Конвей переживал кошмарные ощущения. Дело, по сути, выеденного яйца не стоило, а он был вынужден стоять, держа руки за спиной. Стоять и смотреть, как погибает раненый гоглесканец, было нестерпимо, в то время как существовало столько способов спасти его. Тем не менее Конвею было строго-настрого запрещено даже приближаться к несчастному, хотя Коун прекрасно понимала, что он может и хочет помочь. Глупее не придумаешь, но, видимо, эта глупость имела под собой какой-то резон, уходивший корнями в дебри гоглесканской цивилизации.
Конвей беспомощно посмотрел на Вейнрайта, оценил его могучую мускулатуру, обтянутую форменным комбинезоном, и предпринял ещё одну попытку.
– Если пострадавший без сознания, – сказал Конвей, – то на нем не может отрицательно сказаться присутствие рядом других существ и их прикосновение. Существа с другой планеты могли бы легко приподнять бревно, чтобы высвободить тело пострадавшего.
– Слишком много наблюдающих, – отозвалась Коун. Она явно пребывала в нерешительности, судя по тому, что подняла и вновь опустила приготовленные для работы щипцы. Затем она приладила к ним новые наконечники, достала из сумки моток тонкой бечевки и с помощью щипцов обмотала ею ноги пострадавшего. – Хорошо, – сказала она наконец, – но есть большой риск. Чужестранцы не должны тесно приближаться к пострадавшему и его целительнице и обязаны постараться, чтобы другие не увидели, как они приближаются, пусть даже с самыми благими намерениями.
Конвей не стал уточнять, какую степень приближения подразумевает Коун под словом «тесно». Он, опередив лейтенанта, шагнул в широкий дверной проем, после чего они с Вейнрайтом подняли бревно за один конец и уложили на плечи. При этом они, естественно, встали очень близко один к другому, что могло заставить зевак разволноваться, но в дверном проеме лежала тень, и скорее всего тоглесканцы не слишком хорошо видели людей. Да, собственно, в эти мгновения Конвею было совсем не до того, что там подумают гоглесканцы.
Пыль и штукатурка посыпалась на них с Вейнрайтом, как только они приподняли торец бревна на три, потом на четыре и, наконец, почти на шесть дюймов. Увы, та часть бревна, под которой лежал несчастный гоглесканец, приподнялась всего-то дюйма на два. Коун успела крепко обвязать веревкой ноги пострадавшего и вдобавок несколько раз обернула её вокруг собственного туловища. Она ухватилась за веревку, покрепче уперлась в землю ногами и попыталась потянуть веревку на себя, став при этом похожей на участника команды по перетягиванию каната. Увы, её усилия оказалась безрезультатны. Гоглесканцы-ФОКТ были чересчур миниатюрны и физиологически не приспособлены к такой тяжелой работе.
– Сможете подержать бревно без меня минутку? – спросил Вейнрайт и, не дожидаясь ответа, пригнулся и шагнул в глубь постройки. – Похоже, я нашел то, что нам поможет.
Лейтенанта не было гораздо дольше минутки. Без него Конвею стало куда тяжелее удерживать на плече бревно. Его спину и мышцы ног немилосердно свело и жгло как огнем. На глаза стекали струйки пота. Проморгавшись, Конвей заметил, что Коун придумала нечто новенькое. Вместо того чтобы подтаскивать пострадавшего к себе с большого расстояния, она подошла к нему как только могла близко, после чего перехватила веревку и, отбегая, снова сильно дернула на себя.
Рывок, ещё рывок… С каждым рывком несчастный ФОКТ понемногу высвобождался из-под бревна, но при этом некоторые из наложенных Коун швов лопнули, и раны вновь начали сильно кровоточить.
Позвоночный столб Конвея уже казался ему самому именно столбом, а не костной структурой, составленной из отдельных позвонков, и в любую секунду этот столб мог треснуть посередине.
– Поторопитесь, черт бы вас побрал!
– Я и так тороплюсь, – отозвалась Коун, забыв о привычной безличности своей речи.
– Иду! – послышался голос Вейнрайта. Он появился, держа в руках короткий толстый обрубок бревна, который тут же подсунул под бревно. Конвей, испытывая к лейтенанту несказанную благодарность, опустился на колени и вылез из-под бревна. Однако счастью его не суждено было продлиться долго. Замысел Вейнрайта состоял в том, чтобы, приложив все силы, приподнимать бревно на несколько секунд, пользуясь подсунутым по него клином, и повторять оную процедуру до тех пор, пока Коун не вытащит пострадавшего целиком.
Замысел был недурен, однако процессу его осуществления сопутствовал прием душа из пыли и штукатурки. А когда пострадавший уже был близок к тому, чтобы обрести полную свободу, изнутри здания послышался громкий треск – видимо, там рухнуло очередное деревянное перекрытие.
– Уходите подальше! – крикнула Коун и приготовилась к тому, чтобы в последний раз изо всех сил дернуть на себя несчастного гоглесканца. Но в то мгновение, когда она рванула к себе веревку, петля, обвивавшая ноги несчастного, соскочила, Коун оступилась, упала и запуталась в веревке.
Впоследствии Конвея мучили долгие и мучительные раздумья: верно ли он тогда поступил, но в то мгновение у него просто не было времени рассуждать и производить сравнительный анализ социального поведения землян и гоглесканцев. Он поступил так, как поступил, – потому что не мог иначе. Он, пригнувшись и прихрамывая, со всех ног убежал от готового вот-вот обрушиться входа, подбежал к раненому ФОКТ и схватил его за ноги.
Конвею, обладавшему большим весом и силой по сравнению с Коун, не составило труда быстро оттащить пострадавшего подальше от аварийной постройки. Как только осела пыль, Конвей перетащил гоглесканца ещё дальше и уложил на траву. Практически все наложенные Коун швы разошлись, и к прежним ранам несчастного добавились новые. И старые, и новые ранения жутко кровоточили.
Неожиданно страдалец открыл глаза, напрягся и начал издавать громкие, длинные шипящие звуки, порой переходящие в свист.
– Нет!!! – поспешно воскликнула Коун. – Опасности нет! Это целитель, друг!
Однако шипение и свист не прекращались, и вскоре их подхватили по-прежнему толпящиеся возле места происшествия зеваки. Коун, прихрамывая, ходила по кругу около раненого, то приближаясь к нему на несколько дюймов, то пятясь назад. Казалось, она исполняет какой-то замысловатый ритуальный танец.
– Верно, – ободряюще проговорил Конвей. – Я не враг. Это я вас вытащил.
– Вы глупый, безмозглый целитель! – прошипела Коун – яростно и весьма персонально. – Невежественный чужеземец! Уходите прочь!
То, что произошло потом, было одним из самых странных зрелищ, какие только доводилось видеть Конвею, а уж в Главном Госпитале Сектора он многое повидал. Раненый покатился по траве, рывком вскочил на ноги, продолжая испускать душераздирающий свист. Такие же звуки начала издавать и Коун. И у неё, и у раненого шерсть встала дыбом и резко перестала походить на плед. А потом Коун и раненый соприкоснулись и как бы склеились, а точнее говоря – свились друг с другом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
