День шестого мая промелькнул буквально как одна минута — в молчаливой борьбе с гестапо. Но он запомнился навсегда, врезался в память со всеми подробностями… Когда машина военного атташе вышла из ворот советского посольства, шофер сразу предупредил:
— Василий Иванович, за нами «хвост».
— Я вижу…
В зеркальце сиял никелированными фарами черный «мерседес-бенц».
— Василий Иванович, та же тройка…
— Старые знакомые… При встрече так и хочется поздороваться, а верней — плюнуть в поганые морды. Может, уйдешь, а?
— Невозможно уйти.
— Тогда давай хорошенько поводим за собой… Пусть покружатся. У нас обыкновенная прогулка.
Тупиков обратил внимание на старинные части города — Старый и Новый Кельн. Они были забиты бронетранспортерами и танками. Моторизованные колонны, сотрясая мостовые, двигались «в неизвестном направлении».
Берлин походил на военный лагерь. Каждая площадь шумела от зари до зари, как потревоженная нашествием медведей пасека.
По городу ползли самые противоречивые слухи: «Это прыжок через Ла-Манш», «Нет, фюрер обнаружил врагов рейха. Их ждет участь Рема», «Говорят, войска просто готовятся к какому-то параду»…
Многие иностранные корреспонденты, с которыми Тупиков поддерживал дружеские отношения, предупреждали его за чашкой кофе:
— Фюрер нацелился на Восток. Это открытый «дранг нах Остен».
Сам Тупиков не сомневался в том, что Гитлер нарушит пакт о ненападении, подписанный Германией и Советским Союзом. По воле фюрера этот важный международный документ в любую минуту может стать клочком бумаги. К такому убеждению Тупикова привела не простая догадка, а строгий учет и анализ событий. Функционеры КПГ, стоявшие во главе подпольных групп, снабжали его самыми достоверными и неопровержимыми данными о подготовке Гитлера к войне против единственной в мире страны социализма.
Особенно насторожили Василия Ивановича события мартовских дней. Руководитель одного из отделов главного имперского управления безопасности Шелленберг пригласил советского военного атташе посетить танковые заводы и школы. В машине чиновный гестаповец намекнул, что это желание фюрера, и Тупиков понял: психологическое воздействие. Пусть Россия посмотрит и устрашится.
В Потсдаме к ним присоединился генерал Мюллер. Они посетили два завода и пять танковых школ. Советскому военному атташе показали отличную боевую выучку танковых экипажей и конвейерное производство танков.
В казармах, на танкодромах и за обеденным столом Шелленберг и Мюллер неустанно твердили о могуществе вермахта. Они пытались запугать Тупикова германской танковой мощью.
Осматривая немецкие боевые машины, Василий Иванович в душе ликовал: «Все они уступают нашим КВ и Т-34».
Поднимая на прощание в потсдамском ресторане бокал пенистого «Поммэри э Грено», Мюллер самодовольно усмехнулся и сказал по-русски:
— Смотрите, господин генерал Тупиков, смотрите внимательнее. Мы показываем вам все. У нас нет никаких секретов от советского военного атташе, потому что нам угрожает войной… Швейцария!
Тупиков, поднимая свой бокал, как бы между прочим заметил:
— Господа, с такими машинами воевать в горной стране будет очень трудно.
У Мюллера дрогнул бокал.
«О наших новых танках им ничего не известно, — мелькнула у Тупикова мысль. — Не они, а я произвел психическое воздействие на вероятного противника».
Машина советского посольства шла на главную магистраль Старого Берлина — Королевскую улицу. Выступила вперед величественная ратуша. Серый гранит с темно-красным песчаником придавал зданию строгость.
— Вася, на Центральный почтамт! — приказал Тупиков шоферу.
…По камышовой крыше увесистыми желудями застучали первые капли. Упоительно-звонкую перекличку предрассветных петухов заглушили удары грома. Тупиков лежал на пахучем сене, прислушиваясь к шуму дождя, а мысли уносили его в далекий Берлин. Он не мог забыть последней встречи с профессором Карлом Улихом и его обаятельной женой Александрой Николаевной.
Посещение Тупиковым профессорской квартиры не могло вызвать у гестапо подозрений. По разрешению имперского министра пропаганды Геббельса Карл Улих преподавал сотрудникам советского посольства немецкий язык. Профессор имел право часто бывать в посольстве и принимать учеников у себя дома.
Улих служил в секретариате министерства пропаганды и пользовался доверием Геббельса.
Городская квартира маститого ученого-востоковеда состояла из двух комнат — большого кабинета и крохотной спальни. Просторный пятидесятиметровый кабинет напоминал музей. Высокая светлая комната блистала уникальным собранием редких вещей, перекочевавших сюда, на стены и полки, из хижин дикарей малоизвестных экзотических островов.
Профессору давно перевалило за шестой десяток, но его атлетическая фигура сохраняла стройность, а в пышной каштановой шевелюре чуть пробивалась седина. Александра Николаевна в свои сорок лет выглядела красавицей. Она так же, как и ее муж, в совершенстве владела многими иностранными языками и вместе с ним побывала во многих странах мира. Александра Николаевна вышла замуж по любви, будучи студенткой, и покинула Москву в двадцать четвертом году. Но эта высокообразованная женщина продолжала до самозабвения увлекаться русским театром и блестяще перевела на немецкий язык книгу Станиславского «Моя жизнь в искусстве».
После звонка Тупикова в дверях появилась хозяйка квартиры в черном платье, с алой розой в светлых волосах. Всегда предупредительно вежливая, в этот раз она даже не ответила на его приветствие и, опустив голову, проронила:
— Василий Иванович, это ужасно… Война близка.
Они вошли в кабинет. Профессор едва кивнул Тупикову. Он сидел в своем старом венском кресле и, казалось, старательно изучал висевший на стене бумеранг. Очень долго, необычайно тягостно длилось молчание. Наконец профессор прервал угнетавшую тишину:
— Господин атташе, по настоянию Александры Николаевны я намерен сообщить вам важную тайну. Речь идет о судьбе вашей Родины. Поверьте мне искренне, я никогда не питал ненависти к вашему народу. У меня жена — русская, и я благодарю за это судьбу… — Он сорвал со стены скальп и бросил его на ковер. — Я не хочу, чтобы Гитлер сделал с Россией то, что когда-то совершал дикий человек… — Снова наступило молчание. Собираясь с мыслями, он поглаживал бархатную ручку кресла. — Итак, я прошу вас ничего не записывать, только слушать меня внимательно и запоминать… В ближайшие дни без объявления войны Германия нападет на Советский Союз. На Крайнем Севере сосредоточена армия «Норвегия», командующий — генерал-полковник Эдвард Дитль; далее: в направлении на Ленинград действует группа «Север», командующий — генерал-фельдмаршал Вильгельм фон Лееб; затем — группа армий «Центр», командующий — генерал-фельдмаршал Теодор фон Бок, и за ней — группа армий «Юг», командующий — генерал-фельдмаршал Герд фон Рундштедт. Финляндия выступит на стороне Германии. Сведения эти достоверны.
Прощался профессор с Тупиковым молча. Твердо пожали друг другу руки. Голубые глаза Александры Николаевны лучились: «Это все для моей Родины».
…Дождь сечет камышовую крышу; наплывают воспоминания. В первый день войны в гестаповском застенке сложил свою голову на плахе профессор Улих; пеньковая петля оборвала жизнь Александры Николаевны. Казнили ее эсэсовские палачи на многолюдной Унтер ден Линден.
Василий Иванович своими глазами видел, как ее казнили. Под старыми липами молотки гулко сколачивали виселицу. Они словно в сердце вбивали гвозди. Тупиков сжимал в бессильной ярости кулаки. С деревянной перекладины змеисто сползла просмоленная веревка. Вот она уже легла на плечи Александре Николаевне. И ничем нельзя помочь этой смелой, самоотверженной русской женщине.
Она стоит на эшафоте в полосатом тюремном халате, со связанными назад руками. Ее лицо, разбитое в кровь, распухло и страшно синеет.
Улица оцеплена гестаповцами, а на месте казни под липами все нарастает, гудит толпа. Беснуются зонтики, монокли, трости. Поймана опасная государственная преступница!
Александра Николаевна словно не замечает разъяренного сборища. Она смотрит поверх толпы. Ее не сломили никакие пытки в гестаповском застенке. В последнюю минуту жизни она стоит непобежденная, с гордо поднятой головой. Это вызов всему вражескому стану. Кляп мешает ей бросить с эшафота в фашистское сборище:
— Я умираю за Советскую Родину!
Кто же предал бескорыстных друзей России? Так и не удалось разгадать эту загадку.
Молния рассекает сырой мрак. Гремят раскаты грома. В такой вот ливень он прощался с женой на вокзале Фридрихштрассе в Берлине. Накануне войны она уезжала в Харьков. Бегут сквозь память голоса паровозов… Мелькают болгарские и турецкие станции. Через эти страны уже в войну возвращаются на Родину сотрудники посольства. Из Тбилиси Тупиков звонит по телефону в Харьков и слышит радостные голоса жены и дочурки. Ставка вызывает его в Москву. Он обещает Елене Петровне остановиться в Харькове всего на два часа. Но и этих двух часов не подарила ему судьба. Аэродром размыт ливнем, посадка запрещена. По просьбе Тупикова летчик низко-низко проходит над хмурым Харьковом и над центром города описывает три прощальных круга…
