— Расстегнуты, — поправила я.
— Да, расстегнуты. Тела лежали возле стены, парадные везде узкие. И здесь, видишь не разгуляешься. Вот я и прикинул: злодей же нагибался к телу, значит, когда вставал, мог опереться рукой о стену.
— Логично. А в тех парадных ты смотрел, было что-нибудь на стенах?
— Ну, натурально. И в одной, и в другой стены в принципе не залапанные, это и понятно, стена не дверь, за нее хвататься нужды нет. Но и там, и сям я снял по ладони.
— Все-таки были отпечатки? — Я подпрыгнула.
— Были, — медленно кивнул Гена. — Достаточно хорошие, свеженькие. И, похоже, везде правая ладонь. Ну что, здесь посмотрим? Помнишь, где тело лежало?
Я вытащила из папки несколько листков бумаги — уголовное дело по факту причинения тяжкого вреда здоровью гражданина Селько. По показаниям врача “скорой помощи” и жильца дома, обнаружившего тело, потерпевший был найден лежавшим ногами к двери. Ударил его, по всему выходило, кто-то, кто вошел вслед за ним в парадную; он упал ничком, а нападавший потом перевернул его на спину — наверное, для того, чтобы расстегнуть брюки. По крайней мере, расположение и конфигурация мазков крови на полу парадной, еще не затоптанных до конца, позволяли сделать такой вывод.
Мы определили участок стены, вдоль которой лежало тело, и очертили воображаемые границы поверхности, которую предстояло обработать.
Гена достал фонарик, посветил на стену сбоку, что-то увидел в косопадающем свете, удовлетворенно хмыкнул и принялся за дело. Открыв свой экспертный чемодан, он долго выбирал, каким порошком воспользоваться, наконец, извлек нужный пакетик и стал методично наносить порошок на стену парадной. Я присела в стороне на ступеньку, подстелив чистый бланк протокола осмотра, и стала заполнять другой бланк, описывая, как выглядит парадная, и что и где мы ищем. Гена с кисточкой в руках сначала насвистывал, потом замолк и поинтересовался у меня:
— Как у тебя с доктором, все тип-топ?
— А что это ты спрашиваешь?
— Ну раз он у тебя ночует, значит, все тип-топ?
— Гена, уж от тебя-то я не ожидала, — простонала я. — Из моей спальни что, прямая трансляция в дежурную часть РУВД?
— Извини, я не думал, что тебе неприятен мой вопрос. Ты же знаешь, мы все за тебя переживаем.
— Мне просто интересно, как быстро распространяются сплетни в милицейской среде?
— На милицейскую среду зря грешишь, — возразил Гена, продолжая водить кисточкой по стене. — Поскольку я про этот радостный факт узнал от прокуратурского следователя Горчакова.
На это я только бессильно скрипнула зубами. И мужики еще осмеливаются что-то вякать про женское пристрастие к перемыванию косточек. На себя бы посмотрели!
Хлопнула дверь, в парадную вошла молодая женщина с ребенком на руках. Она подозрительно оглядела нас, но отважно прошла мимо. От сквозняка меня с ног до головы обсыпало излишками порошка, которым Гена припудрил стену. Я машинально провела рукой по лицу и взвыла от боли, задев свою шишку. Гена на мой вой обернулся, посерьезнел, видимо, я так от боли переменилась в лице, и, бросив свой инструмент, принялся оказывать мне помощь: достав из экспертного чемодана какой-то флакончик, брызнул из него на марлечку и аккуратно протер мне лицо.
— Что это? — спросила я, проморгавшись. — Я в жабу не превращусь?
— Наоборот, — меланхолично ответил Федорчук, — как раз превратишься в принцессу.
— Спасибо, добрый волшебник, — пробормотала я, доставая из сумки пудреницу и рассматривая, в кого же я превратилась.
— Это еще что, — успокоил меня Федорчук, внимательно наблюдавший за моими ужимками перед зеркалом. — Помнишь, был случай, когда медик на берегу реки осматривал труп не первой свежести. Залез в это гнилье по локоть, а потом перчатку резиновую содрал с руки и бросил в реку, но промахнулся и попал прямо в лицо следователю. Ему было хуже, я тебя уверяю.
— Чего тут помнить, это было практически при мне.
— Но это была не ты? — Гена прищурился, всматриваясь в мое лицо, как будто пытаясь найти на нем следы трупной гнили.
— Это была я и как раз тогда превратилась в жабу.
— Да ладно, это была не ты.
— Не я, не я.
— Слушай, — Гена не мог оторвать глаз от моей шишки, — а это задержанный тебя так приложил? Ногой, что ли?
— Нет, это я стала биться головой о батарею, когда он сбежал.
— Но его же поймали?
— Поймали, и в землю закопали, и надпись написали, — пробормотала я, переворачивая страницу протокола.
— Слушай, а он правда киллер? Профи?
— Ах, Геночка, хотела бы я это знать. Он вообще не установлен у нас. Ни имени, ни фамилии.
— А как будешь устанавливать?
— Ну как… Сначала дактилоскопируем, отпечатки зашлем в информационный центр, в Москву.
— Потом?
— Потом… — Я задумалась. — Вот была бы у нас развита генная дактилоскопия… Всего-то надо: у каждого гражданина раз в жизни взять капельку крови в банк генетических данных. Взяли, обработали, получили генную информацию, занесли в компьютер — и все дела. На месте происшествия изымаем кровь, или сперму, или волос преступника, проводим генетическое исследование, закладываем данные в компьютер — а на выходе имеем фамилию, имя-отчество и адрес.
— Вот размечталась, — фыркнул Гена. — Да у нас дактилоскопирование поголовное не могут наладить, а ты про генетику.
— Понимаешь, дактилоскопирование чревато нарушениями прав человека.
— Интересно, каким это образом? — Гена устал распылять по стене порошок, смахнул со лба пот и присел рядом на ступеньку.
— Помнишь, довольно давно у нас в Питере было несколько “глухих” изнасилований школьниц? Опера нашли парня, по приметам похожего, и его вроде бы негласно опознала одна из потерпевших. Парень, естественно, все отрицал. А других доказательств не было. Тогда добрый эксперт-криминалист пообещал помочь. Парня отвели в столовую, дали ему попить компотику, а стакан потом отнесли эксперту. Эксперт снял на пленочку отпечаток пальца подозреваемого, со стакана из-под компота, и перенес этот отпечаток на стакан, изъятый с места происшествия, которого касался преступник. А потом написал заключение экспертизы — мол, на стакане с места происшествия обнаружен след пальца руки подозреваемого.
— Ну и что?
— А то, что парень просидел месяца два под стражей, пока не выяснили, что изнасилования повторяются. Потом задержали настоящего преступника.
— А эксперт?
— Эксперта привлекли к уголовной ответственности. Оказалось, он давно так помогал операм.
— Вот сука!
— А он так и не понял, в чем провинился. Я же, говорит, хотел, чтобы преступники сидели в тюрьме, помогал правосудию. Так вот, я к тому, что с генетической информацией так сделать нельзя. Эту каплю крови ты никуда не подсунешь, да ее и вообще можно уничтожить после обработки. Остается только компьютерная информация, с помощью которой невозможно будет фальсифицировать доказательства.
— А ты представляешь, сколько это будет стоить? Генетика же дорогая экспертиза.
— Геночка, государству это будет стоить не дороже того, что я потрачу на установление личности моего киллера дедовскими методами. На запросы в разные места, на командировки, на всякие экспертизы, на судебные издержки в итоге уйдет гораздо больше денег и, что характерно, времени. А ты же знаешь, время работает на преступника и против следователя.
— Да, было бы классно, — помечтал и Гена тоже. — А отчего ж тогда не вводят всеобщую генетическую регистрацию?
— А отчего люди не летают, как птицы?
— Что, мы с тобой до этого не доживем? Я вздохнула:
— До зарплаты бы дожить. Ладно, Гена, давай заканчивать. Что там у нас получается?
— Сейчас увидим. — Он встал и подошел к обработанному порошком участку стены. — Вот она, ладошка, и довольно приличная. Сейчас я ее откопирую, и ты получишь доказательство. Ну, за неимением генетической экспертизы…
— Главное, чтобы было ее к кому приложить, эту ладошку, — заметила я.
— Тоже верно. Ну, зови понятых.
Пока разбуженный моим звонком дядечка одевался и собирал жену для подписания протокола, я поинтересовалась у Гены, не он ли исследует пистолет по вчерашнему убийству.
— Нет, Горчаков пистолет мне отдал на пальчики, я отпечатки снял, а на баллистику отправил в Экспертно-криминалистическое управление. “Беретта”, калибр 9 мм.
— А чье производство?
— Вообще это итальянский пистолет, но производится по всему миру. Есть даже наши варианты.
— А этот-то конкретно чей?
— Эта “беретточка” итальянская, правда, есть в ней одна странность… Я потом сформулирую…
— Раз она импортная, значит, когда-то ввозилась партия.
— Почему? Могли и один пистолет провезти, мало ли.
— Но это я никак не проверю. Значит, надо проверить то, что возможно проверить. Слушай, Гена, а есть где-нибудь сведения о том, когда и где изымались пистолеты такого типа? У нее же есть серийный номер, какие-то знаки принадлежности к партии?
