(Многочисленные голоса: «Разве что?…»)
«…Разве что мы прибегнем к магии чисел греческого учения гностиков».
Протестующие выкрики со всех сторон. Брат Феличе Чентино, епископ монастыря Святой Анастасии, перекрестившись, воскликнул: «Господи, смилостивись над нами!»
Его Высокопреосвященство кардинал Еллинек: «Продолжайте, брат!»
Отец Августин произнес, неуверенно оглянувшись вокруг: «То, о чем я хочу сказать, каждый может найти в Ватиканском архиве, прошу это отметить. Секта Василида, гностика позднего периода античности, распространяла свое учение около 130 года после Рождества Христова. Ее члены выбрали слово ABRAXAS[68] для опознавания друг друга, а также как магическую формулу. Предположительно данное слово составлено из первых букв иудейских имен Господа. Букв в нем всего семь, но у него несколько особенностей: согласно используемой в секте магии чисел формула ABRAXAS имеет числовое значение «365». Это количество дней в году, что символизирует целостность, божественность: А – 1, В – 2, R – 100, А – 1, Х – 60, A – 1, S – 200. Также и слово Meithras[69] (дифтонг «ei» говорит о греческом происхождении) согласно магии чисел имеет значение «365», a Iesous[70] (тоже с греческим дифтонгом) – «888». Но, возвращаясь к Откровению Иоанна Богослова, обратим внимание на загадочное число «666». В той системе, о которой я говорю, значение «666» дало бы следующий порядок букв: AKAIDOMETSEBGE. Не менее бессмысленно и таинственно, чем надпись, составленная Микеланджело. Но если исходить из того, что Иоанн записал Откровение на греческом языке, и разделить буквы на группы, получится A.KAI.DOMET.SEB.GE. – аббревиатура полного официального имени правителя Дометиана: Autokrator Kaisar Dometianos Sebastos Germanikos.[71] Иоанн писал Откровение на захваченном римлянами греческом острове Патмос, и его стремление при помощи этой аллегории уничижить существовавший в то время культ императора, обожествление его просто невозможно не заметить».
После того как отец Августин завершил речь, воцарилось долгое молчание.
Государственный секретарь Джулиано Касконе спросил: «Брат Августин, вы считаете, что надпись Микеланджело такого же рода? Вы полагаете, флорентинец мог использовать магию букв одной из языческих сект, чтобы скомпрометировать Церковь и понтификов?»
Встречный вопрос отца Августина: «У вас есть объяснение получше?»
Вопрос остался без ответа. Наконец слово взял председатель собрания кардинал Еллинек. Он сказал, что дискуссия доказала: нельзя недооценивать происходящее. Он поручил отцу Августину Фельдману, управляющему секретным архивом Ватикана и первому архивариусу Его Святейшества, подобрать документацию по тайным наукам и культам, существовавшим во времена пап Юлия II, Льва X, Адриана VI, Клемента VII, Павла III, Юлия III, Марцелла II, Павла IV и Пия IV. Антонио Паренти, профессору истории искусств в университете Флоренции, было поручено исследовать биографию Микеланджело и выяснить, не было ли у того контактов с враждебными Церкви организациями. Его Высокопреосвященство Франтишек Коллецки, просекретарь Конгрегации католического образования и ректор Тевтонской коллегии, получил задание specialissimo modo привлечь семиотика для расшифровки знаков. Следующее заседание было назначено на первый понедельник после Сретения.
Ответственные за составление вышеозначенного протокола:Монсеньор Антонио Барберино,нотариусМонсеньор Эудженио Берлинджеро,протоколистМонсеньор Франческо Салес,писарь
Между вторым и третьим воскресеньем после Крещения
Августин, ораторианец, не мог припомнить, чтобы его когда-либо вызывал к себе государственный секретарь Джулиано Касконе, хотя он служил в Ватикане уже почти тридцать лет; ведь архивариус стоял почти на самой нижней ступеньке иерархии римской курии. Августин привык к письменным распоряжениям и с педантичностью исполнял их. Курия представляла собой сложный механизм, в котором Августин был самым маленьким винтиком. Поэтому он был изумлен, когда монсеньор Ранери, первый секретарь государственного секретаря, пригласил его в свой кабинет, и, конечно, поспешил явиться. Августин прошел через Cortile della Pigna,[72] у ворот в Cortile di San Damaso[73] назвал свое имя и цель визита и после полученного по телефону разрешения был пропущен. Государственный секретарь являлся одним из немногих кардиналов, не только работающих, но и живущих в Ватикане. На втором этаже раздавались гогочущие звуки фагота. Во славу Господа, к его радости и к удовольствию курии, монсеньор Ранери, первый секретарь государственного секретаря Касконе, брался за этот инструмент, как только выдавалась свободная минута. После прохождения через анфиладу комнат на третьем этаже в памяти вошедшего оставались лишь две: одна – с красным пологом, под которым висел герб кардинала, другая – с одиноким пристенным столиком, на котором перед распятием покоилась треугольная красная шапочка кардинала. Августин дошел до зала приемов Его Высокопреосвященства. Он также был обставлен чрезвычайно скромно – столик и дюжина кресел с высокими спинками терялись в полупустой комнате. Секретарь, сопровождавший Августина, указал архивариусу на кресло и, ни слова не говоря, исчез за дверью. Высокие стены помещения были затянуты красным дамастом. Широкие окна, завешанные плотными шторами из золотистой парчи, пропускали лишь слабый свет.
Одна из широких створок двери с шумом открылась, и кардинал-государственный секретарь Касконе, распахнув объятия, вышел в прихожую, а вслед за ним – первый секретарь и помощник секретаря, с которым Августин не был знаком. Августин встал и поклонился кардиналу. Тот громко произнес:
– Отец Августин, laudetur Jesus Christus![74] – Жестом он предложил посетителю сесть, затем подошел к столу и сел. Обоим секретарям, которые собирались было занять места за его спиной, он подал знак, и те молча покинули зал.
Секунду оба молчали. Затем кардинал-государственный секретарь заговорил:
– Отец, я попросил вас прийти потому, что ценю ваш ум и умение обращаться с документами. Мы с вами оба часть одного большого целого – часть курии. И если я являюсь его могущественной силой, которая созидает, то вы, отец, – памятью, которая ничего не упустит, – ни доброго, ни злого.
Августин сидел, опустив глаза: он точно не знал, что ему следует ответить государственному секретарю. Наконец он сказал:
– Во славу Господа и Церкви, Ваше Высокопреосвященство! – И, немного помолчав, добавил: – Я служил пяти папам, Ваше Высокопреосвященство, получил и оформил посмертные протоколы четырех из них, заверив печатью, составил полдюжины энциклик и описал десятки тысяч папок. Я думаю, могу сказать, что сделал свой вклад, да.
– Полагаю, – продолжил кардинал, – вы сделали достаточно для одной человеческой жизни…
– Вовсе нет! – прервал его архивариус.
– Что вы имеете в виду?
– Я знаю, что вы хотите сказать, Ваше Высокопреосвященство. Вы думаете, что я достаточно поработал и должен вернуться в свой орден и завершить жизнь во славу Господа. Ваше Высокопреосвященство, я не могу сделать этого! Мне нужны мои Buste, мои Tondi, пыль архива для меня – как воздух. Разве кто-то жаловался на мою неаккуратность или небрежность? Разве случалось такое, что хоть один из документов терялся? – Голос архивариуса стал громче, задрожал.
– Ну что вы, отец Августин. Именно потому, что до сих пор не было ни одной жалобы на вашу работу и вы безукоризненно выполняли любое поручение, мне представляется верным, чтобы вы сложили с себя полномочия сейчас, пока ошибки не успели закрасться в работу, пока нет претензий, пока кто-либо не сказал о том, что отец Августин не в том возрасте, он состарился и память изменила ему.
– Но память служит мне исправно, Ваше Высокопреосвященство, лучше, чем в молодые годы, шифры всех разделов я храню в памяти, а в архиве столько разделов, сколько нет ни в каком другом хранилище христианского мира. Назовите любую ценную рукопись из истории Церкви, кодекс или буллу, и я наизусть скажу вам ее шифр. Любой из моих Scrittori найдет документ за несколько минут!
Государственный секретарь Касконе поднял руки: – Отец! Я верю вам, думаю даже, что нет сейчас человека более квалифицированного, чем вы, в этой области. Но я считаю безответственным держать вас на посту до конца ваших дней, не давая шанса более юным. Я уже занялся поисками и присмотрел для этой должности способного бенедиктинца, отца Пио Сегони из монастыря Монтекассино, специалиста по классической филологии. А знакомство с правилами Святого Бенедикта из Нурсии – несомненное преимущество для архивариуса.
– Так вот оно что! – Августин отвел смущенный взгляд. В этот момент ему показалось, что жизнь его рухнула. – Вот оно что, – повторил он почти шепотом.
