— Не болтай, Ерш! — Я начинаю выбираться из кресла. Ида смеется.
— А что, Паша, давайте выгоним этого трепача, пусть знает, как толкать товарищей на необдуманные поступки?
— Ну нет, — пугается Ерш. — Мне Пашка самому нужен. Он мне уже целый месяц обещал пленку напечатать. С прошлого года руки не доходят. А пленочка, боже ж ты мой! Отпуск! Я и Ялта! Фантастика!
Это верно. Обещал я Ершу напечатать его каникулярную пленку, да все как-то дежурства не совпадали.
— Так что вы, друг мой, баиньки-баиньки, — Ерш вытаскивает из стенного шкафа свернутое в трубку одеяло. — А для того чтобы вам, моя прелесть, лучше спалось, я расскажу кошмарную уголовно-детективную историю, в коей ваш покорный слуга принимал самое живейшее участие.
Ида отмахивается от Ерша, но я вижу, что она начинает прислушиваться. Я опять плюхаюсь в кресло, потому что тоже питаю слабость к Ершовым байкам.
— А было это, други мои, прошлым летом. Некий гражданин, пользуясь выходным днем и собственным автомобилем марки «Москвич», решил отправиться по грибы. А может быть, и по ягоды, которыми заслуженно славятся лесные массивы нашей родной области.
И вот этот гражданин, фамилия которого начисто исчезла из моей и без того перегруженной памяти, а протоколы, я думаю, мы ворошить не будем, загнал свою машину в кусты, взял патриархальное полиэтиленовое лукошко и пошел куда глаза глядят, все дальше и дальше углубляясь в лесную чащобу.
Пройдя метров триста, гражданин вдруг услышал впереди приглушенные голоса. Он прошел еще немного вперед и осторожно раздвинул кусты…
— Ой! — насмешливо сказала Ида Гороховская.
— То же самое, дорогая Ида, сказал и вышеупомянутый гражданин, увидев развернувшуюся перед ним картину. На солнечной поляночке…
— Дугою выгнув бровь, — подсказал я.
— Убью эксперта, — страшным голосом пророкотал Ерш и продолжил: — Итак, на полянке стояла вишневая «Волга», а неподалеку от нее двое мужчин, сбросив пиджаки, копали глубокую яму. Рядом на расстеленном куске брезента лежал аккуратно вырезанный прямоугольник дерна. Один из копающих, крупный мужчина с низким лбом и сросшимися на переносице бровями, поминутно оглядывался и прислушивался.
Наш гражданин замер. А когда двое мужчин, озираясь, вытащили из багажника большой серый, по-видимому, очень тяжелый мешок и поволокли его к яме, гражданин замер еще больше. Он понял, что присутствует при заключительном акте какой-то ужасной драмы…
— Да ну тебя, Ерш, я теперь совсем спать не буду, — жалобно сказала Ида.
— А что же тогда говорить о несчастном гражданине! — завопил Ерш. — Наш гражданин, не разбирая дороги, но тем не менее стараясь не производить шума, ринулся к своей машине и через несколько минут, сжимая дрожащими руками руль, уже мчался по шоссе, приближаясь если не к городу, то к ближайшему милицейскому посту.
Через несколько минут под рев сирен оперативная группа, вооруженная опытом, знаниями и различным криминалистическим инструментарием, — вежливый кивок в мою сторону, — уже мчалась на место тайного захоронения. Захватив по дороге ожидавшего у милицейского поста бледного гражданина, мы прибыли в лес. Но вишневая «Волга» исчезла бесследно.
— Ну? — Ида блеснула глазами.
— Без труда нашли место. Оцепление, эксперт с большой лупой, разговоры вполголоса, начальства понаехало ужас сколько! Замечу, что день был летний и прекрасный. Особенно за городом.
Дерн снялся сразу. Начинаем копать — легко, земля только что засыпана. Добираемся до мешка, тянем наверх — тяжело…
Я прощупал через мешковину, чувствую, подается. Явно труп. Ну, думаю, влипли. В такой-то веселый денек, да на такой поляночке, да под пение птичек и такое дело. Честное слово, прямо не по себе стало, да и давненько у нас таких кошмаров не было.
Развязывайте, говорю, но приятного зрелища не обещаю.
Развязали, да так и сели. Труп, действительно. Только собачий. Здоровеннейший пес был, видать. Сидим мы вокруг этого мешка и нервно смеемся, давно я такого идиотского смеха не слыхал! Ехали на жуткое злодейство, а приехали на анекдот.
— А как же все-таки с той вишневой «Волгой»? — спросила Ида.
— Да нашли через час. — Ерш машет рукой. — Дело проще простого — собака выскочила на улицу и угодила под грузовик. Хозяева туда-сюда, погоревали, а куда девать тело, не знают. Ну позвонили бы, выяснили… Так нет же — придумали увезти за город, благо машина есть, и закопать. Полгорода переполошили…
Ида облегченно вздыхает и тут же хмурится.
— Переполошить, это у нас умеют. Вот у меня тоже случай был на дежурстве. Звонок. На стройке в Заречье рука из мусора торчит — шутка сказать! Срываемся, едем. Все уже оцеплено, и толпа стоит, ждет, как развернутся события. Это уж как всегда.
Меня, конечно, мужики вперед выпихивают. Ты, дескать, медик, человек притерпевшийся, привычный, тебе и карты в руки.
Подхожу. Лежит передо мной старая резиновая перчатка, да еще земля в нее набилась. А переполоху!
— Но самое удивительное это другое, — Ида усмехается. — Вечером еду я домой и в автобусе слышу разговор про эту самую руку. Да еще в двух вариантах. Про несчастную девицу, загубленную своим неверным возлюбленным, и еще про бандитскую шайку, которая людей в карты проигрывает. «А ручка-то такая тоненькая!» — писклявым голосом передразнивает Ида свою попутчицу. — Прямо зло берет, честное слово! Я, конечно, все понимаю, но какая-то гласность в нашем деле нужна. И не только из-за того, что слухи ползут всякие, один глупее другого… Но ведь не все же тишь да гладь. Мне вот, например, ночью спать не дают…
— Ну не расстраивайся, старушка, — нежно говорит Ерш. — И хватит всяких святочных историй. Мы сейчас с Пашей пойдем к нему, а ты спи. Будем надеяться, что ночь пройдет тихо…
На столе звонит телефон. Ида берет трубку.
— Да. Понятно. И Колчин здесь. Хорошо, — и уже повернувшись к нам: — Накаркали. Труп в райотделе. Поезжай, Ерш, твоя очередь.
18
Труп — это всегда неприятно, а труп в милиции — неприятно втройне. Поэтому сюда вместе с нами приехал подполковник из управления, поэтому ночью подняли с постели все руководство отдела, все они по очереди заходят в раскрытую настежь камеру предварительного заключения, где на полу, широко раскинув ноги, лежит мужчина с холодными остановившимися глазами, в грязном изодранном плаще и таких же грязных, мятых брюках, заправленных в сапоги.
Люди в форме и в штатском заходят в камеру, смотрят мгновение на тело, как по команде, закуривают и выходят в дежурку. Сейчас в ней, несмотря на позднее время, не протолкнешься. Под табличкой с надписью «Не курить!» расплываются тугие полосы табачного дыма.
Хотя с первого же взгляда видно — никакого ЧП нет, но неприятностей у милицейского начальства от этого не меньше.
Лейтенант-дежурный, стоя навытяжку перед приехавшим с нами подполковником, докладывает:
— Без документов. Доставлен, — он заглядывает в протокол, — в десять тридцать вечера в состоянии сильного опьянения. До приезда спецмашины из вытрезвителя был помещен в камеру. В одиннадцать двадцать задержанный за мелкое хулиганство, — лейтенант опять заглядывает в листок, — Николенко Борис постучал изнутри и заявил, что с его соседом по камере плохо. Тотчас же была вызвана «скорая помощь». Вот предварительное заключение. Инфаркт…
Николенко Борис — мрачный верзила с желтеющим под глазом синяком недельной давности — поднимается и глухо бурчит:
— Он, это… сначала на лавке сидел, а потом свалился и захрапел так. И глаза закатил. Я сначала подумал, может, ему полежать захотелось, а потом вижу, что-то не так. Ну я стучать…
Подполковник внимательно слушает верзилу.
— Скажите, Николенко, пьяного доставляли при вас?
— При мне.
— Как обращались в милиции с доставленным в отделение?
— Обыкновенно, как…
Разговоры в дежурке смолкают. Лейтенант, вполголоса разговаривавший по телефону, отнял от уха трубку и опустил ее на стол. Подполковник недовольно хмурится:
— Что значит «обыкновенно»?
— Обыкновенно, и все тут…
— Я вас спрашиваю, не применялись ли к доставленному меры… гм… физического воздействия?
— А зачем? — вдруг ухмыляется парень. — Он же как мешок был. Внесли, положили на скамью, и все тут. Как в лучших домах. Вы лучше обо мне спросите…
— Вы на что-нибудь жалуетесь? — резко спрашивает подполковник.
— А как же! — взвизгивает парень. — Руку мне вывернули, когда сюда вели. Вот! — И он вытягивает далеко не идеальной чистоты руку с ободранными костяшками пальцев.
Подполковник молча оборачивается к дежурному.
— Драка у кинотеатра, товарищ подполковник, — снова вытягивается тот. — Еле остановили этого боксера. Вырывался, постовому в живот заехал. Завтра в суд повезем. По мелкому.
