закрываться, потому что ожидал, что дела пойдут побойчее несколько пораньше, – чуть едко сказал торговец.
Лука усмехнулся.
– Ну тогда я рад, что вы проявили терпение, герр Хоб. О, лорд Штром… – Лука умолк, широко раскрыв глаза, словно появление Йенса Штрома повергло его в шок. Странно. Они достаточно часто общались на заседаниях совета в Черном Дворце.
Йенс Штром занимал высокий пост, но такой, о котором люди не знали. Он был Мастером Церемоний на Маск ав Аска.
Я знал это только потому, что… ну я не знал почему, но знал.
– Что привело вас на торговую площадь? – спросил Лука.
– Дела, – ответил Йенс. – Отчасти, может, любопытство. Я как раз говорил Хобу, что эти вот изделия меня заинтриговали.
Йенс поднял два парных ожерелья, на каждом – деревянная подвеска. Одна изображала грубо вырезанную птицу. Может, во́рона. Вторая – потрепанный розовый бутон. Края одних лепестков были обколоты, других – гладкие. Едва ли работа мастера, и как-то в голове не укладывалось, почему Йенс нашел эти подвески интересными, но при этом я тоже не мог отвести взгляд.
– О да. Они уникальны, – Хоб прочистил горло. Его слова звучали слишком монотонно. Почти как заученные, и я ему не поверил. – Каждый существует в единственном экземпляре. Ручная работа. Ворон богов и горная роза.
Йенс выпустил из рук подвеску-розу и присмотрелся к ворону.
Мой взгляд проследил за розой. Ее вид всколыхнул горячую вспышку страсти глубоко в моей груди. Пекло. Я никогда ничего сильнее не хотел. Просто прикоснуться к ней, рассмотреть ее.
– Кажется, тебе понравилась роза, Кейз, – сказал Йенс.
– Да, – поддакнул Лука, улыбаясь. – Вид у тебя теперь не такой унылый.
Я моргнул, прогоняя ступор, и шагнул прочь от проклятой розы. Что за уродливая, скверно вырезанная штуковина?
Я сцепил руки за спиной и задрал подбородок.
– Нет, милорды. Я лишь присматривался к… необычному качеству.
Я пронзил торговца мрачным взглядом, как будто в моем удушающем желании завладеть розой был повинен лишь он один.
Клянусь преисподней, мои руки дрожали – так сильно я боролся с желанием протянуть их к проклятой подвеске. Это же ничто, лишь деревяшка, вырезанная каким-то неумельцем и привязанная к грубому шнурку, который, казалось, нашли где-то в куче мусора.
Я заскрипел зубами.
– Нам следует продолжить путь.
– Точно. Может, мы еще потом вернемся, Хоб, – сказал Лука, когда мы двинулись прочь.
Было бы мудро с моей стороны шагать дальше. Это ничто, лишь ужасная попытка что-то вырезать из дерева. Не мое дело…
– Сколько за нее? – мой голос вырвался острым, как зазубренное стекло.
Хоб вздрогнул и оглянулся через плечо. Я ожидал ступора, страха, ненависти, но он – пекло – улыбнулся.
– За горную розу? – Хоб прищелкнул языком. – Две медных монетки.
– Две? За это?
Он приподнял плечо и со вздохом уронил его.
– Не хотите, так не берите.
Я хотел. Да будь все проклято, я ужасно хотел эту жалкую вещицу, и это не имело ни малейшего смысла. Несмотря на все доводы рассудка, я сунул руку в висящий на поясе кошель и, вынув два медных пенге, бросил их на прилавок.
Йенс широко улыбнулся.
– Пожалуй, я возьму вторую подвеску. Во́рона. Сын моего смотрителя очень их любит.
Быстрый кивок – и сделка совершена.
Мой желудок завязался тугими узлами. Я крепко сжал в руке подвеску-розу, а на лбу выступил пот. Уже не в первый раз мой мир начал вращаться. Большинство приступов начиналось, когда мной овладевало странное ощущение, вроде притяжения к уродливой деревянной розе, или когда я просыпался по утрам, после того как воровка с волосами цвета заката захватывала мои сны.
Здесь, на торговой площади, окруженный аристократами, я не хотел игнорировать свою странную реакцию на розу.
Хоб подобрал с прилавка медяки и постучал ими себе по лбу.
– Приятно иметь с вами дело, милорд, – он немного прогнулся в талии в сторону Йенса, затем взглянул на меня. – И с вами, Повелитель теней.
Раскаленным шипом эти слова вонзились в самый центр моей груди. Челюсти сжались, так что каждое новое слово получалось все мрачнее и тише.
– Это не мой титул, дурак.
– Искренне прошу прощения. Я вас, наверное, с кем-то перепутал.
Лука сжал мое плечо.
– Нам нужно идти. Боюсь, меня уже слишком долго нет во дворце, а у Кейза впереди долгая ночь.
Проклятье. Нидхуг. Чертова подвеска-роза отвлекла меня, а ведь я ждал, пока фейри бросит игру. До заката все еще оставалось несколько ударов часов, но я буду ждать.
Я уцепился за эту мысль, как вдруг до меня дошло, что я не говорил Луке о своих планах. Откуда он узнал, что я позже вечером вернусь сюда? Я хотел его расспросить, но вся моя концентрация требовалась для того, чтобы держать голову ровно.
– Приятного утра, лорд Штром. Хоб, до встречи, – Лука склонил голову и отошел от тележки.
Я блуждал в тумане, так что, наверное, мне померещился взгляд, которым обменялись эти двое. Взгляд такого рода, каким люди обмениваются, когда обоим известно что-то, о чем они не хотят дать знать другим.
– Ты его знаешь? – спросил я Луку. Кожу покалывало. Было что-то странное во всей этой сцене на площади.
– Так, немного. Мы несколько раз говорили о драгоценных камнях и украшениях.
У меня не было причин ему не верить, но часть меня… не верила. Роза, торговец, имя «Повелитель теней» – все это билось о мой череп, словно зверь, пытающийся вырваться на волю. Казалось, каждый день приносил что-то новое, что запускало эту внутреннюю бурю. Большой палец поглаживал грубую поверхность подвески-розы. Одно лишь прикосновение будто бы дергало за ниточку последних остатков моего контроля.
Я бросил взгляд на Луку. Он смотрел в сторону так, как будто не хотел встречаться со мной глазами.
Мои кулаки не раз сжались и разжались, и я задвинул куда подальше мысль о том, что Лука Грим может мне лгать.
Пока что.
Я не мог продолжать жить вот так: каждое вспоминание было нелогично, каждый день я презирал тех людей, кому должен был служить до конца.
Я разваливался; ненависть внутри становилась все сильнее, ударяла в голову, была уже почти опасной.
И я, черт побери, был не в силах это остановить.
Глава 7. Воровка памяти
– От того, что ты отгрызешь себе палец, раньше он не придет, – засмеялся Раум, складывая руки на груди. – Я же уже сказал: мы его видели. Он с Лукой, все такой же веселый и жизнерадостный.
Я опустила глаза на ноготь большого пальца, что зажала зубами. И
