Таким образом, требования, которым должно удовлетворять трансцендентальное я, получают все большую определенность. Существует ли оно – это пока еще не решено. Но если оно существует, то можно с логической достоверностью определить дедуктивно те условия, то есть те психические состояния эмпирического я, при которых оно может являться и функционировать, а также определить приблизительно и то, как оно должно функционировать. Результат может быть резюмирован следующим образом. Если должно существовать трансцендентальное я, то должно быть доказано опытным путем, что существуют следующие явления:
двойственность человеческого сознания;
чередование обоих состояний сознания, и притом постепенное;
связанные со сменой этих состояний изменения памяти;
наличие в обоих состояниях познавательных и волевых функций;
изменения меры пространства и времени.
С первого же взгляда очевидно то, что мир, открывающийся в сновидениях, доставляет опытные доказательства вытекающим из понятия о метафизическом индивидуализме теоретическим заключениям. Следовательно, в этом мире должна лежать разгадка тайны человека, если последняя может быть вообще разгадана. Конечно, только строгий анализ наших сновидений мог бы доставить нам несомненное индуктивное доказательство того, что метафизический индивидуализм представляет собой верное решение задачи о человеке. А пока дедуктивно мы пришли к большой вероятности, что она будет решена указываемым этим учением путем. Если же строится гипотеза и из нее вытекают разнообразные логические следствия, находящиеся в согласии с опытными явлениями, то существует высокая вероятность, что гипотеза эта правильна.
Если существует трансцендентальное я, то мы только одной ногой стоим в мире явлений. Но вместе с этим делается ясным, почему отношения человека к миру явлений, обнимаемых самосознанием, не могут дать нам решения загадки о человеке. К этому решению мы могли бы прийти только в таком случае, если бы увидели и другую сторону нашего существа. В бодрственном состоянии мы ничего о ней не знаем; эмпирическое самосознание не обнимает трансцендентального, но им обнимается. Во время сна существует, по крайней мере, отрицательное условие к наполнению самосознания трансцендентальным содержанием, являющимся в виде сновидения. Конечно, и эмпирическое я должно претерпевать воздействия со стороны трансцендентального мира, насколько оно тождественно с я трансцендентальным; но для эмпирического сознания такие воздействия остаются под психофизическим порогом его; только с ослаблением воздействий, претерпеваемых со стороны эмпирического мира, повышается восприимчивость, нажимается психофизический порог, сознание наполняется новым содержанием, почему глубочайший сон и приносит с собой величайшую восприимчивость к влияниям, несознаваемым нами в другое время.
Но если и несомненно то, что в этом случае обнаруживается способность эмпирического самосознания к развитию, то все-таки нельзя допустить исчезновения психофизического порога даже во время глубочайшего сна. Эта способность находится у нас только в зачаточном виде и не может, даже в мнимой смерти, экстазе и тому подобных наших состояниях обнаружиться в такой степени, для достижения которой потребовались бы миллионы лет биологического развития. Этого уже достаточно, чтобы удержаться от преувеличенной оценки сновидения.
Таким образом, в явлении чередования сна и бодрствования мы имеем тождество субъекта и различие лиц. Значит, мы одновременно граждане двух миров, и то обстоятельство, что эта одновременность представляется нам в виде последовательности, основывается только на периодическом скрытии одного из сознаний. Еще яснее, чем в этом явлении, обнаруживается двойственность нашей природы в тех замечательных сновидениях, в которых происходит драматическое раздвоение нашего я. Когда я во сне сижу на экзамене и не нахожу ответа на предложенный учителем вопрос, между тем как мой сосед по скамье, к великому моему огорчению, сейчас же отвечает на него удачно, то это служит наглядным доказательством психологической возможности совместного существования тождества субъекта и различия его лиц. Этот пример заслуживает даже гораздо большего удивления, чем заслуживала бы его действительная двойственность нашей природы, ибо в нем оба лица знают друг о друге, хотя и знают не о своем тождестве, а о своем различии. И вот так точно, как существование трансцендентального объекта доказывается теорией познания сознающего я, существование трансцендентального субъекта доказывается теорией познания самосознающего я. Там в процессе доказательства надобно отправляться от чувственного мира, здесь же от мира, открывающегося во время сна. Только на базисе этого мира и может быть предпринято возведение здания эмпирического учения о душе, и все употребляемые нами для этого усилия будут оставаться тщетными до тех пор, пока мы будем ограничиваться анализом одной из половин нашего существа, эмпирической, даже если бы спор между физиологами и психологами давно уже окончился в пользу последних. На одних логических спекуляциях так же мало можно построить учение о душе, как мало можно построить его на одних душевных потребностях верующих, у которых мысли являются детищем желания.
Когда философия, исходя из доступных опыту явлений сновидения, выполнит эту задачу, тогда и только тогда наступит для нее время обратить свои усилия на решение дальнейшего вопроса: не повторяется ли в больших размерах, а именно относительно макрокосмоса, то самое, что обнаруживается в сновидениях относительно микрокосмоса. Тогда вопрос этот явится в такой форме: существует ли всеобъемлющий мировой субъект, драматически распадающийся в пространстве и во времени на миллионы солнц и миллиарды существ?
ЧАСТЬ III. СНОВИДЕНИЕ – ДРАМАТИК
1. Трансцендентальная мера времени
Итак, чем больше мы знакомимся с историей философии, тем больше угасает в нас надежда найти в ней новые для решения мировой загадки данные и тем мучительнее становится эта загадка. Отсюда возникает стремление обратиться к таким явлениям опыта, которые не были еще в достаточной мере утилизированы.
Существует одно опытное явление, которое пользуется перед всеми прочими преимуществом неоспоримости и которое не было еще оценено в надлежащей степени. Этим явлением служит сновидение. Оно представляет высокий интерес, прежде всего для эстетики и психологии; но при ближайшем исследовании оказывается, что в нем скрывается и им же решается метафизическая задача.
Поэтический дар нашего сновидящего я находил уже многих поклонников; но думают, что этот дар ограничивается только лиризмом. В своем, впрочем чрезвычайно интересном, произведении* один из новейших исследователей сновидения говорит: "Эстетическое значение сновидений заключается не в драматическом, но в лирическом элементе их". Здесь же выступит на первый план драматический элемент сновидений. Но в то время, как мы будем искать источник драматической способности сновидца, мы придем к некоторым замечательным выводам, примиряющим физиологическую психологию и спиритуалистическое учение о душе в их существенных пунктах.
* Volkelt. Due Traumphantasie. 189.
Чтобы обнаружить важность подлежащего нашему исследованию явления сновидения, нужно сделать краткое предварительное замечание- Насколько мне известно, Гельмгольц первый доказал экспериментально, что распространение по нервной системе раздражения нуждается в некотором, подлежащем измерению, времени.* Следовательно, в возникновении сознания играет роль некоторый замедляющий это возникновение момент. От раздражения периферических концов нервов наших внешних чувств до возникновения в центральном органе нервов, головном мозгу, его ощущения протекает некоторое время, хотя длящееся какую-нибудь часть секунды, однако, тем больше, чем длиннее проходимый раздражением нервный путь. Далее. Фехнер в своей "Психофизике" показал, что происходящее затем в головном мозгу превращение раздражения в сознательный акт ощущения опять требует некоторого времени.
* Mullers. Archiv fur Anthropologie. 1850. 71, 83.
Следовательно, скорость отправлений нашей нервной системы ограничена. Возникновение сознания при посредстве органического субстрата, нервной системы, встречает препятствие в ограниченной скорости распространения нервных раздражений. В данный период времени может возникнуть только определенное число восприятий. Таким образом, когда при изменении объекта происходит непрерывный ряд атомных процессов, занимающих минимальные периоды времени, то не всякий из этих процессов, взятый в отдельности, воспринимается нами; только относительно большая сумма их попадает в наше сознание. Мы не воспринимаем непрерывного роста травы; мы воспринимаем только некоторую сумму приращений ее, занимающую количество времени, кратное времени восприятия; все же приращения травы, занимающие меньшее количество времени, пропадают для нашего сознания.
