Гарик, заметив лодку, поплыл к ней наперерез. Мальчишка равнодушно смотрел на него. Но когда Гарик попытался схватиться руками за борт, мальчишка лениво замахнулся веслом. Гарик сразу отскочил. В камышах послышался ядовитый Алёнкин смех. Минут пять Гарик плыл рядом с лодкой и о чём-то разговаривал с мальчишкой. Я не слышал, что ответил мальчишка, но когда его кепка качнулась вниз-вверх, Гарик наконец вскарабкался на лодку.
Мальчишка отпустил вёсла и стал слушать Гарика, который, размахивая руками, что-то ему заливал. Вот Гарик пересел с кормы поближе и, смеясь, хлопнул его по плечу. Мальчишка подкинул кепку повыше и тоже хлопнул Гарика. Они сидели рядом и хлопали друг друга по плечам. Мальчишка тоже начал скалить зубы. Скоро, запрокинув голову и одной рукой поддерживая кепку, он басовито хохотал на всё озеро.
Вот он развернул лодку и стал грести к нашему берегу. Уговорил его Гарик. Мне захотелось поближе поглядеть на этого смешного мальчишку в огромной кепке.
Они, всё ещё смеясь, вылезли из лодки.
— Федя Губин — замечательный человек! — сказал Гарик. — Расскажи, как старуха бельё стирала?
— Неохота, — ответил Федя, разглядывая меня.
— Он всё знает, — сказал Гарик.
— Всё, — подтвердил Федя.
Вблизи он оказался ещё смешнее. У него толстые губы. Особенно нижняя. Кепка прикрывала его словно зонтик. Федя поминутно вскидывал головой, как боевой конь, и кепка немного отваливалась назад. Тогда можно было разглядеть глаза и нос. Глаза у Феди небольшие, голубые. Нос широкий и толстый книзу — этакая увесистая дуля. Грудь широкая — плечистый парень. Ростом немного пониже Гарика.
— Он здесь главный рыбак, — сказал Гарик. — Знает все лучшие места.
Федя кивнул кепкой: мол, так говоришь. Правильно.
Я вспомнил, что мне толковал Коля про одного мальчишку. Это тот самый…
— Я знаю, кто ты, — сказал я.
Федя с любопытством взглянул на меня.
— Кто?
— Гриб, — сказал я.
Федя насупился, секунду молча смотрел на меня. А потом внушительно сказал:
— Я могу те и по уху врезать. С гарантией, что на своих двоих не устоишь.
— Я думал, это фамилия…
— Один думал-думал, да взял и помер, — не совсем понятно сказал Федя.
— Бедняга, — сказал я.
— Показать мою лодку? — перевёл Гарик разговор на другое.
Федя кивнул, кепка свалилась на глаза. Он рывком подбросил её на затылок. Пока Гарик бегал за лодкой, мы помолчали.
Феде резиновая лодка не понравилась.
— Одно баловство, — сказал он. — Чуть волна — и к ракам в гости.
— Чудак, она не тонет!
— Мне такая и даром не нужна, — сказал Федя.
— Сергей, завтра на зорьке рванём за лещом. Федя такое место знает…
Гриб неодобрительно взглянул на Гарика.
— Насчёт евоной кандидатуры уговору не было.
— Плакать не буду, — сказал я.
Гарик подмигнул — дескать, лучше помолчи: всё уладится.
Мне, конечно, хотелось за лещами отправиться, но и кланяться этому Грибу я не стал бы. Нацепил на голову аэродром и задаётся. Подумаешь, великий рыбак!
— Я подумаю, — важно сказал Федя и улыбнулся. Он стал ещё смешнее, чем раньше. Нижняя губа отвисла и сделалась треугольной. А толстый нос приподнялся. Такой улыбке любой клоун бы позавидовал. Глядя на Гриба, и я заулыбался, а потом и Гарик.
— Какие там лещи? — спросил Гарик.
— Лапти, — ответил Федя. — Аж тащить страшно.
— Какого червя копать?
— Белого, — подумав, ответил Федя. — Да мы и без червя навалим пол-лодки рыбы… — Он поглядел на остров. — Только бы этот не помешал…
— Сорока? — спросил я.
— Мужики давно хотят ему бока обломать… Попробуй достань его на острове.
— У нас тоже на него зуб, — сказал Гарик.
— Если бы я знал, где вход на остров, — сказал Федя. — Президенту — конец! Мы бы его оттуда со всей оравой в два счёта выкурили. И лётчики бы не помогли…
— Лётчики? — спросил я.
— Дружат они с детдомовскими… Шефы, что ли?
— Приложил бы я этому Президенту! — сказал Гарик. — Руки чешутся.
— Я бы тоже, — сказал Федя.
У меня руки не чесались. Я человек миролюбивый и драться не люблю. Конечно, если на меня кто-нибудь нападёт и первый ударит, я не стерплю. Но пока на меня никто не нападает. А Федя и Гарик пускай дерутся с Президентом, если у них руки чешутся.
— Солнце взойдёт — вы на берег, — предупредил Гриб. — Последнее это дело — ждать и догонять…
— Сколько удочек брать? — спросил Гарик.
— Не надо удочки — путаться только будут.
— Как же ловить будем? — удивился он.
— Будем, — сказал Федя. — Помогите лодку столкнуть.
Он забрался в лодку, а мы с Гариком спихнули чёрную посудину в воду. Федя спрятался под кепку и спустил вёсла.
— Я тебя буду Гришкой звать, — сказал он.
— Хоть Кузьмой, — ответил Гарик. — Только покажи, где лещей брать можно.
— Без промашки, — сказал Федя. — На этом озере я ещё без штанов начал рыбачить.
— Вот тип, — сказал я, когда он уплыл.
— Комик, — усмехнулся Гарик.
— К нам чуть свет Сорока приходил…
Гарик повернулся ко мне.
— Сорока?
— Мы лося ходили спасать… Только он погиб. Засосало в болоте. Алёнка до сих пор не может успокоиться.
Я рассказал ему, как умирал лось.
— Я бы этих охотников… — Гарик скрипнул зубами. — К стенке!
У него сейчас лицо было точно такое же, как и у Сороки, там в лесу.
— А Президенту я всё равно фотокарточку попорчу, — сказал Гарик.
— Это ещё бабушка надвое сказала, — ответил я. На вид Сорока ничуть не слабее Гарика.
— Не смог лося спасти, — сказал Гарик.
Глава пятнадцатая
Солнце взошло над озером, а Гриба всё ещё не было. На кустах испарялась роса. Неподалёку от берега раздавались всплески. Играл крупный окунь. У другого берега в камышах смутно вырисовывалась лодка. Рыбак в ватнике и зимней шапке сидел к нам спиной. Казалось, он спит. Там, где из воды торчали сваи, стлался пар. Создавалось впечатление, будто кто-то в снег наторкал чёрные головёшки. Ещё не обсохшие от ночной росы стрекозы неуверенно летели над водой. Гарик молча ходил по берегу. Он нервничал. У самой воды лежали наши удочки, банки с червями. Червей мы накопали ещё с вечера.
Утро было прохладное, и хотя мне смешно было смотреть на рыбака в зимней шапке, одеться потеплее не мешало бы. Гарик надел зелёные парусиновые штаны и фланелевую рубашку. Он тоже ёжился от холода. Скоро поднимется солнце повыше и станет жарко. Придётся всё с себя стаскивать.
Дед лежал на крыльце, уткнув морду в лапы. Деду тепло. У него шуба.
— Проспал, что ли? — сказал Гарик.
— Мне его рожа не внушает доверия, — сказал я.
Солнце медленно поднялось над лесом. Пять часов. Мы встали с Гариком в четыре. Ждём Федьку Гриба. А он что-то не спешит. Или спит без задних ног, или один уплыл. Пожалел показать нам заветные лещовые места.
Несколько раз подряд плеснуло у самого берега. Я даже успел заметить, как чиркнули по воде красноватые плавники. Окунь малька догоняет.
— Закинем? — предложил я.
И тут из-за осоки показался чёрный нос Федькиной лодки.
— Я в людях редко ошибаюсь, — сказал Гарик, повеселев.
Гриб спрыгнул с лодки, за руку поздоровался с нами. Сначала с Гариком, потом со мной. К штанам присохла сизая рыбья чешуя. Гриб выглядел заправским рыбаком.
— Проспал? — спросил Гарик.
— Это вы, городские, долго дрыхнете, — сказал Гриб. — А мы народ привычный… На рыбалке я могу два дня не есть, не пить и две ночи не спать. А может, и больше смогу. Не пробовал.
— Говорил, будешь на месте, когда солнце взойдёт… — сказал я.
Гриб даже не посмотрел в мою сторону. Он взял банку с червями, заглянул туда и небрежно отложил в сторону.
— Квёлые, — сказал он.
— Чего мы ждём? — спросил Гарик.
— Не знаю, — сказал я.
— Хотите лещей? — спросил Федя.
— Шутник, — усмехнулся Гарик.
— Уговор — во всём слушаться меня, — сказал Федя. — Тогда будут лещи… Я вам нынче покажу настоящую рыбалку!
— Чего же мы стоим? — воскликнул Гарик.
— По коням! — скомандовал Гриб.
Мы забрались в лодку и поплыли. Грёб Гарик. Гриб сидел на корме и командовал:
— Левее, ещё чуток… Так держать! Теперя правым греби. Вот так. Не маши вёслами-то… Не видишь, одно поперёк стало?
Я удивлялся Гарику. Он беспрекословно подчинялся Федьке. Это на него не похоже. Гарик сам любит командовать. Видно, очень уж захотелось ему поймать двухкилограммового леща и похвастаться перед Алёнкой. Я ещё ни разу леща не поймал. Подлещики были, а лещи почему-то стороной обходили мой крючок. Лещ — рыба осторожная, и её на дурака не возьмёшь.
Я предложил Гарику сменить его, но он не отдал вёсла. Мы плыли и плыли, а конца нашему пути всё не видно.
