— Руки — крюки! — ожила подруга. — Положи их под коврик. Кому надо — найдут.
— Коврик для начала неплохо бы раздобыть, затем притащить сюда. Попробуй сама запихнуть связку в пенал.
— Дай сюда, — раздраженно выхватила у меня ключи Наташка и, вглядевшись в них, помянула дорогую маму. — Иришка, похоже, один из них золотой.
Я недоверчиво уставилась на троицу ключей, уютно лежавших на ладони Натальи. Самый маленький из них, с затейливой витой головкой, жаром горел под прямыми лучами солнца. На сей раз уже я помянула дорогую маму и высказала предположение, что ключ, возможно, не золотой, а позолоченный. В качестве обоснования сослалась на то, что мы с Наташкой совершенно не похожи на Буратин.
— Если только содержанием буйных головушек, — тряхнув связкой, попыталась улыбнуться подруга и хотела еще что-то добавить, но не успела.
Из-за угла дома послышались приглушенные мужские голоса. Явно раздраженные. Удалось расслышать только: «…урою сволочь! Главное — никаких свидетелей». По-видимому, визитеры тоже не желали афишировать свой визит деревенским жителям и попали на участок нашим проторенным «подзаборным» путем.
— Мы не Буратины, мы свидетели. Те самые — обещанные «никакие», — испуганно прошептала Наташка, и мы, в одно мгновение слетев со ступенек крыльца, понеслись за другой угол коттеджа, а оттуда, не разбирая дороги и уже не прячась, к дыре в заборе. Мне показалось, что нас окликнули. Недобрым словом. Но останавливаться и уточнять это обстоятельство я не стала. Брала пример с Наташки, активно сверкавшей пятками впереди. Уже загружаясь в машину, вспомнили, что наши многострадальные туфли так и остались валяться в траве. Но было не до них. Наташка заявила, что нечего их жалеть — они сами виноваты. Разворачиваясь к дороге, она резко затормозила и, бросив руль, продемонстрировала мне растопыренные пальцы рук.
— Я где-то обронила проклятые ключи, — обреченно проронила она и, безвольно уронив руки на колени, задумалась.
— Они сами виноваты, — бодро подсказала я, но подруга на мои слова утешения среагировала плохо:
— Зря бы их прятать не стали. Мы кого-то здорово наказали.
— Согласна, — вздохнула я. — Золотой ключик явно не от входных дверей. По нему какой-нибудь сейф тоскует.
— Как думаешь, нас заметили?
— Не знаю, но мне показалась, что вслед нам кричали.
— Тихо! — скомандовала подруга и замерла, прислушиваясь. — Кажется, погоня. Машина катит из деревни. Хорошо, что мы здесь задержались.
— Это трактор.
— Сама знаю, — заартачилась подруга. — Можно подумать, трактор не машина. Поисковики его угнали и теперь рыщут по дороге, надеясь нас заарканить. Блин, даже нос вспотел.
Наташка сунула руку в карман и вытащила пачку бумажных платков. Пачка так и осталась в руке, а вот золотой ключик с рядовыми собратьями брякнулся ей на колени.
— О, какая я собранная и аккуратная, — пробормотала она, вытирая нераспечатанной пачкой лоб. — Любую прихваченную дрянь сразу тащу в карман. А для порядка. Ир, не хочешь поносить связку ключиков? Надо соблюдать очередность. У меня карман отсох, к тому же я за рулем, мне надо уходить от погони.
Не дожидаясь ответа, Наташка перебросила мне ключи вместе с бумажными платками. И то и другое я уронила вниз, но поднимать не стала, решив сделать это по возвращении к Полетаевым. Не хотелось набивать себе на ходу шишки и синяки.
Послушная Наташке машина неслась по кочкам, мы подпрыгивали и шарахались из стороны в сторону. Успокоились только на шоссе, припарковавшись к придорожному магазинчику, которого раньше на своем пути не замечали. И не удивительно, ибо в смятении чувств свернули не туда, куда надо. Правильно, между прочим, сделали. Приобретенные в порядке компенсации за нервное перенапряжение шмотки, включая галоши и дешевые босоножки, примирили с обстоятельствами, а радость, доставленная скучавшим продавцам, возвысила нас в собственных глазах до уровня благодетельниц.
9
У ворот полетаевского участка стоял полицейский «Мерседес». Немного поодаль кучковалась небольшая группа тихо общающихся между собой граждан. Трое подростков, не выпуская из рук рули велосипедов, пытались обнаружить в глухом кирпичном заборе хоть какую-нибудь щель. Не обращая на них внимания и лениво обмахиваясь фуражкой, подпирал калитку полицейский. С приближением нашей машины он насторожился, амплитуда колебаний форменного «веера» замедлилась, а следом и вообще прекратилась. Сделав служебную стойку, полицейский строго окликнул нас позывными: «Гражданка Ефимова? Гражданка Кузнецова?» Мы ответили уже на бегу, так что его приглашение проследовать на территорию Полетаевых запоздало. Воображение рисовало страшные картины кровавых сцен, главным отрицательным героем которых был Стас.
Оперативник тоже был сам виноват в случившемся. Проявил преступную неосторожность — не успел посторониться. Мы с Наташкой в порядке очередности снесли его сначала с поста, затем еще чуть дальше, при этом его многофункциональная фуражка, обретя на короткое время свойства маленькой летающей тарелки, отлетела метров на пять в сторону, прямиком угодив в миниатюрный бассейн с застоявшейся водой. Не так давно Наталья приобрела себе такой же, только у нее в нем растут водяные лилии, между которыми плавают две подсадные утки — искусственные. Я было решила выхватить «плавсредство» с козырьком из воды, но слишком торопилась попасть в дом, ибо на участке никого не было, что только усилило панику. Вслед нам неслись угрозы непременного привлечения обеих к уголовной ответственности за нападение на сотрудника полиции при исполнении им своих служебных обязанностей.
Распахнув входную дверь, я с налета угодила в Димкины крепкие объятия, но порадоваться не пришлось. Скорее наоборот — расстроилась, что не могу вырваться. Да уж какая тут радость, когда тебя со страшной силой трясут за плечи, выколачивая ответы сразу на ряд вопросов: нахожусь ли я, так сказать, в целости и сохранности без нарушения целостности упаковки, а также в своем ли уме, где меня черти носили, есть ли у меня совесть и какого лешего укатила без доклада мужу. Ввалившаяся следом за мной Наташка, пытаясь переорать Димку, тщетно взывала к разуму трех оперативников, с интересом наблюдавших за моей «утруской». Вернее, наблюдали двое, а третий был занят изучением сведений, почерпнутых из мобильника моего мужа. Сотрудник отвлекся от своего занятия только на несколько секунд и не нашел ничего зазорного в действиях гражданина Ефимова. Затем принялся названивать по своему мобильнику, считывая номер с экрана Димкиного. Краем глаза я увидела, как он вышел из дома.
Наташкины призывы впустую сотрясали воздух в холле. Не помог даже довод о нервном расстройстве, грозящем коллеге оперов, который торчал на свежем воздухе. Если гражданин Ефимов вытрясет из меня душу, некого будет привлекать к уголовной ответственности за нападение на сотрудника полиции. А он, бедняга, так надеялся. Теперь Наташка сама этого сотрудника посадит, ибо именно он заманил нас в смертельную ловушку к свихнувшемуся в одночасье хирургу Ефимову. В условиях немыслимой «турбулентности» я послушно открывала рот, стараясь ответить хотя бы на один из его вопросов, но, заикаясь, выдавала только отдельные слоги.
Не дождавшись сочувствия и помощи от сторонних наблюдателей, подруга пошла в наступление. Первая ее атака была отбита Димкой весьма некорректно. Легким движением правой руки, на которой она повисла, Димка отмел Наталью к одному из оперативников. На счастье Наталья ухитрилась то ли наступить тому на больную мозоль, то ли просто отдавить ногу, но в следующую атаку на гражданина Ефимова они ринулись вместе…
Долгожданное освобождение, увы, не вернуло мне дара речи. Я по-прежнему изъяснялась отдельными слогами, в итоге меня просто оставили в покое. Относительном. Ибо Дмитрий Николаевич и на расстоянии испепелял меня гневными взглядами.
Наказав мне заткнуться до лучших времен, Наташка четко ответила присутствующим на все заданные «придурком Ефимовым» вопросы. Примерно так. После того как я побывала в лапищах мужа, за мою целостность и сохранность она не ручается. Отсутствовали мы с ней по уважительной причине — с раннего утра ездили на заправку, дабы сэкономить «придурку» время на сон, завтрак и обратную дорогу. Ежу понятно, что будить спящего человека для доклада о своих добрых намерениях, мягко говоря, безнравственно. А если этим человеком является невыспавшийся хирург Ефимов, то и опасно. Кстати, мы побеспокоились и об отдыхе хозяев дома. Они тоже люди, ни к чему их беспокоить звонками. Из сказанного следует, что запасы совести у нас с Натальей неисчерпаемые. С Ефимова тысяча рублей согласно полученному чеку автозаправочной станции плюс еще тысяча на мороженое, чтобы охладить пожар в душах от морального ущерба. И вообще… Наталья сделала глубокий вздох и приготовилась всплакнуть.
