– Я на самом деле любила школу.
– Никаких осуждений, – засмеялся он.
И он прав. Одно из качеств, которое мне нравится в нем – независимо от того, что делал любой из нас, не существует никакого осуждения. Но с другой стороны после обоюдного согласия на эту неделю, как мы можем, по сути, осуждать друг друга?
– Ты являлась капитаном университетской волейбольной команды, когда была второкурсницей? – спросил он, указав на одну из фотографий.
– Ладно, хватит, – сказала я, приподнявшись и сев к нему на колени, чтобы отвлечь его внимание от альбома.
– Ты грязно играешь.
– Эй, женщина должна проявлять инициативу, которую желает удовлетворить, – ответила я, прежде чем поцеловать его.
Он застонал и расслабился, откинувшись на спинку дивана. Как я и надеялась, альбом выскользнул из его рук и приглушенно упал на пол.
Сменив положение и расположив свое тело между его ног, я нежно провела рукой по его щеке, а затем углубила поцелуй. Я задвинула альбом под диван, где он останется незамеченным в течение следующего месяца.
Как только мои губы коснулись его, то мысли об альбоме сразу же покинули мой разум. Леви встал, издавая тихое ворчание, и поднял меня в воздух так же, как и ранее в душе тем утром. Когда я обхватила руками его за шею, то едва почувствовала беспорядочное биение его сердца, пока он нес меня в священную тьму моей спальни. Он поставил меня на ноги перед кроватью.
– Я хочу тебя, – прошептал он, его взгляд блуждал по мне.
– Правда? – я скрестила руки…, понятия не имею, почему разыгрываю из себя недотрогу прямо сейчас…, ведь это ложь. Я знаю почему; все дело во взгляде в его глазах… то, как он смотрит на меня, заставляя испытывать острые ощущения.
Он делает шаг вперед и хватает меня за бедра, притянув к себе так близко, что я сумела почувствовать, насколько он тверд.
Его губы нависли над моими, и он заговорил. – Когда я говорю, что хочу тебя, то подразумеваю, что нуждаюсь в тебе. Мне необходимо прикоснуться к твоей коже, проложить дорожку из поцелуев вдоль твоей спины и заставить стонать мое имя. Я. Нуждаюсь. В тебе. И по взгляду на твоем лице, ты тоже нуждаешься во мне. Так что раздевайся.
Как я могу противиться?
– Ма, я в порядке. Разве мы не можем перенести на какой-нибудь другой день следующей недели? Просто я занят прямо сейчас.
– Леви, ты в отпуске и не должен быть ничем занят.
Моя мама сводит меня с ума.
Я зажал телефон между плечом и щекой, и позволил своей матери разглагольствовать, хотя сам лишь частично слушал. Я полез в холодильник за молоком и заметил, что у Теи почти закончились все продукты. И почувствовал себя виноватым в тот же момент, потому что знал, что это у меня прожорливый аппетит.
– Я не работаю мама, – ответил, как только она спросила меня еще раз, чем я могу быть занят.
– Леви? Ты не видел мой…, ой прости, я не знала, что ты разговариваешь по телефону, – сказала Тея, когда вошла в кухню, одетая в шорты и безразмерный свитер.
Я скучаю по ее образу в моей одежде.
– С кем ты? – рявкнула моя мать на другом конце провода.
Я прикрыл динамик рукой, когда посмотрел на нее и вздохнул. – Дай мне минутку?
Она кивнула и обернулась.
– Мам, мне, правда, пора идти. Скажи отцу, что сожалею насчет игры, мы наверстаем с ним в другой раз. Пока.
Я повесил трубку, прежде чем она успела что-либо еще сказать, но в глубине души, я знал, что это не конец этого разговора.
– Все хорошо? Я не отрываю тебя от чего-нибудь важного? – спросила Тея, когда взяла яблоко из керамической миски на стойке и потерла его об рукав свитера.
Важнее, чем она? Мой отец и его друзья по гольфу могут подождать.
– Нет, все хорошо, просто моему отцу очень скучно, так как он в отставке.
– Чем он занимался? – спросила она, откусив яблоко.
– Он был адвокатом.
– Адвокат? И он в отставке? Обычно такое случается только по двум причинам; либо он был выгнан из фирмы, либо его здоровье ухудшилось.
Как только она это сказала, то ее глаза округлились, а затем она посмотрела на меня. – Дерьмо. Мне жаль. У меня нет фильтра речи.
– Все в порядке, честно. Кроме того, ты права. В прошлом году у него был сердечный приступ, и мама решительно воспротивилась его деятельности.
Она стоит, уставившись в пол, не в силах встретиться с моим пристальным взглядом. Она явно смущена своим порывом и застенчива оттого, что ей следует делать дальше. Притянув ее в свои объятья, я поцеловал Тею в лоб.
– Все хорошо, – сказал ей еще раз. – Кроме того, мне намного интереснее узнать, как ты сумела догадаться об этом.
– Моя мать раньше была адвокатом. Она тоже оставила свое фирму по состоянию здоровья, но поверь мне, она вела адскую борьбу.
– Как ее звали? – спросил я, мне стало любопытно. – Возможно, я слышал о ней.
– Возможно, – она пожала плечами, выскользнув из моих объятий и направившись к холодильнику.
Я заметил, что существует невидимая грань. Она готова говорить о себе и сестре, но на этом все и заканчивается. Она не предоставляет мне слишком много деталей ни о чем. Тея пытается удержать меня за пределами своего пузыря…, как ни крути у нас осталось только три дня. И все же мне хочется узнать о ней как можно больше.
Как же быстро пролетело время?!
– Думаю, что очень быстро схожу на фермерский рынок, прежде чем поеду к тебе. Ты можешь провести…
– Я пойду с тобой.
Она проигнорировала мои слова. – Не страшно…
– Тея, – заявил я, обхватив руками ее лицо. – Дай мне минутку, чтобы накинуть рубашку, а затем мы сможем поехать вместе. У нас осталось три дня, так что не убегай от меня. Я хочу максимально использовать наше время.
– Я не убегаю, просто подумала, что тебе, вероятно, требуется некоторое личное пространство или что-то вроде того.
– Если бы я желал личного пространства, то не приезжал бы к тебе каждый день, – тихо сказал я, прижавшись к ней. – И, безусловно, не находился бы так близко к тебе. Когда мы вернемся, ты переоденешься в мою рубашку.
– Кое-кто становится требовательным, – подметила она, смотря на мои губы.
– Кому-то нравится это, – ответил я, прикусив ее нижнюю губу, прежде чем отойти от нее подальше.
Три
Два
Один...
– Ты не станешь ни за что платить! – закричала она на меня.
Тея всегда оставляет последнее слово за собой; ведь ее гордость не может допустить иного исхода.
– Хорошо, – крикнул я в ответ.
Просто уже нет никакого смысла в продолжение этой словесной перепалки, но никоим образом, черт возьми, я не собираюсь позволять ей платить. С другой стороны, наши споры всегда возбуждают меня…
– Я очень сожалею о том, что произошло с Эстер и Гектором. Да, Эстер и я расстались, но мы никогда не ненавидели друг друга. И Гектор… Гектор был моим лучшим другом. Никто в мире не знал меня так, как он.
– Его родители всегда были мне, как вторые родители, я… я так сожалею. Я никогда не предполагал, что что-либо подобное может произойти, и если бы мог вернуть все назад, то никогда не устраивал бы ту вечеринку. Простите, – прошептал Ричард в микрофон, прежде чем отойти.
Он провел тыльной стороной руки по лицу, вытерев свои слезы. Затем скрестил руки на груди и уставился в пол.
Положив руку ему на плечо, я улыбнулась, стараясь изо всех сил подбодрить его. Я не хочу усугубить его ситуацию. По началу – хотела, но потом, после прошлой ночи – я поняла, что это является чьей-то жизнью, за которую мы боремся. Я села прямо и расправила плечи, подготовившись произнести свою речь перед СМИ.
– Ричард Арчибальд устроил вечеринку, одну из восемнадцати, устроенных учениками из его старшей школы в этом году. Фактически Ричард устраивал вечеринку за неделю до рассматриваемого инцидента, но на нее никто не пришел, потому что там не было достаточного количества алкоголя и наркотиков для их развлечения. Вот так он и совершил ошибку все ради того, чтобы вписаться.
– Нет никаких сомнений, что это была трагическая гибель двух молодых жизней, но возлагать вину исключительно на плечи шестнадцатилетнего мальчика не только несправедливо, но и некомпетентно.
– С тех пор как это расследование началось, ни разу ни один сотрудник Бостонской полиции не попросил предоставить информацию о наркодилере, который является, на мой взгляд, настоящим убийцей. Он продал некачественную партию наркотиков несовершеннолетним, одному только Богу известно, сколько еще человек заболело и возможно умерло из-за их распространения. Даже сейчас до сих пор устраиваются вечеринки с точно такими же детьми, как Эстер и Гектор, которым требуется лишь одна таблетка для передозировки. Дело не в расовой проблеме, и даже не в том, как очередному привилегированному подростку сходит все с рук. Это касаемо прокуратуры и Бостонской полиции, пытающихся выглядеть так, словно они упорно ведут расследование, когда откровенно говоря, они лишь прикрывают свои задницы, ища козла отпущения. Этим козлом отпущения не станет Ричард Арчибальд.
