– Создается такое впечатление, словно вы знаете больше, чем говорите.
– Я ничего не знаю! – возразил Еллинек. – Ничего. Только то, что Микеланджело был гениальным человеком и встречался с самыми выдающимися и известными людьми своего времени. Так что можно предположить, что его познания были обширнее знаний каждого из этих людей в отдельности. Сознание его находилось на качественно новом уровне, который запрещен христианской верой. И только учитывая это, мы сможем расшифровать еретическую фреску флорентийца.
Штиклер словно окаменел, вдруг побледнел, и кардинал задал себе вопрос: что же могло вызвать такую реакцию у его партнера по игре? Догадки о работах Микеланджело, ход королевой на е5, а может быть, взору его открылась новая комбинация, сулящая победу? Взгляд Штиклера был устремлен мимо кардинала, но тот, обернувшись, не обнаружил ничего примечательного, что могло бы заинтересовать его соперника. Всего лишь безобидная коричневая упаковочная бумага, на которой лежали красные тапочки и очки. Монсеньора же, казалось, хватил удар. Может, ему внезапно припомнилось нечто ужасное?
Кардинал беспомощно смотрел на него, но не мог себе представить, что обычный пакет может вызвать такой шок. Еще минуту он раздумывал, как пояснить Штиклеру наличие этих странных предметов. Правда казалась ему слишком невероятной. Поэтому он решил выждать. Вдруг монсеньор поднялся. Он нетвердо стоял на ногах, держась рукой за спинку стула, будто у него кружилась голова. Не глядя на кардинала, он проговорил:
– Извините меня! – И покинул комнату, передвигаясь механически, словно кукла.
Еллинек услышал, как хлопнула дверь в прихожей. Комната погрузилась в тишину.
На четвертое воскресенье после Крещения
Кардинал-государственный секретарь Касконе служил торжественную воскресную мессу в соборе Святого Петра. Хор исполнял Missa Papae Marcelli[75] Палестрины[76] – его любимую. Касконе служил мессу in fiocchi,[77] в красном одеянии, помогали ему Фил Канизиус в качестве дьякона, монсеньор Ранери в качестве помощника дьякона и еще два монаха-доминиканца в качестве служек. Касконе читал Евангелие от Матфея 8:24–27, где Иисус повелевает морю:
«И вот, сделалось великое волнение на море, так что лодка покрывалась волнами; а Он спал. Тогда ученики Его, подойдя к Нему, разбудили Его и сказали: Господи! спаси нас, погибаем. И говорит им: что вы так боязливы, маловерные? Потом, встав, запретил ветрам и морю, и сделалась великая тишина».
Во время мессы мысли Касконе были о словах Евангелия. Корабль Церкви уже бывал в штормах. Указывали ли знаки на своде Сикстинской капеллы на приближение новой бури? Государственный секретарь был рулевым ответственным и ненавидел бури.
Было сложно, немыслимо не думать о загадке Сикстинской капеллы. После последнего хорала они направились к капелле Орсини, ризнице собора Святого Петра. Канизиус бросил мимоходом:
– Мыслями ты не с нами, брат во Христе.
Касконе и Канизиус не дружили, но в чем-то были схожи. Несмотря на их различное происхождение (один – из старого римского дворянского рода, другой – сын американского фермера), они понимали друг друга. Воспитанники иезуитов, оба были склонны к решительным мерам воздействия. Их союз был опасен для остальных членов курии; ведь Касконе, государственный секретарь, и Канизиус, банкир, воплощали в себе всю власть Ватикана.
Воскресным утром капелла Орсини в роскошном убранстве напоминает место небесного преображения. Двое певчих помогли им переодеться. Теперь Касконе был одет в короткую накидку с капюшоном. Поверх всего – красный шелковый плащ; алая шапочка со шнуром и золотой кисточкой, того же цвета туфли с золотой пряжкой. Канизиус же предпочитал скромное черное одеяние. После того как они переоделись, Канизиус отвел государственного секретаря в сторону. Синий и зеленый свет, струившийся сквозь витражи со сценами Писания, оттенял лица священников. В одной из оконных ниш они остановились и стали разговаривать вполголоса.
– Вы с ума сошли! – прошептал Канизиус. – Вы все сошли с ума. Из-за этих смешных восьми букв. Будто кто-то палкой разворошил муравейник. Я бы никогда не поверил, что курию настолько просто сбить с толку, – всего лишь восемь несчастных букв!
Касконе поднял руки.
– Что же мне делать? Господи, я же не виноват в этом открытии. Я уже думаю, что лучше бы реставраторы стерли их в тот самый день, когда обнаружили. Но теперь мы знаем о них и молчать об этом невозможно, Фил.
Тут Канизиус вышел из себя:
– Тогда дайте уже, наконец, объяснение этой проклятой находке!
Кардинал-государственный секретарь пододвинулся ближе к Канизиусу, чтобы нельзя было заметить, как он взволнован:
– Фил, я делаю все, что в моих силах, для того чтобы получить хоть какой-то результат. Я поручил Еллинеку ex officio решить эту проблему. Он созвал консилиум профессионалов, которые всесторонне обсуждают дело.
– Обсуждают! Кому вы это рассказываете… обсуждают! Можно обсуждать что угодно! Можно, обсуждая секрет, возвести его в ранг государственной тайны! Я не верю ни в загадку Сикстинской капеллы, ни в тайнопись, опасную для Церкви.
– Твоими устами глаголет Господь, брат! Но мир падок на тайны. Люди довольствуются не только едой и одеждой, машиной и четырьмя неделями отпуска в году. Люди ждут тайны. Они жаждут не совершенства от Церкви, а мистики и религиозных тайн. Восемь странных знаков на фресках сводов, которым уже несколько сотен лет, – это именно то, чего хотят люди. И самое худшее, что можно сделать в данной ситуации – разболтать об открытии до того, как мы сами найдем объяснение.
– Господь милостив, тогда найдите же его, но найдите, пока не стало слишком поздно! Знаешь, с самого начала я был против этих исследований, и ты знаешь почему. Теперь же, когда сам сатана слоняется по коридорам, оставляя следы, я чувствую ярость и ненависть. Не знаю, как к этому относиться.
– Non in verbis, sed in rebus est![78] – Касконе смущенно улыбнулся: – Я не знаю, верно ли будет отослать Августина. Он мудр. Уж если кто и в состоянии разрешить данную проблему, то это Августин. Ты слышал, какие доводы он приводил на собрании? В нем огромные знания сочетаются с талантом. Он взял Откровение Иоанна Богослова для того, чтобы доказать, что любую загадку, созданную с использованием букв и чисел, можно решить. Но ключик спрятан там, где его меньше всего предполагают найти. Августин по гностику Василиду узнал, что за зверем Иоанна с числом «666» скрывается римский правитель Дометиан. Кто же, как не Августин, Разгадает тайну Сикстинской капеллы?
Канизиус взволновался:
– Причина, из-за которой я тебя попросил снять орарианца с занимаемой должности, не в его неспособности работать. У него необычайное чутье, я опасаюсь, что он во время расследования вскроет то, что лучше бы сохранить в тайне. Ты знаешь, о чем я говорю.
Касконе оторопело посмотрел на Канизиуса. Продолжая его слушать, он кивком отвечал на приветствия проходивших мимо людей.
– Тяжело охотиться на волка, убив охотничьего пса.
– А бенедиктинец из Монтекассино?
Кардинал-государственный секретарь закатил глаза:
– Разумеется, он опытен и учен. Однако отец Пио уже сорок лет не был в Риме, ему не хватает всесторонней образованности ученого, крут интересов намного уже, если ты понимаешь, о чем я.
– Пио – это, по-моему, верный человек. Он не опасен. Августин наглец, потому что нет ничего бесстыднее, чем осознание собственной мудрости. Это знание срамнее всех вавилонских блудниц, оно олицетворяет власть. Знание и есть власть. Тот, кто это сказал, наверное, был сатаной.
– Тс-с… – Касконе попросил собеседника сдерживаться: – Нам будет сложно в этом деле без помощи Августина. Нам предстоит жить в страхе, пока загадка не будет решена. Страх просочится в наши ряды.
– Страх перед чем? Перед еретическими мыслями Микеланджело? Брат во Христе, Святая Церковь за свою историю выиграла много битв. Она выстоит и сейчас, уверен в этом!
Кардинал-государственный секретарь долго молчал, затем сказал:
– Подумай о предзнаменовании, о котором говорит пророк Даниил. Когда пьяный вавилонский царь Валтасар оскорбил Господа, на стене его дворца некая рука огнем начертала арамейское «meneh tenel и pharsin»![79] Тебе известны варианты толкования текста, который состоит из одних согласных. Одни говорят, сосчитаны одна мина, один шекель и полшекеля. Даниил же нашел совершенно иное толкование: сосчитал Бог царство твое и положил конец ему; взвешен был на весах и найден слишком легким; разделено царство твое и дано Мидянам и Персам. Царь Валтасар был убит в следующую ночь, и царство его разделено.
– Это же произошло две с половиной тысячи лет назад!
– Это ничего не меняет.
