Где же этот чертов Джамиль ибн Фатали, о котором мне непривычно взволнованным голосом говорил Питер? Еще один международный террорист? Тогда зачем ему светиться на приеме во французском посольстве? А дальше терроризма интересы Питера вроде бы не должны простираться.
За Витю я был спокоен. Из госпожи Делары он вытянет все, что ему надо. И даже больше того. Только как бы это «больше того» не повредило делу.
Я почти был уверен, что он исчезнет с ней в самый разгар приема, не поставив меня, своего телохранителя, в известность, и она не сообщит об этом супругу. На ее месте я бы так и сделал.
Между тем следовало бы снова приблизиться к братьям Русым, которые на дипломатическом приеме вели себя так, словно были в каком-нибудь второразрядном баре. Громко говорили, бесцеремонно разглядывали дам и, отталкивая официантов в белых перчатках, сами себе наливали что хотели.
Обращать на себя лишний раз внимание мне не стоило. Нужен был повод. Например, заступиться за даму, которую братья вот-вот начнут лапать. Дело шло к тому. Особенно после того, как младший из братьев демонстративно выбросил соломинку из коктейля и залпом опрокинул в себя содержимое фужера вместе со льдом, который он выплюнул на скатерть.
Их сторонились, но не одергивали.
И тут произошло то, что я называю везением.
— Джамиль! — вдруг заорал младший брат и простер руки к кому-то из присутствующих.
— Ибн Фатали! — поддержал его старший брат Костя и, отталкивая пьющих, бросился на шею к одному из чернобородых гостей.
Гость от объятий не стал уворачиваться. Напротив, ответил тем же. Все говорило о том, что у встретившихся друзей до сих пор существовали общие интересы. Они хлопали друг друга по спине, не обращая внимания на окружающих, как если бы никого, кроме них, на этом приеме не было.
Что у них общего? И почему просьбы Славы Грязнова и Питера Реддвея сошлись на этом Джамиле ибн Фатали?
Это предстояло выяснить... Но как?
Я стал пробираться через толпу к мило беседующей парочке, ставшей главной сенсацией этого вечера, — Вите Солонину и госпоже Амировой, довольно бесцеремонно расталкивая гостей, поскольку нельзя было терять времени.
Мало ли что Витя успеет наговорить ей, пока поймет, что к чему.
Солонин холодно посмотрел на меня. Кажется, я ему помешал. А судя по отсутствующему взгляду прекрасной госпожи, который она отвела в сторону, они уже о чем-то договорились.
— Одну минуту, — сказал он ей по-английски, — мой секретарь и здесь не дает мне покоя. В чем дело, Фернан?
— Я вам не помешаю? — спросила она с чарующей улыбкой почему-то Витю, хотя мешала мне.
— Вы очень не вовремя, — сказал Витя с досадой, когда мы отошли в сторону.
Причем сказал достаточно громко, так что кое-кто из гостей удивленно на нас посмотрел.
— Витя, дело прежде всего, — напомнил я.
— Вы понимаете, что я с ней почти обо всем договорился? — спросил он.
— О чем? — хмыкнул я. — И это в то самое время...
— Что случилось? — спросил он. — Только короче.
Я смотрел на него .во все глаза. И это мой лучший ученик покрикивает на меня? Делает при всех замечания? А я не могу поставить его на место...
— Они здесь, — сказал я.
— Кто — они? — спросил он. — И что значит — здесь? И почему таким тоном?
Теперь он говорил по-английски, и на нас перестали озираться.
— Братья Русые и Джамиль, о котором говорил Питер Реддвей.
— Ну и что? — пожал он плечами.
— Они встретились, они вместе, — сказал я. — У них общие дела. Они сейчас ведут переговоры.
— Ничего не пойму. — Он снова пожал плечами. — Вы считаете это достаточным поводом, чтобы разлучить меня с прекраснейшей из женщин, с которой я почти обо всем договорился?
— Откуда мне знать, о чем вы там договорились? — огрызнулся я.
— А о чем, по-вашему, можно договариваться с такой женщиной, как госпожа Амирова? — спросил он, сощурившись. — Вы, который столь тонко и профессионально давали нам уроки психологии?
— Например, об адюльтере?
Он с минуту смотрел на меня, слегка покачиваясь с пяток на носки, как если бы имел дело с недоумком.
— И об этом — тоже, — сказал он наконец. — Но в последнюю очередь. Госпожа Делара! — обратился он к своей даме, ведущей между тем светскую беседу с каким-то господином. — Позвольте вам представить моего друга и компаньона господина Косецки.
— Вы только что называли его своим секретарем, — сказала она, протянув мне для поцелуя свою холеную узкую руку.
Я не без удовольствия приложился к ней. Никогда бы не сказал, что это рука женщины, которой за сорок.
— С тех пор я повысил его в звании, — довольно холодно сказал Солонин, глядя на меня своими посветлевшими от удовольствия глазами. Очень ему нравилось дразнить свое руководство, чего прежде за ним не наблюдалось.
И я подумал, что за мной должок. Уж я найду случай отыграться. Он меня повысил!
— Делара, дорогая. — Он небрежно положил руку на ее восхитительное плечо. — Вон там стоит такой господин — Джамиль ибн... забыл, как его...
— Фатали, — подсказали мы с Деларой одновременно и улыбнулись друг другу.
— Вы, я вижу, уже нашли общий язык, — заметил Витя. — Может, это и к лучшему, не знаю. Но во всяком случае, поскольку этот шейх Джамиль время от времени не без удовольствия поглядывает в вашу сторону, я могу, преодолев свою ревность, позволить вам с ним потанцевать. И при этом подарить ему этот цветок. — Он вытащил белую гвоздику из петлицы. Я знал, что там находится миниатюрный передатчик с высокочастотной антенной. — Надеюсь, что, танцуя с ним, вы украсите его грудь этой гвоздикой. Он будет этому безмерно рад. — И погрозил ей пальцем.
— Меня давно никто не ревновал, — сказала Делара на своем скверном английском, от которого Витя слегка поморщился. — Муж давно понял, что это бесполезно. А бедный Алекпер просто не имел повода. Мужчины, зная могущество его отца, просто боялись ко мне приблизиться.
— Почему бедный? — приподнял свои мужественные брови Солонин. — Разве он не был счастливейшим из смертных?
— Он больше всего на свете хотел, чтобы мы поженились, — пожала она своими безупречными плечами, на которых возлежало меховое боа. — И невозможность этого делала его несчастным.
— Госпожа Делара, — сказал я, довольно бесцеремонно взяв ее под локоть и отводя в сторону. — Поскольку меня только что возвели в ранг друга и компаньона, я хотел бы, пока не начались танцы, задать вам несколько вопросов.
— С удовольствием, — сказала она, нюхая гвоздику, каковую должна была воткнуть в петлицу бедного шейха, хотя то, что туда было вмонтировано, вряд ли могло хорошо пахнуть. Делара лукаво посмотрела в сторону Солонина, который довольно хмуро поглядывал на нас.
— Кто мог знать о времени и маршруте поездки вашего знакомого и сына Президента в тот несчастливый день? — спросил я.
Она слегка пожала плечами.
— Не знаю... Мы с ним встречались в разное время.
— Как вы об этом договаривались?
— Обычно при встрече, заранее. — Она сморщила свой ясный мраморный лоб. — Иногда по телефону.
— Как вы договаривались с ним в тот вечер? — не отставал я.
— Думаете, я помню? — Она засмеялась.
И под глазами у нее обозначились морщинки, как трещинки на стекле. От улыбки, как от удара.
— Постарайтесь... — попросил я.
Впрочем, почему она должна это помнить? И
почему должна что-то рассказывать почти незнакомому мужчине? По-видимому, она подумала то же самое и с сомнением посмотрела на меня.
— Вы ведь русский, — спросили она, — из России?
Я мельком глянул на Солонина. Тот стоял, прислонившись спиной к стене, скрестив на груди руки. Лорд Байрон.
Он встретился со мной взглядом и тут же все понял по моему виду. И сразу подошел к нам.
— Есть проблемы? — спросил. — Мой друг сказал вам нечто непристойное?
