Девушки шли друг за другом на таком близком расстоянии, что возникала опасность наступить на шлейф шедшей впереди. Лидии показалось, что сейчас вся церемония стала менее личной и более формальной, чем когда-то. Сама она была представлена королеве Виктории в 1896 году, через год после свадьбы с Уолденом. Тогда старая королева восседала не на троне, а на высоком стуле, отчего казалось; что она стоит. Лидия подивилась маленькому росту Виктории. Тогда она должна была поцеловать королеве руку. Теперь же эту часть ритуала отменили, вероятно, чтобы ускорить его. Сейчас двор производил впечатление фабрики, выпускающей максимальное количество дебютанток за возможно короткое время. Но современные девушки не поняли бы разницы, да им, скорее всего, это было безразлично.
Вдруг у входа появилась Шарлотта, служитель расправил позади нее шлейф, слегка подтолкнул ее, и вот она уже шла по красному ковру, с высоко поднятой головой, совершенно спокойная и уверенная. Вот миг, ради которого я жила, пронеслось в голове у Лидии.
Шедшая впереди Шарлотты девушка присела в реверансе – и тут вдруг произошло нечто невообразимое.
Вместо того, чтобы выпрямиться, дебютантка устремила взгляд на короля, с мольбой протянула к нему руки и громко крикнула: «Ваше величество, ради всего святого, прекратите мучить женщин!»
Суфражистка, сообразила Лидия.
Взгляд ее метнулся к дочери. Та так и замерла на полпути к помосту, взирая на разыгравшуюся сцену с выражением ужаса на побледневшем лице.
Тишина в Тронном зале, вызванная шоком, длилась не более секунды. Самыми быстрыми оказались два стоящих неподалеку дворцовых служащих. Подскочив к девушке, они крепко взяли ее за руки и вывели безо всяких церемоний.
Лицо королевы стало пунцовым. Королю же удалось сделать вид, что ничего особенного не произошло. Лидия снова взглянула на Шарлотту с мыслью, почему же именно ее дочь оказалась рядом с той нарушительницей.
Теперь взгляды всех присутствующих были устремлены на Шарлотту. Лидии так и хотелось крикнуть ей: сделай вид, что ничего не случилось! Продолжай!
Шарлотта застыла на месте. Щеки ее слегка порозовели. Лидия увидела, как она сделала глубокий вздох.
И вот она уже шагнула вперед. Лидия затаила дыхание. Шарлотта протянула свою карточку гофмейстеру, громко произнесшему: «Представляется леди Шарлотта Уолден». Шарлотта встала перед королем.
«Будь внимательней!» – молвила про себя Лидия.
Шарлотта присела в безукоризненном реверансе.
Затем она сделала реверанс королеве.
Повернулась в пол-оборота и отошла.
У Лидии вырвался глубокий вздох облегчения.
Стоявшая рядом с Лидией дама – баронесса, которую она знала лишь в лицо, прошептала: «Она прекрасно с этим справилась».
– Это моя дочь, – с улыбкой ответила Лидия.
Уолдена втайне позабавило происшествие с суфражисткой. Смелая девушка, подумал он про себя. Конечно, если бы Шарлотта позволила себе такое при дворе, он пришел бы в ужас, но так как речь шла о дочери другого человека, то он воспринял это, как приятный перерыв в нескончаемой церемонии. Он заметил, как спокойно в этой ситуации повела себя Шарлотта: ничего другого он и не ожидал от нее. Она ведь была в высшей степени уверенной в себе молодой леди, и, на его взгляд, Лидия могла бы только поздравить себя с успешным воспитанием дочери вместо того, чтобы постоянно беспокоиться.
Когда-то, много лет назад, он получал удовольствие от подобных торжеств. В молодости ему нравилось облачаться в придворное платье и производить впечатление на окружающих. Но тогда у него и ноги были соответствующие. Сейчас же он чувствовал себя глуповато в этих бриджах до колен и шелковых чулках, не говоря уже о чертовски длинной стальной шпаге. К тому же он присутствовал на столь многих придворных торжествах, что красочный ритуал более не восхищал его.
Интересно, как король Георг воспринимает все это, подумал он. Уолдену король нравился. Конечно, по сравнению с отцом, королем Эдуардом VII, Георг был бесцветен и мягок. Толпа никогда не будет кричать ему «Добрый старый Джорджи!», как приветствовала его отца возгласом «Добрый старый Тедди!» Но в конце концов, они полюбят Георга за его обаяние и скромный образ жизни. Он умел быть и твердым, хотя до сих пор не показывал этого достаточно часто, а Уолден одобрял людей, стрелявших редко, да метко. В общем, он станет совсем неплохим королем, подумал Уолден.
Наконец, сделав реверанс, удалилась последняя дебютантка, и королевская чета встала. Оркестр снова заиграл национальный гимн. Король поклонился, а королева присела в реверансе сначала перед послами, затем перед их женами, графинями и в конце перед министрами. Король взял королеву за руку. Пажи приподняли ее шлейф. Служители, попятившись, двинулись к выходу. Королевская чета покинула зал, за нею, согласно старшинству, двинулись члены свиты и остальные гости.
Ужин подавался в трех разных залах: один предназначался для королевской семьи и близких друзей, другой – для дипломатического корпуса, и третий – для всех прочих. Близким другом королю Уолден не был, а потому пошел со всеми прочими. Алекс же присоединился к дипломатам.
В зале для ужина Уолден вновь встретился со своей семьей. Лидия так и сияла.
– Поздравляю тебя, Шарлотта, – сказал Уолден.
– Кто та ужасная девица? – спросила Лидия.
– Говорят, дочь архитектора, – ответил Уолден.
– Это объясняет дело, – сказала Лидия. Ответ заинтриговал Шарлотту.
– Как так объясняет? Уолден улыбнулся.
– Твоя мама имеет в виду, что девушка не принадлежит к высшему свету. – Но почему она считает, что король мучает женщин?
– Она говорила о суфражистках. Но, давай не будем обсуждать этого сегодня, ведь для всех нас это такой торжественный вечер. Приступим к ужину. Стол просто великолепен.
Длинный, украшенный цветами, буфетный стол, был уставлен горячими и холодными закусками. Лакеи в алых с золотом королевских ливреях спешили подать гостям омаров, филе форели, куропаток, Йоркской ветчины, перепелиные яйца, разнообразнейшие пирожные и десерты. Наполнив тарелку, Уолден сел. После двухчасового стояния в Тронном зале он чувствовал голод.
Рано или поздно Шарлотте придется услышать о суфражистках, их голодовках и принудительном кормлении, но тема эта, мягко говоря, была столь малоприятна, что чем дольше она останется в неведении, думал Уолден, тем лучше для нее. В ее возрасте в жизни должны быть только вечеринки и пикники, шляпки и наряды, невинные сплетни и флирт.
Но все только и говорили, что об этом «инциденте» и «той девушке». Брат Уолдена, Джордж, усевшись рядом, заявил без предисловий:
– Это некая мисс Мэри Блумфилд, дочь покойного Артура Блумфилда. В тот самый момент мать ее была в гостиной. Когда ей сказали, что натворила ее дочь, она тут же упала в обморок. – Казалось, скандал лишь радовал его.
– Полагаю, ничего другого ей не оставалось, – ответил Уолден.
– Какой позор семье, – продолжал Джордж. – Теперь никто из Блумфилдов в течение двух-трех поколений не появится при дворе.
– Скучать о них мы не будем.
– Нет, конечно.
Тут Уолден увидел, как сквозь толпу к ним пробирается Черчилль. Он уже написал Черчиллю о своей беседе с Алексом и с нетерпением ждал, когда они обсудят следующий их шаг, но не здесь же. Он отвернулся в надежде, что Черчилль поймет его намек. Но его расчет, что столь тонкий ход сработает, отнюдь не оправдался.
Склонившись над стулом Уолдена, Черчилль спросил:
– Не могли бы мы перемолвиться парой слов?
Уолден взглянул на своего брата. На лице Джорджа был написан ужас. Сдержанно посмотрев на него, Уолден встал.
– Пройдем в картинную галерею, – сказал Черчилль. Уолден проследовал за ним.
Черчилль сказал:
– Полагаю, вы тоже готовы обвинить либеральную партию в том, что эта суфражистка выступила с протестом.
– Полагаю, что так оно и есть, – сказал Уолден. Но вы ведь хотите поговорить совсем о другом.
– Вот именно.
Оба мужчины зашагали бок о бок вдоль длинной галереи.
– Мы не можем признать Балканы сферой российского влияния, – сказал Черчилль.
– Я как раз боялся, что вы скажете именно это.
– Зачем им нужны Балканы? То есть, если отвлечься от всей этой чепухи о сочувствии борьбе славян за независимость.
– Они хотят получить проход в Средиземное море.
– Это было бы в наших интересах, будь они нашими союзниками.
– Совершенно верно.
Дойдя до конца галереи, они остановились. Черчилль сказал:
– Нет ли какой-нибудь возможности предоставить им этот проход, не перекраивая карты Балканского полуострова?
– Я как раз думал об этом.
Черчилль улыбнулся.
И у вас есть контрпредложение.
– Да.
– Выкладывайте же его.
Уолден сказал:
– Сейчас мы говорим о трех водных бассейнах: Босфоре, Мраморном море и Дарданеллах. Если мы предоставим им эти водные пути, им не нужны будут Балканы. Предположим, мы объявим проливы между Черным и Средиземным морями международными водами, свободными для захода судов всех стран под совместную гарантию России и Англии.
