– А где можно? – ни к кому конкретно не обращаясь, с ленцой в голосе спросил милиционер. Чтобы всем было понятно, охранник перешел на русский.
– Идите, где солдаты сидят. Туда! – показал он рукой.
– Там места нет и батарея вся занята. Где нам вещи сушить? Мы здесь аккуратно посидим, все равно в здании никого нет, – лениво отбивался от наседавшего УГСОшника боец.
– Выходите, я сказал! – теряя терпение, охранник ногой толкнул берцы одного из «беркутов».
– Эй ты, поскромнее себя веди! – зашевелился боец, ботинки которого толкнули.
– Мы только с Банковой. Если бы не мы, сейчас тут майдановцы с тобой по-другому общались бы, с ними ты себя так не вел бы.
– Да тут неизвестно, может лучше они, чем вы! – в сердцах высказался охранник.
– Ты за словами следи! – вскочил на ноги боец, который сидел посередине. УГСошник, который сидел на стуле, увидев, что назревает скандал, крикнул:
– Олесь, піди краще чайник в нашій кімнаті вимкни. Не чіпай хлопців, нехай сидять. Проходь! – обратился он к Ивану, с интересом наблюдающему за происходящим.
В туалете было грязно. На унитазе остались чьи-то грязные следы от ботинок, а возле рукомойника налили большую лужу, которую обувью растаскали по полу, окно было распахнуто настежь и холодный сквозняк выдувал последнее тепло. Возле умывальника, раздевшись по пояс и свалив в углу одежду, отмывались двое молодых солдат-срочников. Черная закопченная шея и лицо резко выделялись на фоне белого тела.
– Братаны, вы еще долго плескаться здесь будете? Можно я быстро лицо и руки умою, – обратился Иван к солдатам. Они молча отошли в сторону.
– Спасибо! – поблагодарил Журба. От резкого наклона в голове зашумело сильнее, в глазах поплыло и бойца чуть повело в сторону.
– А черт! – Иван схватился за край, восстанавливая равновесие. – Хорошо меня приложили.
Умыв холодной водой лицо и прополоскав рот, чтобы избавиться от неприятного стального привкуса, милиционер почувствовал себя гораздо лучше. Возвращаясь назад, Иван отметил, что бойцы «Беркута» дремлют возле батареи. «Молодцы, позиции свои отстояли» – подумал он. Проходя возле вэвэшников, Журба увидел около стены худого солдата-срочника, возле которого стояла большая сумка с нашитым на ней красным крестом. «И как он ее тягает?» – подумал боец, подходя поближе к врачу.
– Ты медик? – обратился к нему Иван.
– Так, фельдшер, – ответил вэвэшник.
– А есть мазь диклофенак, колени помазать?
– Е, але без дозволу товариша капітана дати не можу, – начал оправдываться медик.
– А где капитан? – поинтересовался Иван.
– От він, на вулиці стоїть, – показал солдат в сторону окна, за которым стояли несколько человек в милицейской форме. Боец вышел на крыльцо и сразу увидел среди стоящих милиционеров медика-капитана, в накидке поверх формы с большим синим крестом спереди и сзади.
– Я извиняюсь, товарищ капитан, – подошел к милиционерам Иван, – можно вас на минуточку.
Капитан удивленно поднял брови и отошел со спецназовцем в сторону.
– Там у вас боец сидит, сумку охраняет, мне бы у него диклофенак взять, колени помазать. Без вашего разрешения не дает.
– Ах, вот оно что, а я-то думал, зачем понадобился доблестному «Беркуту». Да без проблем. Скажешь ему, капитан Файда дал добро. Ну ладно, если я тебе больше не нужен, пойду. Там пацаны анекдот про нашего «Боксера» рассказывают, хочу дослушать, – последние слова капитан договорил уже на ходу, возвращаясь к друзьям. Иван услышал голос рассказчика.
– А третьего? А третьего у меня день рождения. И громкий, дружный смех. Взяв мазь, Иван, не стесняясь, спустил комбинезон и хорошо втер диклофенак в больные колени.
– Спасибо! – поблагодарил Иван, возвращая тюбик обратно фельдшеру.
– Візьміть собі, в мене ще є, може кому потрібно буде, – замахал рукой вэвэшник, застегивая сумку.
Обещанное построение было недолгим. Это даже не построение, а просто замкомандира собрал всех и объявил, что для ночевки нам выделили актовый зал в комитете Верховной Рады. Уставшие за день бойцы, дружно похватав вещи и спецсредства, радостно галдящей гурьбой побежали занимать места. Сидящий на вахте охранник уже не протестовал, понуро опустив голову, ковырялся в телефоне, делая вид, что его совершенно не волнует происходящее. Под лестницей вся батарея была завешана вещами. Вещи висели даже на оконных ручках. Возле батареи, отодвинув большой горшок с цветком, сбившись в кучу, спали около десятка вэвэшников. Иван сильно не спешил. Он попросил Гену занять ему место возле себя. Поэтому, поднимаясь по лестнице, уступал дорогу спешащим милиционерам и, встретив в коридоре знакомого капитана-медика, немного поговорил с ним о здоровье. В актовый зал он пришел одним из последних. В помещении было прохладно, на больших окнах сквозняком шевелило тяжелые красные бархатные шторы. Тусклый свет еле освещал милиционеров, разместившихся на сцене. Посреди сцены Гена сдвинул два стола, и это ложе накрыл добытой откуда-то пыльной бархатной шторой, а под голову вместо подушки положил бронежилет.
– Вань, смотри, почти как дома. Двуспальная кровать с ортопедическим матрацем. Правда, подушки жестковаты, – засмеялся он, делая вид, что взбивает подушку.
– Под нами эти раритеты не развалятся? – задал вопрос Иван, критически осматривая сооружение друга.
– Да ты что! Их еще при совдепии делали. Я там смотрел внизу под крышкой – восемьдесят седьмой год выпуска. Выдержат. Ложись. – Гена с полной уверенностью постучал по своей конструкции.
– Ну, смотри, – предупредил его Иван, разуваясь и залезая на построенную кровать. Ноги в носках, чтобы не мерзли, он накрыл запасным свитером и, повернувшись к Гене спиной, постарался уснуть. Через несколько минут услышал, как захрапел сзади товарищ. Мысли перескакивали с одного на другое, роились в голове, вызывая различные образы, но постепенно усталость брала свое, и Иван провалился в беспокойный, нервный сон. Проспав часа три-четыре, он резко проснулся. В висках ломило, а во рту чувствовалась какая-то горечь. Рядом, скрутившись калачиком от холода, спал Гена. Иван встал на пол и сделал несколько наклонов, потом потянулся. После жесткого стола болела спина. Надев ботинки, он укрыл друга углом шторы, на которой спал, и пошел на улицу.
Иван шел по коридору, переступая через спящих на ковровых дорожках беркутов и вэвэшников, стараясь не наступить на руку или ногу бойцов. Места в актовом зале, где должны были спать, на всех не хватило, поэтому некоторые спали в коридорах вперемешку с солдатами внутренних войск. Сонное царство жило своей жизнью: где-то храпели, заливая переливами весь коридор, кто-то бормотал или вскрикивал, другие стонали во сне. На улице было тихо, не верилось, что еще несколько часов назад здесь стоял сплошной грохот и все озарялось горящими фаерами и разрывами гранат. Стоя на крыльце, Иван наблюдал, как дальше по улице менялись вэвэшники. Гремя щитами, только что пришедшие солдаты выстраивались в ряд перед небольшой группой активистов с украинскими флагами и флагом Евросоюза, а их товарищи, довольные, что смена наконец-то закончилась, весело переговариваясь, строем во главе с молодым лейтенантом шли отдыхать. Пройдя мимо Ивана, солдаты зашли в здание, на крыльце осталось несколько солдат, покурить. Прикурив, они слушали как худощавый солдат с рыжим конопатым лицом, усиленно жестикулируя, что-то рассказывал стоящим возле него сослуживцам. Ивану стало интересно, про что говорят солдаты. Он подошел поближе и прислушался.
– Ми заскочили в арку, а там чоловік п’ять радикалів, побачили нас і давай дертись на паркан. Я до одного в бандерівській шапці та з нашивкою УНСО підскочив та як переперезав його поперек спини, він аж переплигнув через той паркан, – рассказывая, конопатый показал, как бил палкой парня с нашивкой УНСО.
– Так это получается, ты брата своего, бандеровца, палкой по спине огрел, – засмеялся второй вэвэш-ник с лычками младшего сержанта.
– Якого ще брата? – увлеченный рассказчик сначала не понял, что его подкалывают товарищи.
– Ну как какого? Того, что ты по спине палкой огрел. Он наверно тоже з Львова и на западенском лучше тебя говорит, – продолжал насмехаться сержант.
– Я не зі Львова, а з Житомирської області. Мова, якою я говорю, звється українською, а бандерівці мені ніколи братами не були. Вони мого діда і бабцю в лісі живцем закопали, за те що дід у школі російську мову викладав, – с вызовом ответил конопатый, смотря исподлобья на младшего сержанта. Видя, что назревает конфликт, в разговор вмешался Иван.
– Ну, вы еще подеритесь, кто на каком языке разговаривает. Я на русском и на украинском одинаково хорошо говорю, так что, мне левой рукой в правое ухо себя бить? – слова Ивана вызвали у вэвэш-ников улыбку.
– Мы все здесь украинцы. Сегодня против радикалов стояли и западэнцы и схидняки, спины друг другу прикрывали. Я с львовянами в одной шеренге стоял, никто не замечал, кто на каком языке говорит. Ты бы сержант извинился перед товарищем из Житомира, – сказал Журба, дружески обнимая за плечи конопатого и улыбаясь его оппоненту.
