Геннадий недоумевал: Юрий рассказывал, что он уже дважды привозил в Шереметьево-2 эти «гребаные мобилы», ими завалено все подсобное помещение, и вот – снова. Хотя коммерсантов понять можно – такую прибыль не дает ни один товар.
Вылететь удалось лишь на третий день. Аэропорт Шереметьево-2 работал с перегрузкой: накануне из-за непогоды были задержаны десятки рейсов, и вот теперь самолеты улетали и прилетали. Геннадию пришлось сделать лишний круг, пока получил разрешение заходить на посадку. К его удивлению, на стоянке экипаж уже поджидали люди в военной форме, судя по эмблемам – офицеры ФСБ. Невысокого роста подполковник, отрекомендовавшийся Александровым, велел членам экипажа в сопровождении старшего лейтенанта проследовать в здание аэровокзала.
В просторном кабинете за столом вел допрос таможенника седовласый майор в очках. Рядом с ним лежал портативный диктофон, под рукой – толстая тетрадь в кожаном переплете; вопросы и ответы майор неторопливо записывал. Прибывшим указал рукой на стулья, расставленные вдоль стены.
– Присаживайтесь. С ним я уже заканчиваю. Итак, вы подтверждаете, что о контрабандном товаре никому не докладывали по указанию начальника таможни господина Чугреева?
– Так точно.
– Прочтите свои показания и распишитесь, – подвинул майор листы допрашиваемому.
Тот быстро пробежал написанное взглядом и расписался.
Зазвонил телефон. Майор снял трубку:
– Слушаю, Беляев.
– На посадку запросился сто первый, – услышал Геннадий голос в трубке. – Из Германии.
У Геннадия екнуло сердце. «Сто первый» – позывной Юрия. Он тоже летал за мобильниками. А тут такой шмон!
– Пусть садится. Приготовьтесь к встрече, – распорядился майор.
– Разрешите? – поднялся допрашиваемый таможенник.
– Подождите. Надо еще кое-что уточнить.
– Мне в туалет.
– Ну, если в туалет, – усмехнулся майор.
Минуты через две над взлетно-посадочной полосой появился «Ил-76» с позывным «Сто первый», приготовился к посадке и вдруг… взмыл, оглушая аэродром и находившихся в кабинете ревом четырех двигателей. Майор тут же схватил трубку телефона и набрал номер:
– В чем дело, Василий?
– А кто из твоих фигурантов сообщил на борт, что у вас идет шмон, и посоветовал «сто первому» лететь в Финляндию?
– Вот гад! – выругался майор. – В туалет ему приспичило. Ну, погоди, я тебе такое устрою, при мне в штаны напустишь. – И неприязненно глянул на Геннадия: – Вы командир?
– Да.
– Знаете, какой товар привезли?
– Разумеется.
– А что он контрабандный?
– На нем не написано, – пошутил Геннадий.
– И вам все равно было, что перевозить?
– Нам за это платят. А какой груз – спрашивайте у хозяина.
– Спросим. Распишитесь, что доставили двести семьдесят ящиков с контрабандным товаром.
– Ничего подписывать я не буду. Разговаривайте с поставщиками и заказчиком.
– Увести! – гаркнул майор, кивнув старшему лейтенанту, стоявшему у двери. – В комнату задержанных. И ни шагу из здания…
Геннадий направился за старшим лейтенантом. А за ним – Соболев, Макаров, Хорьков.
Сон в руку, вспомнил ночное видение Геннадий. Не зря Назаркин предупреждал о скором возмездии правонарушителям. Такое казнокрадство, беззаконие не должно продолжаться: страдают все – и государство, и народ. И вот началось. В первую очередь под дамоклов меч попадут ни в чем не повинные работяги; в том числе и он, Геннадий, со своим экипажем. Для майора не важно, кто организовал контрабанду. Попался с ней человек – отвечай… Сколько же придется сидеть в комнате задержанных? И связаться с Ланой нельзя – мобильники отобрали, к общему телефону не подпустят… Юрке повезло, в Финляндию улетел. Хотя… фээсбэшники и там его достанут…
В комнате задержанных, довольно просторном помещении с лавками у стен, находилось трое, мужчины средних лет в форме рабочих аэропорта. Летчики поздоровались и сели на скамейку напротив.
– И что будем делать? – задал вопрос Макаров.
– Ждать, – коротко ответил Геннадий.
– Нас сегодня ждут дома, – недовольно отреагировал бортинженер. – Настя с ума будет сходить…
«А Лана? – невольно подумал Геннадий. – По существу, арестовали два экипажа. И не только за перевоз с нее спросят. Наверняка фээсбэшники знают уже и об алмазах, минералах… Поможет ли Дмитрюков, если его самого не запрятали в каталажку? Да, положеньице…»
Около часа сидели молча, даже в глаза друг другу стыдились смотреть, будто были виноваты, что вляпались в такую заварушку.
– И за каким хреном поперся я в этот гребаный Ижевск! – не выдержал первым Соболев. – Пошел бы, как Вася Захаров, в охранники в Бутурлиновке: день отдежурил, три – дома. А денег… сколько их ни заработай, все равно мало.
– А мне предлагали на ликеро-водочный завод, – глубоко вздохнул Макаров. – Инженером. Побоялся, что сопьюсь. И Настя не одобрила.
Похоже, Настя у Виктора – непререкаемый авторитет. Любит ее и прислушивается к каждому слову. Может, и верно делает: Настя – умная, заботливая женщина. Не каждому удается найти себе такую спутницу жизни. Вот и ему, Геннадию, под тридцать, а он все один. Тоню, конечно, любил, но не судьба. Лана – замечательная женщина, красавица, умница. Но верной, надежной ли спутницей будет в жизни? Да и согласится ли выйти за него? Дмитрюков – серьезный соперник: и положение, и деловые связи. А то, что женат… ныне это для многих не помеха.
В комнате начало темнеть, и никто к ним не приходил, никаких вопросов не задавал.
– Они что, голодом нас будут здесь морить? – начал возмущаться Соболев.
– Это еще не самое худшее, – отозвался Макаров. – Какую статью нам могут припаять?
– Сто пятнадцатую. Контрабанда. От пяти до пятнадцати.
– Ни хрена себе. Ну, Гена, втянул ты нас в авантюру.
Макаров, понятно, шутил, командир тут ни при чем, однако перспектива и в самом деле не радовала.
– А вы хотели всю жизнь с распущенными крылышками порхать? Забыли главный жизненный постулат: от сумы и тюрьмы не зарекайся. Ты лучше поделись пока бортпайком, Настя у тебя заботливая жена, кое-что собрала в дорогу.
Макаров расстегнул дорожную сумку и достал термос, бутерброды с колбасой и сыром. Как раз всем хватило по одному. С аппетитом разделались с Настиными гостинцами. Не успели запить кофе, как в комнате появился старший лейтенант, сопровождавший летунов от самолета. На этот раз его интересовали не члены экипажа, а работники аэропорта. Из их коротких и осторожных переговоров, которые они вели почти шепотом, нетрудно было понять, за что задержали сотрудников аэропорта: оказывается, вскрывали багаж авиапассажиров и вынимали дорогостоящие вещи.
Без них летчики почувствовали себя свободнее и повеселели.
– А знаете, чем отличается самолет от аэроплана? – спросил Соболев, заглядывая в глаза коллег с усмешкой.
– Знаем, – первым отозвался Хорьков. – Ты лучше ответь вот на такой вопрос: какая радость или какое огорчение ожидает нас в Ижевске?
– Если нас туда отпустят, – вставил Соболев.
Никто не спешил с ответом. Помолчали.
– А что думает по этому поводу командир? – обратился к Геннадию Макаров.
– Думаю, начальники скоро разберутся и долго держать здесь нас не станут.
Будто в подтверждение его слов в комнате снова появился старший лейтенант и, оглядев летчиков насмешливым взглядом, спросил загадочно:
– Ну, как, летуны, не все доллары профукали в разбогатевшей Польше?
– Так некогда было, – ответил за всех Соболев. – А такие пшечки в гости приглашали!..
– Значит, есть чем за ужин заплатить, – сделал вывод старший лейтенант. – Тогда пришлю вам стюардессу.
Минут через десять в комнате действительно появилась стюардесса, везя на коляске подносы с типичными бортпайками, которыми кормят пассажиров на рейсовых самолетах: хлебом, куском курятины, салатом с майонезом, кексом, сахаром и чашкой чая.
– Сто долларов или три тысячи рублей, – объявила цену стюардесса.
– Что?! – воскликнул в недоумении Макаров. – Это же остатки от пассажиров. Им положено бесплатно!
– А вы разве пассажиры? – ехидно усмехнулась стюардесса. – Не хотите, не берите.
Но бутерброды жены Макарова только разожгли аппетит, и Геннадий взял поднос с ужином. За ним последовали и остальные.
– Ну, шкурники! – продолжал возмущаться Макаров, когда стюардесса укатила свою коляску. – И тут наживаются. Наша Властелина не поверит, как тут нас мордовали и угощали. От таких рейсов я отказываюсь, передай нашим хозяевам Аскарову и Властелине. Мало того, что нас чуть ли не в контрабанде обвиняют, в сраном гадюшнике держат ни за что ни про что. Делай что-нибудь, командир.
– Сделаю, – с усмешкой пообещал Геннадий. – Дай только поесть.
