— Два года назад… — с такой физиономией как у Миши, обычно ходят исповедоваться. Тогда я ещё и не предполагала, что сей трепетный момент наступил, но все равно повела себя максимально участливой: перестала сморкаться в платок, чтобы засвидетельствовать своё внимание. — Я возвращался с аэропорта. Даже не успел покинуть терминал, как ты стала названивать и просить улететь в Сочи на новогодние праздники. Ты не затыкалась пока я ехал. Звонила каждые пятнадцать минут, то отель не хорош, то район ущербный. Ты лепетала, лепетала и ни разу не спросила как я слетал, устал ли я. Меня это так выбесило, я аж скорость скинул, чтобы не вылететь навстречку. Мчался с одним желанием: приехать и заткнуть тебя, чтобы ты больше не болтала про эти праздники, чтобы не спрашивала сколько мы можем потратить.
Он усмехнулся сам себе. Я молчала, все ещё не понимая к чему он это рассказывает.
— Она голосовала на трассе. Сломалась машина. Как-то захотелось себя героем почувствовать… Я остановился, пошаманил, вызвал эвакуатор. Машину забрали, а ее я докинул до дома. Она так извинялась, благодарила, у меня словно крылья выросли. Смотри ведь, сам себе говорил, тобой восхищаются, а дома только ноют и требуют денег. Признаться, последнее время, Алис, я себя банкоматом ощущал. Ты не подумай, я ж понимал, что все это для нас, не для тебя лично, а для нас. Но как-то резко осознал, что я тебе не нужен. А там был нужен. Она встречала меня всегда с улыбкой, трепетала, хвалила… Но это после. А тогда, вот чего тебе так присралась та поездка в Сочи? Ведь мы ничего особо не делали, разве что, в том отеле я с подрядчиком познакомился…
Вот так я сама выстелила своими добрыми намерениями тропинку в ад. Истерика хотела зайти на новый вираж, прорвавшись смехом, но я сдержалась.
— Вот именно, Миш, там ты познакомился с подрядчиком, — гнусаво проронила я, поймав недоуменный взгляд Рубенского.
— Что ты имеешь ввиду?
— Конец года, — слова хрипло выскальзывали, как нитка у неумелой пряхи, — ты весь дёрганный, у вас нет подрядчика, а сроки горят. Я перестала тебя видеть. Ты вечно пропадал на работе, по командировкам. Папку с документами я нашла случайно, прочитала. Выписала три перспективных фамилии и полезла в сеть. Выяснила, что жена одного, достаточно известная для нашего города, блогер, подписалась на неё. Стала наблюдать. Потом она выкинула сториз, что вот муж молодец, на праздники летят в Сочи в шикарный отель. Я возьми и напиши, что мол круто, мы тоже туда летим как раз. Завязалась беседа. Подружились. Договорились пересечься. Тут я стала тебя уговаривать…
— Встреча была не случайной… — закончил супруг. — А чего ты молчала-то? Почему сразу не объяснила?
— Ты бы отказался, — пожала плечами. — Ты итак бесишься, когда я нос сую в твои дела, а тут вообще катаклизм. Ты не умеешь принимать помощь, даже от союзников.
Мы молчали. Он признавал, что я права. Слишком уж Миша ревностно относиться к своей мужской состоятельности, а тут я с помощью.
— То есть твоя измена была следствием того, что я пыталась помочь? — риторически спросила я еловую рощу. — Печально то как…
Истерика сменилась апатией. Я стала безразлична и холодна. Миша отвёз меня домой. С того момента мы не виделись. Каждый со своими мыслями и разочарованиями.
Поскольку родители до сих пор не приняли моего развода, мама при каждом удобном случае старалась просветить меня на счёт личной жизни бывшего мужа. Через полгода, не дождавшись от меня реакции, она устала и сменила тактику на дрель. Родительница сверлила мне мозги тем, что я разведёнка без ребёнка с нищенской зарплатой и вообще «часики тик-так». Я закатывала глаза, как и рукава, повыше в надежде разглядеть свой мозг и осталась глуха к ее подначкам. Тогда внимание переключилось на младшую дочь, на что Вероника ехидно предлагала матери родить ещё одного ребёнка, чтобы сил не оставалось на контроль двух старших. На неё обижались, но через неделю заводили новую песню.
Жизнь за прошедший год не сильно лавировала кризисами, не смотря на паскудненькое его начало. Я обживалась в квартире, коллективе и общедомовом чате. Местами бесила людей, особенно в соседской группе: на дурацкое предложение упразднить статус уборщицы в подъезде, порекомендовала инициатору взвалить на себя этот труд. Меня лишили возможности отправлять сообщения на три месяца. В принципе, я не сильно расстроилась, ибо знала злопамятную корову в лицо и каждое утро спрашивала как скоро она вступит в должность.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Друзья, а именно Олеся оказала нереальную поддержку, прям как в парном катании на льду. Она оказалась не беременна, просто селёдка была очень вкусная, поэтому дурить мы продолжали вместе. На мое день рождения свалили на Кипр. Толик проявил чудеса толерантности и не возражал. Его принятие бабской дружбы, как мирового потрясения, было достойно аплодисментов.
Сбоку от меня кто-то экзальтированно охнул. Я оторвалась от воспоминаний и перевела взгляд на худосочную брюнетку, что залипла на картине под названием «Балерина». В этом ванильно-розовом пятне я узнавала детскую отрыжку скитлсом, но не Лебединое озеро. Решив, что все-таки современное искусство это не мое, я засобиралась домой. Последний выходной подходит к концу, а у меня дома ещё Ириска не выгуляна.
В фойе вывалилась стайка каких-то одухотворённых личностей. Она трещали о метафорическом значении произведения, синопсисе и аллюзии. Надеюсь последнее не венерическое. Уже застегнув пальто и завязав пояс, я ощутила прикосновение к плечу и вопрос:
— Алиса? Рубенская?
Я медленно обернулась, словно сапёр на бочке с порохом. Взглянула на русоволосого мужчину в очках.
— Уже год как Дальнозерова, Вась.
Спиридонов изменился. Сильно. Разительно.
И дело было не во внешности, которая сейчас была достаточно привлекательной: уложенные волосы, дорогие очки, рубашка с расстегнутым воротом и потёртые джинсы, которые выглядели круче, чем официальный костюм. Дело было… Не знаю! Взгляд. Он перестал быть робким и зашуганным, в нем читалась насмешка над всем этим миром и легкое пренебрежение. В осанке. Ханурик сейчас держался настолько статно, что я все ещё не верила своим глазам. Движения, тембр голоса, повадки. Как будто он нехило так прокачал свой скилл.
Я хлопала ресницами, как тургеневская барышня. Просто засмотрелась, не иначе. Не каждый день заморыш в человека превращается.
— Ты изменилась… — он мягко улыбается левым уголком губ, засовывает руки в карманы джинс и тоже чувствует себя странно. — Ты тоже, — я копирую его улыбку, добавив ноток благодушия. Вот и о чем с ним говорить? Зачем он меня окликнул? Так и будем стоять как два школьника за гаражами с сигаретами, затравлено озираясь?
— С выставки? — он всматривался в меня, словно не год прошёл, а лет пять. Я запоздало вспоминаю, что мои длинные волосы стали короче, прям до лопаток, привычные треники и пуховики, которые мне так нравились прошлой зимой, сменило строгое пальто и милая шерстяная беретка.
— Да… И ты?
— А у меня здесь обучение писательскому делу, — он неопределённо кивает в сторону стайки галдящих ребят с аллюзией.
— Тоже учишься?
— Эм… — он приподнимает бровь. — Правильнее будет сказать — учу.
Мои брови всколыхнули морщины на лбу и устремились к волосам.
— Слушай, давай по кофе? — зачем-то предлагает он. А я зачем-то соглашаюсь.
Глава 13
Мне снилась какая-то жесть.
Я стояла в загсе, полностью в скорбном наряде невесты, фата закрывала весь обзор. Я дергала головой, как эпилептик, пытаясь сбросить тряпку с лица. Руки мои были стиснуты в жёстких мужских ладонях. Обладателя конечностей я разглядеть не могла. Нервничала от истеричных воплей матушки, что наконец-то ее дитятко образумилось. Сбоку на одной ноте подвывала тетка, не понять, то ли оплакивала, то ли радовалась. Вероничка трубно высморкалась в платок, что и стало отправной точкой моего бунта. Я потянула на себя руки, мне их не отдали. Дёрнулась назад, копируя Джулию Робертс из «Сбежавшей невесты», мужчина шагнул ко мне. Заорать тоже не получалось, словно кружевная занавеска сжирала все звуки изнутри. А вот снаружи…
