Олег перестал биться и скоро услышал, как за дверью будто промчался старый грузовичок. Когда Олег выглянул, за дверью лишь кружился одинокий зеленый лист, сорванный вихрем.
Если бы вожатый знал, что там всего навсего Гречко! Многое в этот день повернулось бы по-другому. И в последующие. Но увы...
В отряде никого: мальчики в апачах, девочек забрала Соня. Маломёд пошел к физруку. В комнате полно незнакомых мужчин, и на полу сидели. Замолчали, выжидая, когда он уйдет.
И Диваныч занят. У него находился молоденький лейтенант в хрустящих ремнях. Слышалось: апачи, гу-роны... И тоже замолчали, глядя на него...
И тогда, ощущая свою ненужность, затосковавший Маломёд пошел к садовнику Монахову. Тот уже выздоровел, сидел на пыльном крылечке. Подвинулся, посадив котенка на колени.
- Садись.
- Вы уже здоровы?— с тяжелым вздохом вожатый подсел рядом.— Это плохо.
Монахов встрепенулся.
- Это как понимать?
- Вы знаете, что сегодня в лагере будет?
- Что?
- Винегрет из нас будут делать. И окрошку. Монахов потребовал ясности.
- Из кого из нас?
- Из меня, из вас, из кошечки... Кис, кис!
- Не трогай! Чего это из меня окрошку делать? Кому я сдался?
- Апачам сдались.
— А нам с Марусей все равно,— сказал садовник, глядя, как котенок выпускает коготки, царапая белую штанину.— Мы их всех перецарапаем.
- У них толстая пачка консервных этикеток «Говядина тушеная»,— приврал Маломёд.— Всем будут клеить на лоб.
- Говядина тушеная?.. Мне?.. Старому кавалеристу?..— зашелся вдруг Монахов.
Маломёд подлил в огонь:
- И еще «Свинина пряная».
- На лоб?
- На лоб.
- А знаешь, я бы тебе обе сразу приклеил,— сказал Монахов.— И ту, и другую.
Маломёд почувствовал еще большую тоску. Апачи — плохо, гуроны — плохо, а садовник Монахов оказался еще хуже.
- Разве ты приходил ко мне полы мыть?— враждебно продолжал Монахов.— Апачи приходили!
- Может, они будто полы мыли, а сами высматривали, а?! Кто крал вас? Апачи крали...
- Плохую лошадь вор не уведет!..— несколько торжественно сказал Монахов.— Тебя, к примеру, никто не крал? Значит, ты никому не нужен.
«Потому что я не лошадь»,— хотел сгрубить Ма-ломёд, но совсем уже затосковал и ушел.
Олег встретил на аллее братишку. Тот нес важную весть. Пошептавшись, они бегом кинулись из лагеря.
Известие потрясло Красного Лиса. В лагерь прибыли десять солдат с автоматами. Лейтенант после разговора с начальником секретничает с Ашотом Свистком.
Красному Лису хотелось укусить себя за локоть. Что вокруг происходит? Великий советник собирается повести племя в бой, как отару слепых овец?
И почему молчат все вожди? Им все равно, кто победит в предстоящей битве?
Он ушел к каньону, лег на высоком обрыве, зажав голову руками. Обдумывал мелькнувшую мысль.
У желтого шатра он издал клич:
—Я-я-ярх!
Сбежались индейцы. С холмика сошли Великий советник и Ашот Шаман.
- Мы хотим знать, как будет проходить битва,— обратился к ним Красный Лис.— Где и с кем?
- Ты не знаешь своих врагов, вождь?— холодно спросил Великий советник.
- У гуронов появились солдаты... Почему они за гуронов?
Из рядов индейцев кто-то растерянно спросил}
- С оружием?
- Какие солдаты?— смешался Великий советник.
- Десять человек, с автоматами.
Великий советник не спросил — откуда это известно Красному Лису? Сам он, конечно, знал все! Но молчал.
—У меня есть план...
Выслушав Красного Лиса, индейцы завопили, все вожди немедленно поддержали план. Остановить их Великий советник был не в силах.
* * *Солдаты купались. Вода в бассейне кипела — не часто выдаются солдату праздники. Лейтенант сидел на скамейке, вытянув ноги, любовался блеском начищенных ботинок.
К бассейну бежал мальчик, плакал и махал руками.
- Тихо!— крикнул лейтенант купающимся солдатам.
- Дяденька!—заливался мальчик.— Помогите, скорее! Там двух мальчиков деревом придавило!
- Все из воды! — взволнованно крикнул лейтенант.— Кто-нибудь останьтесь с вещами! Остальные за мной!
Вслед за мальчишкой он пролез в дыру в заборе и побежал по тропинке. Солдаты в плавках — за ним. Лейтенант видел перед собой мелькающие ноги с трещинками на пятках. Он не видел лица Сломанного Томагавка, на котором уже не было никаких слез, а как раз наоборот.
Тропинка свернула в овраг. Сломанный Томагавк бежал, не оглядываясь, слыша за собой топот.
Овраг становился все глубже, глубже, скоро превратился в ущелье. Пятки наддали, свернули за изгиб стены и пропали.
Лейтенант едва не налетел на красную стену, уходящую высоко вверх. Дальше пути не было. Подняв голову, лейтенант увидел знакомые пятки — извиваясь, они улетали в небо.
—Эй, ты куда? — растерянно крикнул лейтенант.
Наверху раздался восторженный рев. Десятки мальчишеских голов с перьями свесились с обрыва, рассматривая попавших в западню. Солдаты внизу выглядели совсем не грозно. Даже сам генерал, окажись он в плавках, не впечатляет.
- Что вам нужно?— хмуро спросил лейтенант.
- Хотим переговорить с вами.
Сверху спустилась веревка. Лейтенант взялся за нее и, упираясь в красную осыпающуюся стену, поднялся на обрыв.
Его встретили сдержанно. На траве, вокруг герба апачей, выложенного из камушков разного цвета, сидели вожди. Лейтенанта подвели к ним. Он сел.
Надо проявить подобающую случаю выдержку, лейтенант понимал. Чтобы не выглядеть обиженно надутым, лейтенант достал из кармана сигареты. Ашот Шаман снял с шеи изогнутый рог, сковырнул с тупого конца металлический колпачок и вытряхнул из рога бумагу и табак. Великий советник чуть усмехнулся, расстегнул чехол и вынул томагавк. Разогнув медные кольца, стягивающие ручку, Великий советник разложил ее на две половины, отвернул острое лезвие, как отворачивают гайку, и выдернул из обушка пучок перьев. И вместо томагавка в его руках оказалась большая трубка, украшенная резьбой.
Поистине, эти два соперничающих в племени человека были достойны друг друга.
Набив трубку табаком Ашота Шамана, Великий советник передал ее лейтенанту. Тот пустил клуб дыма.
—Это наш герб,— сказал Великий советник, показав перед собой.
Лейтенант кивнул.
—А это Великие законы апачей.
Лейтенант развернул поданный ему свиток, склеенный из листов, и увидел, что он покрыт рисунками. Лейтенант пригляделся: каждый крошечный рисунок был буквой. «Не поджигай прерии, ибо сгоришь сам!..»— читал он.
- Вы приехали в лагерь в гости?— спросил Великий советник.
- В гости,— кивнул лейтенант.— Нас начальник попросил помочь в игре.
- Кому помочь? — Красный Лис наклонился вперед.— Гуронам?
Лейтенант с улыбкой посмотрел на серьезное лицо мальчика.
- Одному из двух племен.
- Значит, гуронам! — уточнил Красный Лис. — Нашим врагам! Коварным и подлым!
- Я не заметил, что они такие злодеи.
- Началась война между честностью и коварством, между благородством и подлостью.
Лейтенант мог бы возразить мальчику с орлиными перьями и серьезным взглядом, что их заманили в ловушку совсем не так, как он расписывает и как сказано в их законах. А на это ему возразили бы, наверное, что краснокожие находятся на тропе войны. И потом молодому лейтенанту здесь нравилось больше, чем в темной, душной комнате физрука со взрослыми.
- Где вы берете перья?— спросил он.
- Орлов на лету ощипываем,— сказал Ашот Шаман.
- Покупаем в зоопарке,— сообщил Великий советник.
- На свои деньги?
- На лагерные,— нехотя сказал Великий советник.— А что?
- Вы и нам можете дать?
- За что вам?— прямо спросил Красный Лис.—Перья надо заслужить.
- Мы, допустим, не будем на стороне гуронов...
- Это будет только честность. А честность она и есть честность, без награды.
Лейтенант посерьезнел.
—Приведите моих парней.
Кружным путем солдат вывели из каньона Красного Мустанга.
Солдат водили среди вигвамов, рассказывали о жизни племени, о законах и боевых учениях, о мелких провокациях гуронов и предстоящей сегодня битве. С какой стати солдаты должны быть за гуронов?
Если свести в одну фазу все высказывания апачей, получилось бы так:
—Не может подразделение Советской Армии воевать против апачей.
Через полчаса лейтенант пришел к начальнику. Поведал ему, что они видели у апачей, впрочем, не упоминая, каким путем попали к ним. «Это не совсем игра, как вы говорили,— сказал лейтенант,— это сложнее». Короче, с гуронами против мальчишек апачей они выступать не будут.
—Они пригласили нас на вечерний праздник своей победы,— сказал лейтенант.
* * *
Пообедали быстро. Все просили добавки. Повариха гремела поварешкой и сердито вспоминала большой бачок с борщом, который унесли к физруку. Поварам самим ничего не осталось поесть.
