальд из Сидона. – Я немедля готов записаться в братство, снабжающее неубывным золотом. Ваше преосвященство, не могли бы вы объяснить подробнее, как это делается?
Старичок огорченно вздохнул и погрузился в прежнюю думу. Шутник весело повел на него глазами.
– Не хочет выдать соблазнительной тайны. А мне позарез нужно стать приспешником зла…
Архиепископ, расстроенный общим легкомыслием, осадил весельчака:
– Перестаньте кощунствовать, благородный рыцарь, накличете темные силы, а они и так уже слишком близко…
Король поднялся уже, чтобы покинуть собрание, но епископ из Бовэ, благообразного вида муж с искаженным тревогой лицом, умоляюще воздел кверху обе руки.
– Государь, дозвольте и мне сказать свое слово. Весь совет я сидел, снедаемый жестоким недоумением, но не смея вопросить об одном деле… Но коли уж епископ Обер…
– Спрашивайте, ваше преосвященство, без стеснения.
Балдуин снова занял свое место. Лазариты, приблизившись было, чтобы свести короля с помоста, опять отошли вглубь зала. Все с любопытством глядели на чужого епископа, который, с трудом одолев свою робость, чуть ли не с плачем заговорил:
– Государь! Благородные господа бароны! Не достанет слов описать, с каким чувством спешили мы к вам, стражам Святого Гроба… Вы нам мнились архангелами, приставленными к раю земному… А прибывши сюда, очам своим перестал я верить. Тяжко, тяжко… Дома и рассказывать не посмею, чего я тут наслушался и навидался… Но в наихудшее не могу поверить… В голову не вмещается… Посему и решился я вопросить самого государя и благородный совет… По-христиански, по-рыцарски ответьте мне, правдив ли дошедший до меня слух, или же сие навет злобный?
– Какой слух, ваше преосвященство? Говорите яснее, и мы ответим по-рыцарски.
Епископ снова заломил руки. Слова застревали у него в горле.
– Сейчас, сейчас скажу… Вы же на мой вопрос не гневайтесь… Что вы нехристями не гнушаетесь, то я и сам с прискорбием наблюдал, в Иерусалиме их полным-полно… Но ходит слух, что в одном городе, городе… названия не помню…
– Сен-Жан д'Акр, – подсказал ему де Туар.
– Именно, Сен-Жан д'Акр! Так вот, будто бы в этом городе храм и мечеть, святыня христианская и языческое капище, местятся под одной крышей!
Горестно заслонив лицо ладонями, епископ ожидал ответа.
– Это правда, – смертельно усталым голосом ответил король. – Князь Триполи растолкует вам, в чем дело.
– Правда? – всхлипнул епископ из Бовэ. – Правда?
Он в отчаянии обратил свой взор на присутствующих духовных лиц. Все молчали. Раймунд заговорил обычным своим уверенным голосом.
– Успокойтесь, ваше преосвященство! Прибывшему из далекого края зачастую трудно бывает уразуметь вещи для нас вполне очевидные. С магометанами находимся мы в постоянной войне. Замиримся на два-три года, потом десять лет воюем. На войне же бывает по-разному, то одни берут верх, то другие, когда как. Некоторые города, в первый черед приморские, то и дело переходят из рук в руки. Посему установлен нами такой порядок: за изъятием Иерусалима, где иных святынь, кроме христианских, быть не может, оставляем мы в каждом городе по одной мечети, дабы мусульманам было где справлять свои службы. Соответственно и враги наши, когда нам изменяет удача и города переходят к ним, храмов наших не рушат и не возбраняют христианам молиться. Так уж у нас повелось… В городе Сен-Жан д'Акр мечетей нет, все спалены во время штурма, храм же весьма велик, к тому же из мечети и переделан. Вот я и выделил мусульманам один придел, с особым входом – христиане с сарацинами отнюдь не сталкиваются и вреда друг другу не учиняют… Мы по справедливости поступили, и Господь нам сего в вину не поставит…
