— Вот именно! — вставил доктор Роджер Биллингс, попыхивая трубкой. — Вдобавок, замечу, они уйму средств тратят на приданое новорожденным. Покупают все новое — и распашонки и одеяльца!
— Да уж, денег у них куры не клюют, это точно, — тоном, не терпящим возражений, припечатала Джейн Биллингс. — Скаредны до омерзения, над каждым центом трясутся!
— Минутку, как же так? — вмешался Фарли. — Допустим, в каждом доме откладывают деньги. Ну и сколько они могут скопить? Несколько сотен?.. Хорошо, пусть тысячу! А ведь один только телевизор да сантехника больше тысячи стоят. А что, если у телевизора кинескоп перегорит? Или потребуются деньги на чьи-нибудь похороны?
— В экстренных случаях администрация дает ссуду нуждающимся, — заметил Фримэн. — Кроме того, мы уже не один год бьемся, чтобы банк Новой Шотландии открыл у нас свое отделение. Тогда население сможет брать ссуды на всякие нужды.
— Ага, и на всю жизнь загремит в кабалу! — подхватил Фарли.
— Ну и что, зато они жить станут лучше! — В голосе Барбары прозвучало раздражение.
Банка в Балине не было никогда. Все финансовые операций оформлялись либо почтмейстером, либо просто местными коммерсантами.
— Даже, знаете, дико, — сказал Роджер, — до чего эти местные упираются, не желают брать деньги под залог.
— А я, черт побери, их хорошо понимаю! — парировал Фарли. — Не одно десятилетие люди здесь рождались и умирали должниками местного воротилы! Не желают они снова на шею хомут надевать.
— Фримэн, по-моему, всем пора налить еще! — резко оборвала разговор Барбара. — Вам, Клер? Вам, Джейн? Виктор? Айрис? — ее взгляд поочередно останавливался на лицах. — Нам всем пора выпить.
Фримэн, которому, как и его жене, этот разговор был явно не по душе, поспешил в буфетную, к бару. Вскоре оттуда донесся звон ледяных кубиков, и Фримэн вернулся с новой порцией коктейля. И ему, и Барбаре явно не хотелось обсуждать прошлые деяния местных торговцев, ведь оба они вышли из этих семейств. Дрейки вообще не терпели намеков на прошлое, разве что подмечали иной раз старомодные обороты речи у своих служанок да посмеивались над дремучими историями Ноя, водившего их на охоту. Экономическое прошлое Ньюфаундленда было в доме Фримэна Дрейка столь же запретной темой, как и обсуждение религиозных столкновений в Белфасте.
— Мне кажется, что подобные рассуждения о телевидении, — сказала я, — чисто умозрительны. Какое уж тут телевидение! Ближайший ретранслятор находится в нескольких сотнях миль отсюда.
— А мистер Картер пообещал построить на острове Пасс ретранслятор! Тогда и Балина сможет принимать передачи, — не унималась Джейн. — В прошлое воскресенье, когда мы встретились на пристани, я сказала ему, что нам без телевидения никак нельзя.
— Ну как же ему не обещать! У него ведь выборы на носу, — иронически заметил Виктор Мосс. — То же самое он обещал и перед прошлыми выборами.
Хоть у члена парламента от Ньюфаундленда Челси Картера и не было конкурентов, он уже вовсю развернул предвыборную кампанию. Голосовать за кандидатов, не являющихся представителями либеральной партии, для многих, возможно, означало бы утрату правительственных привилегий — таких, как ссуды семейным, пенсии, пособия по безработице. В 1963 году выборы были назначены на восьмое апреля. За февраль и март кандидатам предстояло проделать огромную работу. Мистер Картер исправно изо дня в день сновал в моторке вдоль побережья, невзирая на ненастье, карабкался на обледенелые пристани, жал руки, рассыпал обещания, выслушивал жалобы. До того, как заняться политикой, он служил инспектором школ, и теперь, когда стал политическим деятелем, у него оказалось великое преимущество: он знал поименно всех своих избирателей.
Камнем преткновения во время очередных выборов являлся вопрос: согласится ли канадское правительство оснастить ядерными боеголовками ракеты на базах НОРАД,[8] расположенных на территории Канады. Консервативное меньшинство кабинета во главе с Джоном Дифенбейкером сопротивлялось нажиму со стороны США. А либералы объявили, что в случае победы на выборах пойдут на уступки американцам. Однако эта проблема, о которой только и говорили на материке, у местных избирателей не вызывала ни малейшего интереса. Им было важней выяснить, когда проложат давно обещанное скоростное шоссе или когда установят этот диковинный ретранслятор, с помощью которого можно весь мир увидеть как на ладони. Рыбаков, тех, кто посмелее, тревожило, почему за последние два десятка лет цены все растут, а расценки на рыбу не повышаются? И никто здесь, если не считать Виктора Мосса, не будоражил умы далекими от них проблемами, например: станет или не станет Канада выполнять обязательства, связанные с ее вступлением в Объединенную систему противовоздушной обороны североамериканского континента?
Управляющего рыбозаводом Виктора Мосса, человека лет пятидесяти, спокойного, невысокого, грузноватого, с седыми, редеющими волосами, здесь уважали все. Он любил книги, не прочь был на досуге обсудить прочитанное, поделиться впечатлениями. Мы наверняка сошлись бы с ним теснее, если б не его жена, Глиннис, на которой он женился еще в Англии, когда служил в авиации, — она нигде не показывалась и никого у себя не принимала. Возможно, просто по натуре была замкнутой, а может, так и не смогла приспособиться к жизни маленького ньюфаундлендского поселка, совершенно непохожей на жизнь ее родного городка в Уэльсе. Как бы там ни было, Глиннис была целиком поглощена разведением дома экзотических растений и вывязыванием кружев. Если Виктор и появлялся у кого-нибудь, то неизменно один. Впрочем, кроме редких визитов к Дрейкам, он почти нигде не бывал.
Нас пригласили к столу. Разом прекратив неугодные хозяевам дебаты, мы направились в элегантную гостиную. Посреди стоял стол красного дерева, за которым без труда могло бы разместиться человек шестнадцать. Окна были зашторены, и комната освещалась мерцающим светом девяти высоких свечей в серебряном подсвечнике. Китайский фарфор, серебряные приборы. В этом доме мне довелось отведать блюда, каких я в жизни не едала. Друзья на континенте, вероятно, считали, что мы одичаем в этой глуши, я же только здесь и выучились искусству званых обедов. Меня просвещала Барбара Дрейк.
Здешняя пища состояла в основном либо из морских продуктов, либо из того, что росло на острове. Обычно на закуску подавалась семга — Барбара коптила ее сама, обучившись этому искусству у Ноя Джозефа. Всего каких-нибудь лет тридцать назад многие здесь заготавливали на зиму, в этих краях очень суровую и длинную, копченую семгу и селедку. Но с введением на острове денежного обмена, когда стало проще пользоваться магазином, почти все забросили копчение рыбы, потому что занятие это долгое и кропотливое. И вот прежняя пища бедняков сделалась деликатесом, который не всякий сейчас мог себе позволить. У Ноя в семье рыбу не коптили, копченая рыба уже надоела. Приелась за многие годы. Такое даже невозможно себе представить. Я, например, могла бы есть ее каждый день.
Барбара позвонила в маленький серебряный колокольчик, лежавший рядом с ее тарелкой; появились служанки, Эдна и Руби, и, стараясь не побеспокоить гостей, убрали грязную посуду. Обе в черных платьях, в белых передничках и наколках. Барбара самолично обучала их прислуживать; но ей приходилось частенько повторять курс обучения — как правило, девушки, служащие в таком высокопоставленном месте, в доме не задерживались. Их быстро разбирали женихи. Нередко в кухне торчал какой-нибудь парень, терпеливо дожидавшийся на стуле окончания бесконечного званого ужина, чтобы поскорее увести свою подружку в кино, в бывшую ложу оранжистов.
Исключение составляла Эдна, застенчивая крупноносая девушка с вытянутым лицом и маленькими глазками. На нее ни один парень не польстился, и в свои двадцать пять лет она уже считалась перестарком. Шесть лет Эдна подавала к столу серебряные блюда, разливала напитки, убирала со стола, ухаживала за подрастающим поколением Дрейков. Эту скромную тихоню Барбара аттестовала не иначе, как «незаменимая», «преданная». Руби таких отзывов не удостаивалась. Не прошло и года, как эта хорошенькая, живая и смешливая девчонка выскочила замуж.
Служанки разносили овощной гарнир, а Фримэн тем временем нарезал жареную оленину — свое любимое жаркое. К оленине подавался овощной салат — большая редкость в Балине даже летом. Салат, шпинат, редиска и огурцы изредка доставлялись сюда из Калифорнии; за время долгой, да еще осложнявшейся из-за непогоды перевозки овощи успевали испортиться. Отведав на десерт великолепного ромового бисквита, мы снова вернулись в гостиную, где нам подали кофе с ликером.
Барбара рассказывала, что в доме ее родителей гости после ужина разделялись на две компании, мужскую и женскую; мужчины курили, пили портвейн и вели разговоры, не принятые в женском обществе. Я недоумевала: что ж это за разговоры такие? Мне случалось, правда, слышать про подобное разделение гостей, только у нас в Канаде такое случалось очень давно, во времена прадедушек и прабабушек.
