Она поднялась с тахты и тут, на тумбочке заметила фотоальбом. Среди множества фотографий она безошибочно выбрала одиночный снимок Ларисы в прелестном голубом костюмчике и, даже не спрашивая – она ли это, принялась громко восклицать, чуть ли не рыдать безутешно:
- О, тебе такую больше не найти! Это не девушка, это чудо!
Это совпадало с моим настроением, и я раздражённо прервал её:
- Прекрати! На ней свет клином не сошёлся.
- Вадик! Я девять лет работаю в школе, но таких красоток с умным взглядом не видела!
- С развратным взглядом!
- С влекущим, чудик! Ой, я бы сама расцеловала её.
- Ты что, бисексуалка?
- Да что ты! – расхохоталась она. - Нам учителям не положено, разом с работы вылетишь!
Она всмотрелась ещё раз в фотографию:
- Если честно, с этой бы согрешила.
Я выхватил фотографию из альбома:
- Порву и выброшу.
Людмила ловким кошачьим движением перехватила её назад:
- Не смей! Потом будешь жалеть. Закажи лучше с неё портрет и повесь на стенку в обновлённой квартире. Это история твоей жизни, причём самый лучший её период.
- Ладно, ладно, - прошёл мой импульсивный порыв, - ты хороший педагог, быстро просветила даже взрослого мужика.
- Ну, давай по кофе, и я пошла.
Мне нравилось беседовать с этой обаятельной и продвинутой дамой, хоть и взбаламошной, как все красавицы.
- Что снова замуж не выходишь?
- Женихов нет.
- Не верю, с твоими-то данными.
- Было за два года три любовника, и ни с одним не вышло по серьёзному.
- Сбежали?
- Что ты, все предложения делали. Сама ломалась. И что интересно, мужики-то все женились, и жёны у всех, не поверишь, лучше меня: молодые, без детей и с обеспеченными родителями.
- Все ищут лучше, чем имели.
- Мужики находят, а нам не заказано, дура я с претензиями!
- Ну ладно, ещё не вечер.
- Да ну вас! – отмахнулась Людмила, - меня недавно в институт пригласили, пока на полставки, так увлеклась новой работой!
- Расскажи.
- Ты, ведь, физик?
- Электронщик.
- Ещё лучше, ты Геру Ломакина знаешь?
- Знаю, кандидат наук, - вздохнул я. – А моложе меня лет на шесть.
- О, он как проклятый работает! Слышал об эффекте Кирлиана?
- Конечно, это суют палец в поле высокой частоты, и кругом него свечение. Говорят, по форме свечения можно определить, чем болен человек.
- Гера пошёл дальше. Он соорудил установку, в которой человека всего протаскивают сквозь поле, ну как на томографе. Картинка получается гораздо информативнее, чем с пальцем.
Видно всю ауру человека, а аура – это душа.
- Так, тебя, как биолога, пригласили душу читать?
- Да. Гера сам технарь, сначала пробовал вместе с психиатрами работать, их у нас в городе два всего, и оба мужики. Не вышло, зацикливаются врачи, на чём их учили, а здесь нужен новый подход.
- Да не только в этом дело, душа – дело тонкое, тут необходим интуитивный женский ум, а у мужиков тупой аналитический. У женщины больше развито правое, подсознательное полушарие, и никто ещё не доказал, что вернее: ум или интуиция, - мудро блеснул я эрудицией.
- Гера тоже мне это говорил, когда сватал на работу.
Тема, затронутая Людмилой, на стыке технических и гуманитарных наук, заинтересовала меня. Всю жизнь не мог я определить, что больше влечёт меня? В детстве с энтузиазмом собирал схемы радиоприёмников, но не с меньшим увлечением садился писать философские стихи и рассказики, на тему смысла жизни.
- Вот чем ты занимаешься. А как-нибудь пригласишь в лабораторию, посмотреть на практике?
- Всегда, пожалуйста! Я завела этот разговор для тебя, приходи, посмотришь на свою рваную ауру. А через это лезут в душу всякие гадкие виртуальные сущности, демоны.
- Да ну! Запугаешь совсем.
- А мы пробуем лечить раскрытую ауру, пытаемся превратить в замкнутый защитный кокон.
- Интересно! Обязательно приду, как с ремонтом управлюсь.
- Звони!
Я поцеловал на прощанье Людмилу с непритворной нежностью и подумал, что пообщайся мы с ней сразу так, моя душа потянулась бы к женщине, и сексуальный акт, наверняка, окрасился бы душевным порывом.
XIV
В динамиках тихо завывали чарующие звуки «Пинк Флойда».
Я только закончил покраску пола в комнате, как в дверь позвонили.
- Заходите, у меня руки в краске, - крикнул я.
Незапертая дверь открылась.
- Оторва! – выдохнул я.
В полутёмном проёме двери словно зажглась новогодняя иллюминация. Такую энергию излучала улыбающаяся Лариса, что, казалось, вся светится, с радужным ореолом вокруг!
Она бросила в угол коридора сумочку и сняла с моих рук замазанные краской перчатки.
- Как славно воняет у тебя мой милый маляр! – прощебетала она со свойственным ей саркастическим юмором и, я, ошарашенный, очутился в кухне, бесцеремонно затянутый туда за член, в который она вцепилась сквозь штаны.
Так же очумело не сопротивлялся я, когда она встала на колени, выпотрошила моё достоинство поверх джинсов, и всосала его в рот.
Я нимало не задумывался, что это с её стороны: беспроигрышный манёвр на сближение после всего или искреннее утоление голода по мне любимому? Я испытал великое облегчение души, как будто сбросили с меня непосильный груз, неотвратимо прижимающий к самой земле.
Всякая способность к размышлению покинула меня.
Я просто закрыл глаза и предался блаженству, разлившемуся от пальцев ног до макушки головы. И только иногда вздрагивал, опасаясь проснуться и, как в первый раз, когда Лариса отдалась мне, крутилось в голове: «Так не бывает!»
Я не стал допрашивать девушку и устраивать разборки, боялся узнать подробности, вгоняющие в стресс, и так слишком много пережил. К тому же был уверен, что рано или поздно Лариса «расколется» сама, природное стремление к откровенности часто побеждало в ней обманную хитрость, в которой она достигла непревзойдённого профессионализма.
Но в первый день напомнил наше соглашение с её родителями – не пить месяц.
- Конечно, - радостно согласилась она, - мне мамА подарила книжку про лечебное голодание, - вытащила она из сумки тонкий томик, - оказывается, голодание лучше всего лечит от алкоголизма. Там пишут, что надо голодать три недели, но мы же не алкоголики, правда? Нам хватит одной.
- Знаю я про этот метод, даже сам голодал, и очень здорово посидеть недельку на одной водичке, чистится организм.
