— Холодной водой… Карр, мне это не нравится. Мы должны сообщить в полицию, мы не сделали ничего плохого.
Впервые он дотронулся до нее, крепко ухватив за плечо.
— У тебя неплохая голова, пошевели мозгами! Как ты думаешь, найдется ли дюжина людей, которые поверят, что это сделал не я?
— Ты?
— Или ты.
Она почувствовала, как подступает тошнота.
— Дюжина…
— В суде двенадцать присяжных, Рета, — и повернулся к двери.
Глава 16
Молочник мистер Стоукс пустился в свой обычный обход в семь часов утра. Через двадцать минут он добрался до Меллинг-хауса, и то, что увидел, впоследствии он описал как «ужасное положение вещей». Задняя дверь была открыта. В этом молочник не нашел ничего странного. Все, что от него требовалось, — принести молоко на кухню, и когда миссис Мейхью предложит ему чай, сказать: «Я бы с удовольствием, но не могу». Но в это утро никакого чая не было, миссис Мейхью сидела на кухонном стуле, замерев и вцепившись в сиденье обеими руками. У нее был такой вид, как будто она упадет, если ненароком отпустит руки. Глаза ее смотрели прямо на мистера Стоукса, но он не поручился бы, что она его видит: глаза вылезли на лоб, лицо белое, как творог. Такого приема мистер Стоукс никогда не встречал.
— Э, миссис Мейхью, в чем дело? — спросил он, но ответом ему был все тот же взгляд. Он поставил молоко на стол и оглянулся в поисках самого Мейхью, потому что с его женой явно было что-то неладно, и он не мог уйти, оставив ее в таком состоянии.
Мистер Стоукс вышел из другой двери кухни в темный коридорчик. Дверь в кладовку была открыта, он увидел плечо Мейхью и его руку, держащую телефонную трубку, и все это тряслось. Когда показалась голова, она тоже тряслась, но не потому, что Мейхью тряс ею — нет, он весь колыхался, как желе, которое готовила его жена. Зубы его стучали. Мистер Стоукс подумал, что на другом конце провода, наверное, ничего не понимают из того, что пытается сказать Мейхью. И, видимо, он не ошибся, так как голос из трубки умолял говорить внятно, а Мейхью произнес:
— Я попробую… — и опять затрясся. — Такой страх… я его нашел… жуткое зрелище…
В деревне мистер Стоукс имел заслуженную репутацию человека, повсюду сующего свой нос. Он больше не мог терпеть. Тут и дураку ясно: что-то случилось. Мистер Стоукс ни в коей мере не считал себя дураком. Он немедленно сделал предположение, что это что-то — убийство или, по крайней мере, внезапная смерть, подошел к трясущемуся Мейхью и дружески обнял его за плечи.
— В чем дело, дружище? С кем ты говоришь, с полицией? Ну-ка, глотни водички.
Он сунул мистеру Мейхью чашку, отобрал трубку и прижал ее к уху.
— Алло! Говорит Стоукс, молочник. Это полиция?
Голос, который должно быть принадлежал весьма солидному полицейскому, ответил «да» и спросил, причем тут мистер Стоукс.
— Я принес молоко и застал мистера Мейхью в таком состоянии, что он вряд ли сможет что-либо объяснить. Я дал ему воды и сказал, что поговорю сам. Это полиция Лентона?
Голос опять ответил «да» и потребовал вернуть к телефону Мейхью.
— Это непросто, — замешкался мистер Стоукс. — Видите ли, тут дело скверное: миссис Мейхью за соседней дверью на кухне в полуобмороке, а этот бедолага выглядит так, как будто его ведут на расстрел. Он расплескал воду, что я ему дал, так и не выпив. Побудьте на проводе, я попробую разобраться, в чем дело.
Констебль Уитком ждал. До него доносились бессвязные, тревожные звуки: всхлипы, задыхающиеся вскрики, на них накладывался голос Стоукса, который кого-то сладко увещевал и подбадривал. Затем он кратко и отчетливо сказал: «Черт!» — и наступила такая долгая пауза, что констебль вызвал телефонистку и спросил, не отключился ли абонент. Ему уверенно ответили «нет». После этого констебль услышал еще парочку всхлипов, а затем топот бегущих ног. Мистер Стоукс опять появился на линии, но он растерял всю свою невозмутимость и почти кричал:
— Мистер Лесситер убит! В своем кабинете! Ему пробили голову кочергой! Вот что пытался сказать Мейхью, но не смог, и неудивительно. Я сам обнаружил… Я прошелся по дому… Нет, конечно, я ничего не трогал! За кого вы меня принимаете! Пятилетний ребенок и тот знает, что на месте преступления ничего нельзя трогать… И дверь не трогал, она была нараспашку, после того как Мейхью заглянул туда и увидел эту страшную картину. Он еле добрался до своей кладовки, и я его не виню. Я думаю, чем скорее вы приедете; тем лучше… Ладно, ладно, ладно, я и не говорил, что вы медлительны! Вы меня не так поняли, я только хотел помочь.
В это утро жители деревни получили свое молоко поздно. Задержка была вызвана не только самим происшествием в Меллинг-хаусе, но и, понятное дело, тем, что мистер Стоукс не мог не позвонить в каждую дверь и не сообщить тот драматический факт, что он оказался на месте, когда обнаружилось убийство. К тому времени как он добрался до самого конца Грина к миссис Войзи, он не только отточил свою речь, но и добавил свои наблюдения, как люди реагировали на новость из первых рук.
— Миссис Уэлби высунулась из окна и попросила лишние полпинты, а когда я ей рассказал, она, должно быть, резко села, потому что вот она была, а вот ее нету, я еще подумал, может, она в обморок упала. Я ее окликнул, а она появилась в окне, бледная, как смерть, и спросила: «Вы уверены?» И я сказал, что видел собственными глазами, а она воскликнула: «Господи, какой ужас!»
Варианты этой реплики менялись от дома к дому. К его сожалению, а также к сожалению всех слушателей, ему не была известна реакция обитателей Белого коттеджа, потому что он доставил молоко мисс Рете Крей до того, как направился в Меллинг-хаус.
Пожилая толстая домработница Сесилии Войзи, миссис Крук, выслушала его с тем же жадным интересом, с которым в свое время узнала о рождении близнецов в семействе Стоуксов, о кончине дяди миссис Стоукс, который женился в четвертый раз на восемьдесят девятом году жизни и оставил безутешной вдове дом и кругленькую сумму денег. «Красит волосы, делает вид, что ей еле за тридцать!» — таково было горькое заключение мистера Стоукса. Все эти события миссис Крук комментировала одинаково: «Подумать только!» и далее: «Ну надо же!» Убийство Джеймса Лесситера не сподвигло ее на большее, но она все исправно запомнила, и как только за Стоуксом закрылась дверь, направилась прямиком в столовую, где завтракали миссис Войзи и мисс Силвер, и пересказала им полученные известия до мельчайших подробностей.
— Мистер Стоукс дождался, когда приедет полиция. Он не знает, может, что-то и пропустил, но камин был забит горелой бумагой, а бедный джентльмен сидел с пробитой головой, и на подставке лежала кочерга. Мистер Стоукс оставил нам две пинты молока, но сказал, что не сможет и дальше столько давать.
Мисс Силвер сказала: «Боже мой!»
Миссис Войзи отмахнулась от молока.
— Бесси, миленькая, не говори о еде! У полиции есть какие-то предположения?
— Они не сказали мистеру Стоуксу. Там собрались констебль, инспектор и суперинтендант. Когда он уходил, они фотографировали и снимали отпечатки пальцев. Он сказал, что кто-то пытался сжечь завещание бедного джентльмена. Оно с одного края обгорело.
— Завещание! — со стоном воскликнула миссис Войзи.
Миссис Крук одарила ее задумчивым взглядом и невинным голосом добавила:
— Говорят, он все завещал Рете Крей.
Глава 17
В Меллинг-хаусе суперинтендант окружной полиции Дрейк сидел в обитом гобеленом кресле в комнате домработницы. Миссис Мейхью расположилась напротив. Она держала чашку чая, заваренного констеблем Уиткомом, а Мейхью подлил туда виски из кейса, с которым прибыл Джеймс Лесситер. Не будь ее голова занята одной неотступной мыслью, она бы возмутилась: как, спиртное с утра? Но сейчас она оставила привычную строгость. Виски ударило ей в голову, что привело в смятение, а заодно развязало язык. Но оставалась одна деталь, которую она ни за что не упомянет, хоть поджаривай ее на сковородке.
Впрочем, ничто не предвещало подобную форму дознания. Никто не спрашивал ее о Сириле, который приехал из Лентона на велосипеде, взятом у Эмми Уайт. Что на это сказал бы Фред? Фред не знает и не узнает. Нет смысла говорить им, что Фред порвал с Сирилом и велел ему больше здесь не показываться. Но человек не может порвать с собственной плотью и кровью, это все равно что отрубить себе руку и говорить, что прекрасно без нее обходишься. Она решила все делать так, чтобы Фред не узнал о приезде Сирила… и обо всем остальном.
Ее снова охватил ужас. Он не должен узнать, и полиция не должна узнать, никто и никогда не должен узнать об этом!
В полинявшем, но чистом синем халате миссис Мейхью сидела в кресле с гобеленовой обивкой, не опираясь на лоскутные подушки, оставленные ей в наследство тетушкой Эллен Блаклок, сцепив руки и напряженно глядя в лицо суперинтенданта. Он появился в Лентоне недавно, и она его раньше не видела. Если бы он повстречался ей на улице, она ничего бы не подумала, кроме того, что он рыжий, а ей это безразлично. Рыжая шевелюра и рыжие ресницы делают мужчину похожим на лису. У нее в семье нет рыжих, а то, что они есть у других, ее не касается, она не то что некоторые, не лезет не в свое дело. Ей все равно, какие волосы у суперинтенданта Дрейка — светлые, темные или рыжие. Как бы он ни выглядел, он полицейский, а значит, нужно держать его подальше от Сирила. Ужас опять охватил ее, и она задрожала.
