Всё плыло перед глазами Мари, взгляд постоянно затуманивался из-за наворачивающихся слёз, но она так и не зажмурилась, как бы ни умолял рассудок, ни изнывала душа…
Внезапно впереди, метрах в ста правее въезда на территорию энергостанции, среди обгоревших, но не превратившихся в золу кустов, обозначилось непонятное движение.
— Ян, справа что-то движется! — Мари уже готова была открыть огонь, как вдруг по их машине ударила длинная очередь из какого-то крупнокалиберного оружия: пули градом осыпали легковушку, прошибая огромные дыры в кузове, лобовое стекло моментально покрылось паутиной трещин и вдруг взорвалось метелью гранулированного полимера.
На этот раз избежать аварии не удалось — с громким хлопком лопнуло простреленное колесо, и машину круто развернуло, снося в обочину… что, собственно, и спасло жизни Яну и Мари, — теперь пули лишь бессильно выбивали султаны песка и щебня на краю откоса.
— Жива? — хриплый голос Яна вернул её в чувство.
Мари попыталась пошевелиться. Боль от ушибов не в счёт, крови вроде нет.
— Со мной всё в порядке… — Она почему-то прошептала эту фразу.
— Попробуй открыть дверь. Нужно выбираться. Мою заклинило.
Машина лежала, перевернувшись кверху колёсами, но Мари со второй или третьей попытки всё же удалось открыть пассажирскую дверь.
Со стоном выбравшись наружу, она помогла Яну, на повязках которого вновь обильно выступила кровь.
— Приехали, называется… — Он зло сплюнул сгусток крови и тут же переключился на компьютерное видение, опустив забрало своего боевого шлема.
— Где было движение? — раздался в коммуникаторе его вопрос. — Укажи точное направление.
Мари на миг растерялась. Она не знала принятой в войсках терминологии, да и обращаться с компьютерными системами экипировки её никто не учил, поэтому, после некоторого замешательства, она просто указала рукой в ту сторону, где минуту назад что-то двигалось между высоким забором и обгорелыми ветвями лишившегося листьев кустарника.
— Вижу… — наконец произнёс Ян и тут же радостно добавил: — Это наши!..
— Уверен? — Мари мгновенно вспомнила, как похожи на людей неповреждённые андроиды.
— Уверен. Включи систему тепловидения, убедишься сама. Это не механизмы.
Очевидно, что их также заметили. На несущей частоте связи раздался треск, сквозь который прорвался незнакомый молодой голос:
— Вы живы?
— Живы, — ответил Ковальский.
— Давайте к нам!.. Ползком вдоль насыпи!..
* * *
Бойцов оказалось трое.
Их осунувшиеся лица землистого цвета, испачканная, местами порванная экипировка, злые, усталые глаза делали молодых парней похожими друг на друга.
После всего увиденного по дороге Мари даже не пыталась вообразить, каково пришлось им — непосредственным участникам схватки с прорвавшимися к энергостанции сервомеханизмами.
— Кто старший? — голос Яна постоянно звучал с лёгкой хрипотцой, и при закрытом забрале боевого шлема ему с лёгкостью можно было дать лет сорок…
— Сержант Сергей Мухаев, — представился один из бойцов. На веснушчатом лице молодого парня искренняя радость смешивалась с выражением отчаяния и безразличия. Как эти противоречивые чувства уживались вместе, было совершенно непонятно.
— Лейтенант Ковальский. — Ян поднял забрало боевого шлема.
На несколько секунд в небольшой ложбине наступила тишина.
— А нам сказали, что вы погибли… — наконец, сглотнув, выдавил один из бойцов.
— Как видишь, живой, — ответил Ян.
Мари присела на бугорок. Она смертельно устала, к тому же до сих пор давали знать о себе постэффекты введения больших доз успокоительных и снотворных препаратов.
— Значит, офицеров нет? — долетел до её слуха вопрос Ковальского. — В таком случае я принимаю командование.
— И что? — один из бойцов, который сидел, прислонившись спиной к бетонному забору, резко вскинул голову. В его глазах читался явный вызов. — Чего ты от нас хочешь, лейтенант? Чтобы мы сдохли? Не навоевался ещё?..
Мари невольно сжалась, ожидая, что Ян сейчас просто взорвётся, но он отреагировал удивительно спокойно:
— Как зовут, боец? — Он присел на корточки.
— Алан.
— А тебя? — Ковальский обернулся к последнему из троицы.
— Рядовой Керби, — с готовностью отозвался тот. — Соул Керби.
— Мы все видели по дороге, ребята. — Голос Яна по-прежнему звучал спокойно, сдержанно, но Мари знала, что в душе Ковальского царит настоящий ад. Она достаточно успела узнать лейтенанта за время их краткого знакомства — с одной стороны, он был явно человечнее, чем это могла показать суровость облика, а с другой — его жгли, глодали изнутри горе и ненависть.
Все они потихоньку сходили с ума, балансировали на зыбкой грани потери рассудка.
Внезапность и жестокость обрушившейся беды оглушали разум, явная неспособность понять причины происходящего, ужас от чудовищных картин, страх, обыкновенный человеческий страх перед собственной смертью — жуткие по своей остроте моральные испытания изменяли душу, ломали рассудок, восприятие начинало притупляться, иные чувства постепенно овладевали сознанием, и страх, засевший глубоко внутри, понемногу трансформировался в нечто иное…
— Я никого не поведу за собой насильно, — в наступившей тишине произнёс Ян. — Только прошу, выслушайте меня. Я не представляю, откуда взялись эти сервомеханизмы, — он поморщился и встал, сидеть на корточках было больно из-за открывшейся раны на бедре. Свежая кровь вновь начала пропитывать ткань униформы. — Поймите, ребята, мы можем спрятаться. Просто уйти в город. И вы, и я — мы выполнили свой долг. Но лето не вечно… — Он по очереди посмотрел на внимательно слушавших его бойцов. — Подумайте, какой станет жизнь в городах с наступлением холодов? Как мы переживём зиму без энергии, без припасов… Нас всё равно ожидает смерть, только долгая мучительная и… — он запнулся, — мерзкая.
— И что ты предлагаешь, лейтенант? — хмуро осведомился Мухаев, доставая из подсумка мятую пачку сигарет. — Атаковать засевших на станции дройдов?
— Я предлагаю всем вместе подумать, как действовать дальше. Сколько их было? Скольким удалось прорваться к энергоблокам?
— Сколько было, не знаю… — Мухаев искоса посмотрел на Мари и добавил: — А за ограду прорвалось их десятка три. С двумя бронемашинами.
— Нужно пробираться к городу. Доложить обо всём. Их вышибут отсюда, — подал голос Керби.
— Кто вышибет? — негромко осведомился Ковальский, жестом отказавшись от предложенной сигареты.
— Действительно… — без особого энтузиазма поддержал лейтенанта сержант Мухаев. — Мы выдвигались в составе сводной бригады сил безопасности. В городе больше нет резервов. Разве что пара полицейских…
— Ребята, неужели больше никого не осталось в живых?.. — спросила Мари.
— Может, кто и остался, — ответил ей Алан. — Тут всё в дыму было, когда дройды пошли на прорыв. Наших точно всех положили… — в его глазах сверкнула слеза. — Эти суки железные пёрли напролом, плевать им на собственные потери, били во всё, что движется, как… — Он не выдержал и умолк, махнув рукой.
— На, — Мухаев протянул ему сигарету. Повернувшись к Мари, он добавил: — Должно быть, ты права. Кто-то ещё должен был уцелеть в этом содоме. Не одни мы… Ты тоже так думаешь, лейтенант?
Ян кивнул.
— Нужно обойти периметр станции. Тихо и осторожно, под прикрытием ограды. Если соберём хотя бы человек десять — можно будет подумать о проникновении на территорию. Не атакой в лоб, конечно.
— Если отобьём станцию — им хана, — глубоко затянувшись, произнёс Алан. Очевидно, за прошедшие несколько минут он успел обдумать перспективу, скупо обрисованную Ковальским. — Не хочу подохнуть от голода или замёрзнуть, — скривился он.
— Ты? — Ян посмотрел на Мухаева.
— А что я? — пожал плечами сержант. — Я жить хочу. Прав ты, Ковальский, без энергии нам худо придётся. Друг друга убивать начнём… Я это почему-то чувствую.
Керби, к которому теперь обратились взгляды, долго молчал, потом, сделав усилие, выдавил, пытаясь справиться с внезапно появившейся нервной дрожью:
— Я с вами… пойду. — Он почему-то взглянул на Мари, наверное, ему стало не по себе, что девчонка в боевой экипировке (женщин в войска не брали вообще) не плачет навзрыд, а лишь сидит, бледнее бледного, да кусает губы. До крови…
— Может, познакомишь нас, лейтенант? — Сергей Мухаев тоже посмотрел на Мари.
— Я биолог. Мари Лерман.
— Раны перевязывать сможешь?
— Смогу… — Она вдруг решительно подняла взгляд. — Я всё смогу, ребята. — Её подбородок всё же дрогнул. — И стрелять смогу. Ян мне показал.
Она была готова разрыдаться, но не от страха или жалости к самой себе — эти чувства отболели, выгорели в душе, — ей было невыносимо смотреть на своих ровесников и думать о том, сколько сейчас таких же юношей лежит вокруг… мёртвых.
