При последних словах миниатюрная ножка как-то возмущенно дернулась.
— Да ты что? — издевательским голоском протянула она. — Несчастные женщины. Их не тошнило после контактов с тобой?
— Ни разу, — засмеялся Павел. — Они умели отключать обоняние. Ты закончила?
— Да. — Катя завозилась, натягивая джинсы. Смущенная мордашка выглянула из-за косяка. — Ты удалишь мою ночную вазу?
— Ни за что, — помотал он головой. — Ты не Екатерина Вторая, чтобы гвардейцы выносили за тобой ночные вазы. Отнеси в сени и поставь под дверь.
Он насмешливо смотрел, как она выполняет поручение. Протащилась с ношей в сени, он отправился за ней, чтобы проследить. Поставив бак, Катя навострила уши. Он тоже подобрался. Большая удача, что они оказались в сенях именно в этот момент. Из комнаты могли и не услышать. Различался отдаленный рокот мотора. Судя по насыщенности звука, издавала его не убогая легковушка деревенской прописки. Похоже, с улицы Выставочной в районе пруда разворачивался мощный грузовик. Съежилось сердце. Вот и начинается, давно уже пора… Он схватил Катю за руку, хотя она и не делала попыток вырваться на свободу. Она уставилась на него со страхом, задрожало, сморщилось симпатичное личико. Лишних слов уже не требовалось. Он потащил ее в горницу, приказал сидеть на софе, а сам приклеился к окну. А чтобы не сбежала, взял за шиворот, проигнорировав негодующее урчание. «Рабочий полдень» чем-то знаменовался. Похоже, спецназ подогнали из самой Белокаменной, иначе чего бы они так долго возились? С этими нужно ухо востро, это не простоватые служаки майора Плакуна, с которыми он разделался без особых физических затрат. Все верно, на месте происшествия должны работать специалисты. Сердце ударно трудилось, гоняя кровь по организму. В щель между шторами и рамой виднелся кусок дороги между оградами, крыша сарая, залитая гудроном. Накрапывал дождик, раскисала проезжая часть. Мотор уже не рокотал, значит, машина остановилась. Судя по звуку, это был «Урал», отлично работающий в условиях бездорожья. Из палисадника на другой стороне дороги вылупилась общипанная курица — пробралась под брусом, едва не сплющившись под ним, гордо распрямилась, замахала куцыми крыльями. И вдруг стремглав побежала обратно, а улица наполнилась шумом. Со стороны пруда бежали не меньше дюжины бойцов при полной амуниции. Они протопали мимо, размеренно дыша, позвякивало железо. Стих шум. Павел сплющил нос, но больше ничего не видел. Появилась пища для размышлений. У пруда, в начале улицы Салуяна, встал вместительный «Урал», часть бойцов проследовала в другой конец улицы, чтобы заблокировать околицу. Значит, начинается долгожданная зачистка. Будут идти по домам, обшаривать участки, сжимать кольцо. Уже идут… Чуткое ухо уловило возмущенные крики в глубине деревни — кому-то из местных не понравилось, что в дом без приглашения врываются вооруженные люди…
— Прячемся, Катюша… — возвестил Павел. — В погреб, за перегородку — нравится тебе это или нет… Ты ничем не рискуешь, ты заложница, у тебя нет другого выбора…
Но прежде чем забраться в нору, нужно сделать кучу дел! Разблокировать входную дверь, на ключ не запирать, убрать лопаты, мешки, удалить из горницы все «компрометирующие материалы», включая автомат, бинты и ранец бродяги. Проветрить помещение. Женское хозяйство — в сумочку, оставить ее на столе, пакет с едой — рядом с сумочкой. Катину куртку цвета карамельки — на крючок на видном месте, чтобы сразу заметили. Она испуганно смотрела, как бородатый мужчина, словно метеор, носится по дому. Он подлетел к ней с горящими глазами:
— Чего стоим? Ботиночки городские снимай.
— Зачем?
— А ты догадайся. Ясно, что дом не пустует — «Хонда», прочие приметы. А куда ты ушла? Неважно, погулять вышла. Законом не возбраняется. Покушала, переоделась, переобулась, коньячка хлобыстнула и пошла тусить по деревне. Ну, извини, ничего другого придумать не могу. Пусть ботинки твои под порогом стоят.
Лучше бы она сразу умерла, чем терпеть такие надругательства! Босиком, без куртки, в темноту, в холод! Он держал ее за руки, а она висела над пропастью, отыскивала коленом край площадки, а когда нащупала и полезла в нишу, еще и протаранила лбом заплесневелую банку. Пространства для маневра не было никакого. Она билась головой, царапала колени. За ней полез этот чертов бродяга, и жизнь превратилась в сущий ад! Стало тесно, как в гробу. Он что-то двигал, проталкивал ее вперед, хватаясь за самые интимные ее места. Она лежала частично на кирпичах, частично на голой земле — в узком пространстве высотой не больше полуметра — между фундаментом и непосредственно домом. Павел зажег фонарь. Хоть что-то стало видно. Лучше бы не видела! Грязь, земля, бетонные опоры. Вонь невыносимая. А когда что-то мерзко пропищало и пробежало по ноге, сердце окончательно заледенело и встало. ЧТО это пропищало и пробежало?! Она отвернулась, сжалась в комочек, а беглый преступник за ее спиной гремел щитами, кирпичами, досками, заделывая пролом в загородке. Размеренно сипя, он подтягивал тяжелый брус — собираясь подпереть им собранную конструкцию. Он выключил фонарь. Настала тишина — все необходимые мероприятия завершились.
— Ты здесь? — Он толкнул ее локтем. А она подумала: вот же странно. В темноте, когда не видно его лица и того, во что он одет, у него вполне располагающий голос. Даже где-то чувственный и сексуальный.
— Я умерла, — буркнула Катя.
— Отлично, — обрадовался он. — Думаю, мы здесь не задержимся. Либо нас поймают, либо пронесет. Молись.
— Не умею.
— Какое совпадение, я тоже. Слушай, ты не могла бы повернуться ко мне лицом? А то уперлась своей попой, как будто мы не знакомы.
— Издеваешься?
— Прости, не подумал…
И все же она повернулась к нему — когда под носом снова что-то пробежало и хвостиком махнуло. Ее едва не вырвало. Она заткнула кулачком рот, заскулила, уткнулась лбом ему в спину. От спины не так воняло, как от «передней части». А наверху между тем происходили события. Топот по дороге — с одной стороны, топот с огорода. Из убежища под полом все прекрасно было слышно. Спецназ не спал, одновременно проверялись несколько домовладений. И действовали парни, похоже, жестко. Строения и огороды зачищались параллельно. Удар по калитке, и группа ворвалась на участок. И на задней стороне подворья трещала ограда, перекликались люди. Спецназовцы врывались в сортир, в сараи. Скрипело крыльцо, грубый стук в дверь. Ждать не стали, резкий толчок — и дверь едва не сорвалась с петель. Хорошо, что не заперли. По дому топали тяжелые подошвы, разносились лаконичные возгласы: «Чисто! Чисто!» Затрещала лестница на чердак, напряглась под весом «армированного» мужского тела. Спецназовец выбил люк прикладом, запрыгнул наверх. И вскоре уже матерился, атакованный пылью, плесенью, вселенской грязью. На чердаке падали доски, гремело железо. Злобный выкрик: «Чисто!» — и, не теряя времени, служивый спрыгнул вниз. С пронзительным скрежетом распахнулся люк подпола! Загорелся мощный фонарь — он слепил даже сквозь щели в досках. Катя едва не умерла от страха, покрылась коркой льда. Ее трясло, холодный пот заливал глаза. За что такое наказание? Она ни в чем не виновата! Она безотчетно обняла лежащего рядом мужчину, прижалась к нему, закрыла рот ладошкой, чтобы не разразиться пронзительной птичьей трелью. Спецназовец осветил дно колодца, спустился на метр, оперся, широко расставив ноги, в края ниши. Мощный удар прикладом сотряс перегородку. Стенка выдержала. Он развернулся прыжком на девяносто градусов, ударил соседнюю. Этот парень мыслил в верном направлении. Напрягся Павел — не зря он заготовил тот самый тяжелый брус! Сокрушительный удар прикладом, содрогнулась мужская спина, вздрогнула Катя. Перегородка устояла. Снова разворот на девяносто, удар по последней стенке.
— Чисто!
Боец выбрался из подпола. Катю трясло. И у Павла как-то подозрительно вибрировала спина. Крышку подпола боец закрывать не стал. Зачем лишние движения? Прекрасно было слышно, как он беседует с коллегами:
— Лейтенант, в доме чисто, на огороде тоже никого! Но кто-то тут есть, машина за калиткой!
— Это баба, командир! Куртка, новые ботинки под порогом. Она ушла куда-то. Сумочку и пакет с едой оставила. Паспорт — некая Одинокова Екатерина. Зарегистрирована в Дубне. Документы на дом. Помочилась в бак — в натуре правильно сделала, в этот живописный сортир лучше не ходить…
— Ага, коньячку хватила и свалила на хрен… Как-то подозрительно, командир, нет?
— А чего тут подозрительного? — проворчал третий. — Ну, была баба, ушла по делам, не сидеть же в этом хлеву. Может, пересечемся с ней где-то. Коньячок допьем, командир?
— Я вам допью! Никакого спиртного! Ничего не трогать, пошли отсюда. Позднее вернемся.
Компания в полном составе покинула дом. Но только через пять минут, убедившись, что территория свободна от посторонних, «дети подземелья» покинули убежище. Катю качало, она была бледна, как моль. У девушки совсем не осталось сил. Он довел ее до софы, она свалилась замертво, молитвенно воззрилась в потолок. Он сбегал в сени, запер дверь на задвижку, проверил вид в окне.
