Соколов тоже в простых джинсах и легкой, вельветовой куртке. Волосы стильно взъерошены, на ногах – белые кроссовки с известным логотипом. Он поворачивается на хлопок двери и пристально осматривает меня с головы до ног. Внимательно, словно не хочет пропустить ни одной детали. Я останавливаюсь на полпути: сомневаясь сделать последний шаг. Хотя, какие могут быть сомнения, если решение уже принято? Мосты горят за моей спиной.
Глядя мне в глаза, он подносит к губам сигарету, зажатую между кончиков указательного и среднего пальцев. Делает затяжку, втягивая щеки: его скулы проступают еще отчетливее. Соколов выпускает дым в сторону, не сводя с меня взгляда, и щелчком отбрасывает окурок в сторону.
– Привет, отлично выглядишь.
– При… – голос пропадает. Я откашливаюсь и повторяю. – Привет.
Соколов открывает передо мной дверь пассажирского сидения. Я сажусь в салон, задевая плечом его грудь: он намеренно оставил слишком мало пространства между собой и дверью. Чувствую аромат соленого бриза и крепких сигарет. В салоне так дорого и чисто, что страшно к чему-то притронуться: не дай бог ненароком что-то испортишь – век не расплатишься.
Соколов быстро, но спокойно обходит машину и садится за руль. Хлопает водительская дверь, и мы с визгом выезжаем со двора. Я вжимаюсь в кресло и молюсь, чтобы на машине он ездил аккуратнее, чем на мотоцикле. Но в наказание за обман подруг мои молитвы не были услышаны: едва мы выехали на шоссе, Соколов рванул так, как будто за нами гналось стадо рогатых чертей. При чем они тоже на спортивной тачке.
Я сжимаю зубы и зажмуриваюсь до цветных пятен перед глазами. Очень хочется визжать от ужаса. Мне девятнадцать, я не готова отправиться на тот свет. Щеку обжигает его взгляд, и Соколов резко сбрасывает скорость.
– Могла бы сразу попросить – я бы не гнал. – Говорит он насмешливо и добавляет. – Трусиха.
Выпускаю из окоченевших от ужаса пальцев ремень безопасности и разлепляю пересохшие губы.
– Теперь прошу – не гони, пожалуйста. Мне страшно.
Его машина похвально едет со скоростью, указанной на промелькнувшем дорожном знаке. Соколов снова смотрит на меня, а потом кладет руку мне на колено и успокаивающе поглаживает.
– Я, по-моему, четко сказала: лапы держишь при себе. – Дергаю коленом, сбрасывая его ладонь.
Он хрипло смеется и берется обеими руками за руль. Соколов не торопится завести разговор. Улыбается своим мыслям. И вообще, замечаю, что он пребывает в крайне приподнятом настроении.
Смотрю в окно и понимаю, что мы выехали за черту города. Я даже глазом моргнуть не успела. Мечусь глазами по лобовому стеклу.
– Ты куда меня везешь?
– Этим вопросом нужно было задаваться раньше, милая. Теперь поздняк метаться. – Улыбается Соколов, глядя на дорогу. – В лес тебя везу. Надоела ты мне: капризная, несговорчивая, наглая.
Мне не нравится выражение его лица, и его дурацкие шутки мне тоже не нравятся.
– Не-не, – машу головой. – Останови машину. Влад, ты меня слышишь? Немедленно останови. – Заглядываю ему в лицо, склонившись к приборной панели.
– Да не голоси ты, Марго с косичками. – Поворачивает голову ко мне и скользит взглядом по губам, опускается к шее и возвращается к глазам. – Сюрприз.
– Я не люблю сюрпризы. Почему мы просто не можем посидеть в ресторане в центре? Нам принесут лобстера с пивом, или что вы там, богачи, едите? Я ахну от твоей невиданной щедрости, захмелею и рухну в твою постель. Ты переспишь со мной и, наконец, отвалишь. Оставишь меня и Маринку в покое.
– Фу, как банально и предсказуемо. – Шутливо морщится он. – Хотя, ход твоих мыслей мне нравится. И лобстера не запивают пивом. – Он включает поворотник и постукивает пальцами по рулю. У него красивые крупные ладони с дорожками вздутых вен. – Вот я не понимаю, Марго, зачем тебе все время держать все под контролем? Это же так утомительно. Расслабься и получай удовольствие. Тебе понравится.
«Да, тебе- то откуда знать?», – хочется сказать мне, но это будет выглядеть глупо, как будто я мечтаю, чтобы последнее слово всегда оставалась за мной. Поэтому я молчу и пытаюсь расслабиться, откидываюсь на спинку сидения и вслушиваюсь в гул мотора. Глупо строить из себя истеричную недотрогу, раз уж я сама согласилась на сделку. Не закопает же он меня под ближайшей осиной, в конце-то концов.
На город опустились сумерки. Слева и справа то и дело мелькают огни. Мы проскакиваем железнодорожный переезд за секунду, до того, как опускается шлагбаум. Смертник хренов! Соколов сбрасывает скорость, и мы действительно сворачиваем в лес. Не настоящий, дремучий лес, а небольшую лесопосадку рядом с холмами, но мне все равно немного не по себе. Впиваюсь пальцами в джинсы и смотрю в чернильную темноту за окном. Мы с черепашьей скоростью поднимаемся по битой дороге на холм. Он ставит машину на ручник.
– Приехали.
– Куда? – оглядываюсь, кругом темнота.
Я отстегиваю ремень безопасности, первая выхожу из машины. Очень далеко шумит город, который, кажется, никогда не спит, как столица. Пахнет дубовой корой и какими-то пряными травами. Прохожу вперед и, наконец, понимаю, почему мы здесь: под ногами расстилается вечерний город – красивое, блестящее полотно. Так красиво, что захватывает дух. Здесь не очень высоко, но вид открывается потрясающий как на ладони. Подхожу к самому краю склона и запахиваю куртку. Спокойно. Здесь хорошо и очень спокойно. Несмотря на то, что я нахожусь черт знает где и черт знает с кем, моя интуиция молчит. Поднимаю голову: на низком, темном небе блестят звезды, как яркие лампочки.
– Нравится? – Слышу сзади хриплый голос Соколова.
Поворачиваюсь. Он стоит в нескольких метрах от меня, оперевшись на открытую дверь машины. Свет фар освещает небольшую поляну с притоптанной травой.
– А кому не понравится панорама нашего славного города? – Развожу руками. – Ты, наверное, подумал: она увидит эту красоту и забудет, какой я мудак, да?
– Язва. – по-доброму бросает Соколов.
Закрывает дверь машины и идет к багажнику. Достает темный плед и походную термосумку. Наблюдаю, как он деловито сворачивает плед и начинает расстилать его прямо на капоте своей дорогущей тачки.
– Не хочешь помочь?
– Вообще-то, нет.
– Камон, Марго. Расслабься. Я же не маньяк и на похотливую обезьяну тоже не похож. Поболтаем, выпьем вина, если не хочешь вино – есть сэндвичи и кофе. Я же вижу, что тебе нравится здесь. Вот ты когда последний раз была за городом?
Вздыхаю и перебираю воспоминания.
– Давно. Лет пять назад с папой на Алтае. – Улыбаюсь, вспоминая тихую, почти безлюдную деревушку, удивительной красоты пейзажи.
– Готово. – Гордо указывает он на импровизированный пикник.
– А почему нельзя туда сесть? – Указываю рукой на поваленное дерево.
– Ну, сейчас. Будем жопой занозы собирать. К тому же, я что зря готовился: термокружки купил? Твоя – с сердечком.
Я подхожу к машине, внимательно глядя себе под ноги.
– И кофе сам дома заваривал?
– Нет, кофе мне сделал прыщавый бариста.
Боже, какой он все-таки сноб и хам. Рассматриваю блестящий капот.
– И как мне садиться? Я сейчас задом тебе капот продавлю и не расплачусь потом.
Он подходит сзади и осторожно кладет руки мне на талию. Снова чувствую его запах и тепло за спиной. Напрягаюсь всем телом и немного поворачиваю голову к нему.
– Натурой отдашь. – Выдыхает мне в ухо.
По затылку и шее бегут мурашки. Очнись, дура, это же кобелина-Соколов! Сколько раз он проделывал подобный трюк.
– Руки. – Рычу я.
Он снова хохочет и отпускает меня.
– Давай помогу. – Становится сбоку и протягивает раскрытую ладонь.
Осторожно вкладываю в нее пальцы, скольжу ладонью дальше, полностью опираюсь о его руку. Без посторонней помощи на скользкий капот не взобраться. Моя ладонь утопает в его. Почему-то в голове возникает сцена из фильма: Лектор гладит через тюремную решетку пальцы Кларисы (прим. — «Молчание ягнят», американский психологический фильм ужасов 1991 года).
