– Хорошо. Подробно расскажешь вечером. Жду тебя в двадцать ноль-ноль.
– Спасибо.
…Сколько же дней он не видел ее? Последний раз мимолетно перед полетом в Якутск. В том городе он промаялся неделю. И перед отлетом два дня. Всего девять дней, а кажется, вечность. И не было дня, чтобы он не вспоминал новогодний праздник, ночь, проведенную с ней. Не первая женщина, с которой он переспал, не первая, которая ему понравилась. Ее младшая сестра, Людмила Петровна, тоже подарила ему незабываемые минуты. Но Лана! Что-то в ней было особенное, таинственно-прекрасное, завораживающее до головокружения, влекущее до бессознания и не отпускающее. То, что говорил о ней Назаркин, вылетело из головы. Он любил ее! То, что было ранее, – просто увлечение. А Лана – женщина его мечты. С ней он готов хоть на край света. Но она не твоя, тут же ударила коварная мысль. Ты забыл Дмитрюкова? Почему она позвонила ему?.. Дмитрюков в Москве наверняка женат. Лана так же одинока, как и он, Геннадий. Работа, ежедневные разговоры с коллегами и подчиненными, телефонные звонки осточертели ей. Та новогодняя ночь, ее страстные губы, до боли прижатые к его губам, трепетные руки, скользившие по его телу, и вся она, желавшая слиться с ним воедино, говорили о том, что это счастливые мгновения в ее жизни. Да, она «шальная императрица», как окрестил ее кто-то, решительная, смелая, и Геннадий не первый, с кем она провела ночь. Но было ли ей так хорошо, как с ним? Она позвонила! А ранее не давала о себе знать. Хотя… То полет в Саратов, то в Якутск. Взяла-то она его в свой концерн не для утешения…
Он еще тщательнее готовил свой костюм к свиданию, перебрал все рубашки и галстуки, выбрал белую, без галстука – не любил, когда давит шею.
До встречи с Ланой – целый день, и он не находил себе места. Пытался читать, не улавливал смысла напечатанного, включал телевизор, радио и тут же выключал – передачи раздражали его.
– Ты чего мельтешишь перед глазами? – спросил Юрий. – Что случилось?
– Да ничего не случилось, – огрызнулся Геннадий. – Просто полет в Якутию прокручиваю в голове.
– Надо тебе? Прилетел, сел нормально, и слава богу. Я вон из Израиля вернулся. Посерьезнее твоего полет. Туда – алмазы, оттуда – мобильники. Садился не в каком-нибудь третьеразрядном порту, где два-три таможенника с молоком на губах, а в Шереметьево-два. Ты садился там когда-нибудь?
– Пока еще не посчастливилось.
– И будь рад. Таможенники там – борзые псы, натасканные на любые запретные товары. Даже запрятанные наркотики в брюхе находят.
– А как же твои мобильники? Я слышал, что у нас запрет на ввоз этих товаров.
– В том-то и дело. Я удивился, когда увидел в одном из подсобных помещений их целую гору.
– И что таможенники?
– Ничего. Взяли по паре штук из коробки и пожали мне руку.
– Понятно. Об этом мне говорил начальник угро Якутии подполковник Назаркин. В хорошую компанию мы с тобой вляпались!
– Поищи другую. Наша «Императрица», по-моему, ягненок в стае волков. Ижевские мотоциклы, пистолеты и другой товар не очень котируются за бугром. Как она только выкручивается?
Геннадий промолчал. Юрий глянул на часы и засуетился.
– Пора на обед. Где предлагаешь?
– Ты старожил, лучше знаешь местные достопримечательности.
– Тогда – в «Богач-Бедняк», там хорошо готовят.
Геннадий еле дождался вечера. Остаток дня провел в бильярдной. Там ему в этот день не везло. Он не расстраивался, успокаивая себя поговоркой: «В игре не везет, повезет в любви».
И вот наконец наступили долгожданные 20 часов. Минута в минуту он нажал кнопку звонка. Лана открыла ему дверь. В ярком цветастом платье, с крупным пучком смоляных волос, перевязанных голубой лентой с блестящими крапинками, она походила на японку, только с более красивыми, опушенными длинными ресницами глазами. Нет, японки такими красивыми не бывают. Он снова был в восторге от ее божественного очарования, от ее ласковой улыбки, которой она встретила его, открыв дверь и провожая в прихожую. Она выглядит моложе своей сестры, подумал Геннадий. Людмила Петровна говорила, что ей тридцать, Лане… за тридцать пять, а на вид не более двадцати пяти. Прямо-таки девчонка. И когда она остановилась, он не удержался, обнял ее за плечи и стал целовать в губы, щеки, шею.
– Раздевайся, – ласково сказала она. – На это у нас еще будет время.
Он вручил ей букет цветов и сбросил пальто, туфли. Пошел за ней в гостиную. Стол был накрыт, с бутылками вина и коньяка, с икрой, рыбными и мясными деликатесами.
– Надеюсь, ты не ужинал без меня?
– В предвкушении встречи с тобой я забыл обо всем на свете. Посмотри, как я похудел без тебя. Одни кости, – он шутливо щелкнул пальцами по зубам. – Чуть без груза не улетел из Якутска.
– Так я и поверила, – усмехнулась Лана. – Знаю я вас, мужчин, умеете кружить голову, а едва за порог, другим сладкие песни поете. Почему ни разу не позвонил?
– Так… – растерялся Геннадий. – Ты же предупредила, что сама будешь звонить.
– И ты понял, что я не хочу афишировать нашу связь?
– Вот именно.
– Трусишка. И сплетен, наверное, обо мне наслушался.
– Меня они не волнуют. Я люблю тебя. – Он помолчал, вспомнив предостережение Назаркина. – И боюсь за тебя.
– Это еще почему?
– Потому что у тебя много врагов и завистников.
– Ты и это успел разглядеть? Или кто-то рассказал?
– Я вижу и сужу по твоим делам.
– А что, дела идут неплохо. В столицу зовут. – Она лукаво посмотрела ему в глаза. – Что ты на это скажешь?
– Тебе мало забот здесь?
– Слишком много. А там наверняка будет меньше.
– Ты здесь хозяйка. Не случайно тебя называют Императрицей. А там… свои хозяева, им нужны прислуги, лизоблюды.
– Ну, это как себя поставить. Садись за стол. Без рюмки рано я затеяла этот разговор.
А у него в груди уже запылала ревность: Дмитрюков перетягивает ее в Москву. Зачем? Чтобы красивая любовница была под боком? Но Лана не глупая женщина, чтобы согласиться на роль наложницы… И когда они выпили, закусили, он спросил напрямую:
– И что тебе предлагают в столице?
Лана недобро усмехнулась.
– Обещают большой пост, чуть ли не советницей премьера. Но… я тоже знаю о служебной иерархии в столице. И не выношу, чтобы мною помыкали. Да, здесь я хозяйка, Властелина, как назвал меня один столичный знакомый. И тут же уточнил: властелина местного значения. А власть, по его мнению, должна быть козырной; только тогда она приносит желанное, дает удовлетворение.
– Догадываюсь, чье это мнение. Мне довелось испытать его власть. И я убежден, что власть дается не для собственного удовлетворения, а для блага людей.
Он взял графин с коньяком и наполнил рюмки.
– Давай выпьем за то, что мы имеем, и чтобы оно приносило нам радость и счастье.
Лана в согласии наклонила голову, губы чуть шевельнулись – готовы что-то сказать. Выпила до дна. И продолжила:
– Поняла твое мнение о власти. Скажи, когда ты служил в армии, разве не хотел повышения в должности, в звании?
– Власть в армии – совсем другое. Она предназначена, чтобы научить подчиненных боевому мастерству, воспитать в них твердость духа, выносливость. Конечно, и в армии бывают командиры, злоупотребляющие властью. Проку от них мало. Встречал я и таких. Но чаще вспоминаю полковника Старичевского. Как-то на праздновании Дня Вооруженных Сил он сказал: «Человек рожден, чтобы созидать. Все сидящие здесь офицеры – командиры. И ваша деятельность – воспитание, обучение. А чтобы учить подчиненных, надо завоевать их уважение. Если командира не уважают, ему надо искать другое дело. Так давайте выпьем за уважение». В полку, которым он командовал, не было офицеров-верхоглядов, солдафонов.
– Настоящий полковник, – улыбнулась Лана. – Поддерживаю его тост. Налей.
Геннадий наполнил рюмки. Лицо женщины разрумянилось, антрацитовые глаза заблестели еще ярче. Они выпили.
– Да, завоевать уважение непросто, – продолжила разговор Лана. – Особенно в нашем деле, когда кругом завистники, конкуренты. Тут не только сплетни, подвохи, подсидки, тут борьба не на жизнь, а на смерть. Мне недавно господин Пикалов, гендиректор «Ижавто», предложил продать ему акции мотоциклетного завода. Сам в долгах, как в шелках, не ныне, так завтра объявят завод банкротом, а туда же. Я ему в ответ: «Уступаю тебе мебельную фабрику, а ты мне – автозавод. Хоть с долгами расплатишься». Думаешь, согласился? Потерять такую высоту, такую власть. Понимает, недолго осталось властвовать, сбросят. Но упорствует.
– Ты действительно хочешь взять под свое владение автозавод?
– Хочу и возьму.
Геннадий покрутил головой.
– Не пойму я тебя. Мало тебе теперешних забот?
– Я с ними справляюсь. И хочу доказать, что наши автомобили могут быть не хуже «Мерседесов», «Ниссанов», «Вольво».
