— Это временная мера, говорил уже, — прижал руки к груди хозяин. — Мне трубы обновлять надо? Надо. А ты — свой, всегда договоримся. У меня другая идея. Я этих братьев по СНГ на этот же крючок подвешу. Загоню их в долги, потом включу счетчик. И куда денутся? Весь их Баку с потрохами заберу в счет уплаты. Только это глубоко между нами.
— Но мне ты можешь скостить должок? — серьезно спросил Томилин.
— Слыхали? — кивнул на него Гоша, обращаясь к гостям. — Пользуется моей слабостью... Должок ему скостить! А сам иск мне предъявил, и не в суд, а в Генпрокуратуру!
— Но ведь это приписка! — возмутился Томилин. — Не было шестнадцати с половиной! Почему я за воздух должен платить?
— Так все платят, — искренне удивился Гоша. — Один ты, что ли?
— Наперсточник фигов... — не мог успокоиться Томилин, порываясь встать. — Хочешь, чтобы я в твою трубу вылетел? Я тебя на рынке подобрал, где ты свои наперстки расставлял. А теперь и здесь ты тем же занимаешься?
— Это про какую трубу ты все время говоришь? — сощурился Гоша. — Про эту, подзорную? Завидки берут, что у самого такой нет?
Томилин порывисто вскочил со стула.
— Сидеть! — рявкнул Гоша, надавив ему на плечо, так что щуплый Томилин снова сел.
— Вот так, вот теперь объясни мне, твоему корешу, про какую трубу ты сейчас говорил? И про какие наперстки мне намекал?
— А что? — спросил Томилин, успокаиваясь. — Коля и Степа тоже начали выступать?
Тоже должок на них повесил? И теперь проблемы нет?
Гости не смели шелохнуться, глядя на Гошу. Ну сейчас такое будет...
— А, понял! — хлопнул Томилина по плечу хозяин после томительного молчания. — Ты совсем про другую трубу говоришь. Про ту, через которую нефть гоню... Боишься через нее вылететь, верно?
— Это он про долг, — встрял «чиновник». — Боится, что долг не потянет.
— Ну так бы и сказал, — примирительно произнес, наливая в рюмки коньяк, хозяин. — Так и быть, прощаю тебе твой должок. Готов расписку дать. Где подмахнуть?
— Прямо сейчас? — спросил Томилин. — Вот так и распишешься?
— Ну, — мрачно глядя ему в глаза, произнес хозяин, продолжая держать руку на его плече. — Прямо при свидетелях. Очень ты меня этой трубой впечатлил.
Томилину стало не по себе. Он попытался снять с себя Гошину руку.
— И про Колю и Степу ты зря, — покачал головой Гоша. — Говорил уже. Меня здесь и близко не было... Так о чем я?
— Сначала об Андрюхе, потом о сыне Президента, — напомнил кто-то в наступившей тишине. — Только какая между ними связь?
И погрозил ему пальцем.
— Теперь вот проблема, — продолжал он после паузы. — Сами понимаете какая. Этот Президентский сынок сбежал, пока второй, Серега, там с девками в тени кувыркался. За это он мне еще ответит. Меня другое сейчас волнует, пока сбежавший в сторону Тегерана летит. Что он знает? Что ему мои ребята успели рассказать, когда уговаривали со мной дружбу водить? И кто его в Тегеране из наших может встретить? Есть такие люди?
Он повернулся к «чиновнику».
— Это надо подумать... — промямлил тот. — Сразу не скажешь.
— И вот ты со своим заявлением... — Гоша снова обернулся к Томилину. — Не вовремя, понимаешь? Если он с этим выступит и получит подтверждение, что я с вас за лишние тонны беру? У меня в прокуратуре есть свои люди, поэтому прямо сейчас, пока этот Президентский сучонок еще к папочке не вернулся, пресс-конференцию не собрал, позвони туда и скажи, что забираешь дело.
И протянул ему свой сотовый, предварительно набрав номер прокуратуры.
— Давай, давай, что смотришь? — ткнул он телефон в руки Томилина. — А с тобой, Аркаша, мы, пока гости пьют и закусывают, отдельно побеседуем.
И встал, отведя в сторону «чиновника». Говорил с ним, поглядывая в сторону нахмуренного Томилина, который ждал ответа абонента.
Томилин видел краем глаза, как к нему прислушивается его тезка Коноплев.
— ...Да, я хотел бы забрать свое дело. Да, материал против «Транснефти». Изменились обстоятельства... Оформите, завтра с утра я к вам заеду.
Между тем Гоша теребил за пуговицу «чиновника».
— Ну, кто-нибудь там у тебя есть? В Баку или ближе... Подумай! Нельзя ему возвращаться, понимаешь! Чеченцы те же... В их же интересах, между прочим, если уговорим... Ты подумай. И только не тяни...
И оглянулся на Коноплева. Тот кивнул, прикрыв глаза: порядок, мол, сказал все, что надо.
9
Я смотрел, как Витя Солонин экипируется к предстоящему рауту, и не мог оторваться. Все- таки ничего нет замечательнее человека, который на своем месте занимается своим делом.
Витя все делал артистично, каждое движение было точным и законченным, ничего лишнего. Вот он надевает под фрак бронежилет со встроенными микрофонами, подведенными к миниатюрному магнитофону. С помощью такого устройства он сможет записывать разговоры гостей, находясь в другом конце зала. Важно только настроиться на кого-то в отдельности на заданном расстоянии — и все прочие звуки будут просто отсечены.
Питер Реддвей снабдил его такими штуковинами, понимая, что лучше Вити с ними не справится никто. И все это сооружение сидело на нем как влитое.
А как на нем замечательно гляделись остроносые туфли из крокодиловой кожи, в которые были вмонтированы однозарядные пистолеты, из тех, что обычно вставляют в авторучки.
Я видел, как он это делал на тренировке. Поступала команда: руки вверх! И Витя послушно исполнял приказ, а пули тем временем летели из носков его туфель, поражая мишени точно в яблочко на расстоянии двадцати метров.
Мне с одеждой было проще. Телохранитель, что с него возьмешь?
Тот же фрак, но без шелка на лацканах. Все прочее из снаряжения мне было тоже не положено. И без того все на мне топорщилось и выпирало.
У меня не было природной грации и подтянутости моего «патрона».
— Что дарят французскому послу в день его рождения? — спросил я Новруза. — Не французские ведь духи? Хотя бы даже и мужские...
На лице Новруза отразилось замешательство. Об этом он не подумал. А через полчаса надо быть у посла.
— Причем заметь, — сказал Витя, приглаживая перед зеркалом свою прическу, — подарок французскому послу должен сделать американо- английский миллионер, а не «новый русский». Подарок должен быть неожиданным, символичным и со вкусом. И не слишком дорогим.
Новруз сосредоточенно набирал номер на своем сотовом телефоне. С кем-то поговорил по- азербайджански и озабоченно уставился на нас.
— У нас мало времени, — сказал он. — Нам нельзя опаздывать. А соответствующий подарок подвезут минут через сорок, не раньше. Если найдут.
У Новруза здесь, в Баку, были свои люди, которых мы пока не видели. Наверное, очень уж законспирированные. Неприятно, должно быть, людям действующего Президента прятаться от его противников.
— Что-нибудь придумаем... — беспечно отмахнулся Солонин, по-прежнему всецело занятый своей внешностью.
На прием мы так и приехали — без подарка. Правда, Витя что-то нес в руке, тщательно завернутое. Я не мог понять — что именно. Он перед нашим выходом вдруг исчез в ванной комнате, а потом вышел оттуда с этим сооружением из белого картона. Сказал мне, что все в порядке. Я и не понял, о чем он говорит.
Зимний вечер в Баку был теплым, сладковатым и влажным. Пахло неведомо чем. Возможно, той самой нефтью, из-за которой сюда слетелось, сбежалось и съехалось столько народа со всего мира.
Кажется, у посла собралось «все Баку». Лощеные мужчины и полуголые женщины в мехах, как правило, хорошо упитанные.
Мы с Витей, любезно улыбаясь направо и налево, внимательно присматривались к происходящему. Я нес его сверток, все еще не зная, что там внутри. Но что-то чрезмерно легкое, почти воздушное.
Я обратил внимание, как оживлены гости, как они переговариваются, то и дело восклицая и удивленно качая головами.
Витя, как полиглот, с ходу врубился в этот поток светской информации, для чего ему не требовались его микрофоны.
