в аллею, ведущую к дому, и вдруг услышала шаги за спиной.
Почувствовав, как ее с ног до головы обдало холодом, Полина постаралась взять себя в руки, собраться и ускорить шаг. Ей оставалось всего несколько метров до хорошо освещенного двора, в котором явно кто-то будет – собачники, например, возвращающиеся с прогулки.
– Полина Дмитриевна! – раздался за спиной мужской незнакомый голос, и Каргополова, останавливаясь, обернулась.
Ее догонял высокий молодой мужчина в светлой куртке и синих джинсах, на плече его болталась объемная сумка, а белые кроссовки выглядели так, словно их только что вынули из коробки в магазине. Среди слякоти, оставленной шедшим два дня до этого дождем, подобное казалось фантастичным, и Полина непроизвольно уставилась на эти кроссовки, совсем забыв об осторожности.
– Полина Дмитриевна, подождите, пожалуйста! Еле вас догнал, – тяжело дыша, сообщил незнакомец.
– Остановитесь, пожалуйста, там, где сейчас находитесь, – велела Полина, сунув в сумку руку и нащупывая перцовый баллончик.
Мужчина замер, удивленно глядя на нее:
– Не понял.
– Чего вы не поняли? Стойте смирно и не пытайтесь ко мне приблизиться. Что вам нужно? – баллончик удобно лег в ладонь, Полина положила палец на клапан и почувствовала уверенность – если что, ей хватит времени выдернуть руку из сумки.
– А-а… вы об этом… простите, надо было сразу… я журналист, моя фамилия Нифонтов, помните, я вчера вас у прокуратуры ждал?
Только сейчас Полина поняла, что его лицо кажется ей знакомым – это действительно был тот мужчина, что пытался остановить ее у прокуратуры вчера.
– И как – удостоверение принесли?
– Понимаете, какая штука… не могу найти, все перерыл – нет, как сквозь землю провалилось… Но могу паспорт показать.
– Там не сказано, что вы журналист. Всего доброго, Борис, – она даже вспомнила имя, которое он назвал вчера.
– Постойте! – он преградил ей путь, и Полина вынуждена была достать баллончик и направить его в лицо журналиста:
– Не вынуждайте меня нажимать на клапан. Дайте пройти.
Он поднял руки, признавая поражение, и сделал шаг в сторону, освобождая дорогу:
– Вынужден подчиниться. Но интервью вы мне все равно дадите.
– Только после того, как увижу удостоверение, – бросила Полина, удаляясь к дому.
«Странный какой-то. Ну, что стоит принести удостоверение, если ты действительно журналист? А если нет – зачем так глупо упираться и продолжать настаивать на провалившейся версии?»
Журналист
«Чертова баба! Ну, вот что мне теперь делать? Весь день псу под хвост!»
Борис шагал в сторону трамвайной остановки и еле сдерживал рвущееся изнутри раздражение. Он прекрасно знал, чем закончится сегодняшний вечер – жутким приступом мигрени, снять который уже не получится, потому что он прозевал ауру, предваряющую его.
Любая неудача, любое раздражение, волнение лет с семи сопровождалось у Нифонтова такими вот приступами, во время которых он вынужден был лежать в темной комнате и страдать от малейшего движения воздуха рядом с собой. Со временем он научился распознавать приближение приступа и блокировать его препаратами, но подобное удавалось далеко не всегда.
До гостиницы Борис добрался уже как в тумане, рухнул поперек кровати и успел только подумать, что совершенно зря не задвинул портьеры – утром, если оно, к его несчастью, не выдастся пасмурным, лучи солнца попадут прямо на изголовье и вызовут новую вспышку боли.
Хотелось уснуть, но в промежутках между приступами тошноты все-таки крутились мысли о пропавшем удостоверении и катастрофически тающем сроке для выполнения редакционного задания.
«Черт бы побрал эту следачку… – вяло думал Борис, чувствуя, как боль пульсирует в глазных яблоках. – Как мне уломать ее на интервью? И смогу ли я завтра вообще встать с кровати хотя бы к обеду?»
Однако через час ему стало лучше, и Нифонтов даже смог выйти из гостиницы и прогуляться.
Утром, к собственному удивлению, Борис проснулся с ощущением, что вчера перенес не приступ мигрени, а всего лишь легкую головную боль.
Ощупав виски, лоб и нижнюю челюсть, Борис убедился, что ничего не болит, как бывало обычно в подобных случаях, и пошел в душ. Почувствовав себя даже бодрым, он позвонил в ресторан и заказал завтрак в номер, удобно расположился на диване перед телевизором и включил его, поймав местный канал.
Шла какая-то утренняя программа, которую завершали новости. Молодая диктор взволнованным голосом читала последнюю полицейскую сводку, и Борис прислушался.
– …тело молодого человека было найдено в парке Свободы района Локтево около пяти часов утра. На месте работает полиция, подробности пока не разглашаются, но, как стало известно из надежных источников, в кармане убитого обнаружен деревянный кубик с буквой «Т», что позволяет сделать вывод о причастности к этому убийству так называемого «хмелевского маньяка».
– Как легко люди разбрасываются эпитетами, – пробормотал Борис, переключая канал. – Надо же – и имя уже дали. Похоже, придется снова наведаться в прокуратуру, но сперва… – он взял телефон и позвонил Ник Нику. – Слушайте, патрон, – сразу начал он после приветствия, – тут вот какая штука приключилась… я, кажется, удостоверение свое дома забыл, а следачка местная без него говорить со мной отказывается наотрез. Может, вы все-таки прокурору звякнете, а? Иначе я все задание завалю, а тут уже третий труп нарисовался.
– Борька, ты в своем уме вообще?! – возмутился главный редактор. – Как вообще можно ехать в командировку без удостоверения?
– Ну, так вышло, Николай Николаевич, не ехать же обратно теперь. Виноват, осознал, искуплю. Так позвоните?
– Веревки ты из меня вьешь, – вздохнул тот. – Позвоню, надо же выручать тебя теперь… только смотри – чтоб материал был!
– Обижаете.
Не особенно надеясь на всесильность главреда, Борис сделал еще один звонок в Москву, на этот раз – другу их семьи, у которого имелись связи покрепче и повыше, чем у Ник Ника.
Через полчаса позвонили из прокуратуры и казенным тоном сообщили, что пропуск к следователю Каргополовой выписан и ждет его в бюро пропусков.
– Не забудьте паспорт, – сказала звонившая сотрудница и положила трубку, даже не выслушав слов благодарности. Впрочем, Борис и не собирался особенно расшаркиваться.
Сегодня следователь была настроена менее воинственно, однако недовольство во взгляде Борис все-таки уловил, когда вошел в кабинет и положил на стол пропуск.
– Ну, присаживайтесь, раз уж пришли, настойчивый гражданин, – она сняла большие очки в темной оправе и закрыла лежавшую перед ней папку.
– Моя фамилия, если помните, Нифонтов, зовут меня Борис, – отодвигая стул, сказал Нифонтов. – У меня редакционное задание, я должен написать о вашем маньяке.
– О ком? – удивилась следователь.
– Полина Дмитриевна, давайте сэкономим друг другу время и не станем играть в кошки-мышки. Вы расследуете дело о трех убийствах, одно из которых совершено сегодня ночью, и вы наверняка выезжали на