Ричер кивнул.
— Информация сверхсекретная. Она хранится в Пентагоне. Вот почему я спросил, не проникнет ли то, о чем мы будем говорить, за стены вашего кабинета.
— У вас будут серьезные неприятности, если расскажете, что произошло.
— Мне уже доводилось оказываться в очень сложных ситуациях и раньше. Я приехал сюда, чтобы понять: нужно ли мне снова ввязываться в неприятности. Но, судя по всему, в этом нет необходимости. Думаю, ваш отец сумеет разобраться с Джеймсом Барром без моей помощи. Но если она ему понадобится, я ее ему с радостью окажу.
И тут Хелен все поняла.
— Вы здесь, чтобы оказать на меня давление, — сказала она. — Вы хотите сказать, что, если я буду слишком сильно стараться, вы мне помешаете.
— Я здесь, чтобы сдержать слово, данное Джеймсу Барру, — ответил Ричер.
Он закрыл дверь, оставив в кабинете троих молчащих, разочарованных людей. Затем поехал вниз на лифте. Энн Янни снова появилась в кабине на втором этаже. Ричер подумал, что она, наверное, целый день ездит вверх и вниз в надежде, что ее узнают. И попросят автограф. Он сделал вид, что не обратил на нее внимания. Вышел вместе с ней в вестибюль и направился к парадной двери.
Ричер постоял несколько минут на площади, раздумывая, что делать дальше. Состояние здоровья Джеймса Барра являлось фактором, который усложнял дело. Ричер не хотел торчать в городе, дожидаясь, когда тот придет в себя. Если это вообще произойдет, — до этого могут пройти недели. А Ричер был не из тех, кто любил подолгу оставаться на одном месте. Ему нравилось движение. Два дня — вот его предел. Но он никак не мог решить, как же поступить дальше.
Намекнуть Алексу Родину о том, что знал, Ричер не мог. Как и дать ему номер своего телефона со словами: «Позвоните мне, если будет нужно». Во-первых, у него, Ричера, телефон отсутствовал. Во-вторых, такой правильный и осторожный тип, как Родин, начнет раскручивать его намек до тех пор, пока чего-нибудь не разнюхает. Он легко свяжет его с Пентагоном. Ричер ведь спросил его: «Она узнала мое имя в Пентагоне?» Это было ошибкой. Так что Алекс Родин легко, как дважды два, раскроет секрет Ричера. «Тут что-то не так, — подумает он. — И я должен это выяснить в Пентагоне». Там ему, естественно, ничего не скажут. Но Родину это не понравится, и он не успокоится, а обратится в средства массовой информации. Возможно, к Энн Янни, которая с радостью ухватится за новую горячую тему. А Родин будет чувствовать себя неуверенно, опасаясь проиграть дело только потому, что чего-то не знает. И он не сдастся.
А Ричер не хотел, чтобы кувейтская история стала достоянием гласности. Разве только в крайнем случае. Ветеранам войны в Заливе и так досталось, если вспомнить отравления иракским химическим оружием и ураном. У них осталась безупречной только репутация участников справедливой войны. Им совсем не нужно, чтобы память о ней была омрачена историей четырех сержантов. Пойдут разговоры типа: «Вот-вот, они все это делали». Но Ричер знал, что так себя вели не все. Это была хорошая армия, и он не хотел, чтобы случившееся в Эль-Кувейте получило огласку. Он намеревался сам принять окончательное решение о судьбе Джеймса Барра. И пока не хотел раскрывать свои карты Алексу Родину и выслушивать его советы и предложения вроде «позвоните мне».
Ричер решил остаться в городе на двадцать четыре часа. Вероятно, появится более внятный прогноз состояния Барра. Или ему удастся поговорить с Эмерсоном и изучить улики. И тогда он сможет спокойно оставить дело Барра в руках Родина, и оно понесется дальше на автопилоте. Если возникнут какие-то проблемы во время его отсутствия, он прочитает о них в газетах где-нибудь в баре или на пляже и вернется сюда.
Итак, двадцать четыре часа в небольшом провинциальном городе.
Ричер начал с того, что решил посмотреть реку.
Река оказалась широкой, с медленным течением и катила свои воды с запада на восток через район, расположенный к югу от центра города. Возможно, это какой-то приток, впадающий в Огайо, подумал он. Северный берег реки на протяжении примерно трехсот ярдов был выровнен и укреплен массивными каменными блоками. Блоки, похоже, весили пятьдесят тонн каждый. Они были тщательно обработаны и весьма умело подогнаны. Получилось что-то вроде набережной или пристани. В блоки вделаны мощные железные скобы, чтобы привязывать к ним веревки. Причал был выложен каменными плитами и опущен на тридцать футов. Вдоль него стояли деревянные сараи, открытые со стороны реки и улицы, вымощенной булыжником. Сто лет назад к причалу наверняка швартовались огромные баржи. Шла разгрузка. Толпы суетящихся вокруг людей. Лошади, запряженные в телеги, грохочущие по мостовой. Но сейчас ничего этого не было. Лишь неподвижность, тишина и медленное течение реки. Ржавчина на железных скобах и водоросли между камнями.
Кое-где в сараях еще сохранились полустертые имена владельцев фирм и названия: «Мануфактура Макгинти», «Компания „Семена Аллентауна“», «Продовольствие Паркера». Ричер прошел триста ярдов и рассмотрел все сараи. Они продолжали стоять на своих местах, прочные и приземистые. Пожалуй, они дождутся капитального ремонта, подумал он. Город, который обзавелся декоративным прудом с фонтаном на центральной площади, непременно приведет в порядок и берег реки. Это неизбежно. Строительство идет повсюду. И наступит момент, когда оно двинется на юг. И власти дадут кому-нибудь налоговое послабление, чтобы тот предприниматель открыл на набережной кафе. Может быть, бар. С живой музыкой с четверга по субботу. Или даже с маленьким музеем, посвященным истории речной торговли.
Ричер повернулся, собираясь идти назад, и столкнулся лицом к лицу с Хелен Родин.
— А вас не так трудно найти, — сказала она.
— Возможно.
— Все туристы приходят в доки.
Девушка держала в руке портфель, какие обычно носят юристы.
— Я могу угостить вас ланчем? — спросила она.
Хелен повела его назад, на север, вдоль границы «облагораживающего строительства»,[9] и всего через один квартал город из старого и потрепанного превратился в новый, радующий свежей краской. Постепенно пыльные лавочки семейного типа с выставленными в витринах мешками для пылесосов и шлангами стиральных машин сменились модными магазинами, демонстрирующими всем желающим залитые ярким светом стодолларовые платья. И обувь, и самые разные предметы, сделанные из титана. А еще предлагавшие кофе-латте за четыре доллара. Они прошли мимо нескольких таких заведений. А потом Хелен Родин привела Ричера в закусочную. Это было одно из тех мест, каких он видел множество и старался избегать: белые стены, сквозь окраску которых проглядывают кирпичи, алюминиевые столы и стулья самых пестрых форм. Случайный набор мебели, называемый «оригинальным стилем».
Она подвела Ричера к столику в дальнем углу, и тут же возник энергичный парнишка-официант, который положил перед ними меню. Хелен заказала себе что-то с апельсинами и грецкими орехами, сыр горгонзола и чашку травяного чая. Ричер не стал читать меню и попросил принести ему то же самое, только вместо чая — кофе, без всего, черный.
— Это мое любимое место в городе, — сказала Хелен.
Он кивнул, потому что вполне мог ей поверить. Она чувствовала себя здесь комфортно и выглядела превосходно. Длинные светлые волосы, черный костюм. Сияние молодости. Он был старше и явился сюда из другого места и другого времени.
— Я хочу, чтобы вы мне кое-что объяснили, — сказала она.
Хелен наклонилась и открыла свой портфель, из которого достала старый магнитофон. Осторожно положила его на стол и нажала на кнопку воспроизведения. Ричер услышал голос первого адвоката Джеймса Барра: «Отрицать вашу вину бессмысленно». А затем Барр попросил: «Найдите для меня Джека Ричера».
— Я уже это слышал, — сказал Ричер.
— Но почему он сказал так?
— Хотите, чтобы я объяснил?
Она кивнула.
— Я не могу, — признался Ричер.
— Мысля здраво, вы должны быть последним человеком, которого бы он пожелал позвать.
— Согласен.
— У него могли появиться какие-то сомнения относительно вашего отношения к случившемуся четырнадцать лет назад?
— Не думаю. Я очень ясно тогда выразился.
— В таком случае почему он позвал вас сейчас?
Ричер не ответил. Принесли заказ, и они начали есть.
Апельсины, грецкие орехи, сыр горгонзола, куча разной травы и салатных листьев и соус из малинового уксуса. Получилось совсем неплохо. И кофе был хорошим.
— Прокрутите мне всю пленку, — попросил Ричер.
Хелен положила вилку и нажала на кнопку перемотки.
Она держала пальцы на разных кнопках, точно пианистка на клавишах. У нее были длинные пальцы. Никаких колец. Ухоженные, аккуратные ногти. Она нажала на кнопку воспроизведения и снова взяла вилку. Сначала Ричер ничего не слышал, потом появились тюремные звуки, эхо, где-то вдалеке металлический звон. Дыхание человека. Затем открылась дверь — другой человек сел на стул. На тюремный стул, прикрепленный к полу, и потому его ножки по нему не скользили. Заговорил адвокат, старый и скучающий. Ему совсем не хотелось там находиться. Он знал, что Барр виновен. Некоторое время адвокат говорил какие-то банальные вещи, а затем разозлился на то, что Барр молчал. И раздраженно заявил: «Я не смогу вам помочь, если сами не станете себе помогать».
