Ричер посмотрел на винтовку, запечатанную в длинный пластиковый пакет, и прочитал текст, висящий над ней. «Спрингфилд М-1 А», магазин на десять патронов, четыре осталось. Повсюду отпечатки пальцев Барра. Царапины на дуле соответствуют кусочкам краски, найденным на месте преступления. Целенькая пуля, извлеченная из пруда. Отчет баллистиков подтверждает, что она из этой винтовки. Еще один отчет, указывающий на то, что патрон выпал из эжектора. Полный набор улик. Дело закрыто.
— Впечатляет, — сказал Ричер.
— Неплохо, да? — проговорил Беллантонио.
— В жизни не видел улик надежнее, — ответил Ричер.
— Лучше сотни свидетелей.
Ричер улыбнулся: криминалисты обожают так говорить.
— Среди этих улик есть такие, которые вам не совсем нравятся? — спросил он.
— Я их все просто обожаю, — сказал Беллантонио.
Ричер увидел свое отражение в окне «доджа». В темном стекле его новая рубашка казалась серой.
— А почему он оставил на месте преступления дорожный конус? — заинтересовался он. — Уезжая, Барр мог без проблем забросить его на заднее сиденье машины.
Беллантонио ничего не ответил.
— И почему он заплатил за парковку? — спросил Ричер.
— Я эксперт, а не психолог, — сказал Беллантонио.
В этот момент вернулся Эмерсон и встал на пороге, дожидаясь, когда Ричер признает свое поражение. Тот так и сделал, и они пожали друг другу руки, а потом Джек поздравил обоих экспертов с прекрасно проведенным расследованием.
На обратном пути Ричер прошагал один квартал на север и четыре на восток, прошел под автострадой и направился в сторону башни из черного стекла. Было уже начало шестого, и солнце грело ему спину. На площади он увидел, что фонтан продолжает работать и вода в пруду поднялась на дюйм выше. Он вошел в офис Эн-би-си и поднялся на лифте. В этот раз Энн Янни ему не встретилась — видимо, готовилась к шестичасовым новостям.
Хелен Родин трудилась за своим видавшим виды столом.
— Посмотрите на меня, — сказал Ричер. Она подняла глаза.
— Выбирайте определение для характеристики дела Барра: железное, надежное, неоспоримое, беспроигрышное.
Она молчала.
— Вы видите сомнение в моих глазах? — спросил он.
— Нет, не вижу, — ответила она.
— Тогда займитесь поисками психиатра для Джеймса Барра. Если вы действительно этого хотите.
— Он имеет право на то, чтобы его интересы кто-то представлял, Ричер.
— Барр не сдержал свое слово.
— Мы не можем его линчевать.
Ричер помолчал, затем кивнул.
— Психиатру следует подумать о парковочном счетчике. Понимаете, кто станет оплачивать десятиминутную стоянку, даже если не собираешься стрелять в людей? Это кажется мне ненормальным. А если таковы и остальные действия Барра? Может быть, он уже тогда был не в себе. Ну, знаете, не понимал, что делает.
Хелен Родин что-то записала у себя в блокноте.
— Я обязательно скажу об этом врачу.
— Хотите вместе пообедать?
— Мы с вами на противоположных сторонах баррикады.
— Мы же ели вместе ланч.
— Только потому, что мне от вас нужно было кое-что узнать.
— Мы все равно можем вести себя как цивилизованные люди.
Она покачала головой.
— Я обедаю с отцом.
— Прокурор тоже на противоположной стороне баррикады.
— Но он мой отец.
Ричер ничего на это не сказал.
— Копы нормально себя вели? — спросила она.
— Достаточно вежливо, — кивнув, ответил Ричер.
— Вряд ли они были очень рады вас видеть. Они не понимают, зачем вы здесь.
— Им не о чем беспокоиться. Для них это дело — верняк.
— Ага, пока кукушка не прокукует.
— Она кукует с пяти часов пятницы. И очень громко.
— Предлагаю после обеда выпить, — сказала она. — Если мне удастся вовремя сбежать. К северу отсюда есть спортивный бар. В понедельник вечером, думаю, другого открытого заведения вы не найдете. Я загляну туда проверить, там ли вы. Но ничего не обещаю.
— Я тоже, — ответил Ричер. — Наверное, отправлюсь в больницу, чтобы отключить систему жизнеобеспечения Джеймса Барра.
Он спустился вниз на лифте и увидел, что в вестибюле его ждет Розмари Барр. Ричер решил, что она вернулась из больницы и позвонила Хелен Родин, а та сказала, что он едет вниз. Поэтому Розмари осталась ждать и теперь нервно ходила между выходом из лифта и наружной дверью.
— Мы можем поговорить? — спросила она.
— На улице, — ответил Ричер.
Он провел ее в дверь и через площадь к южному краю пруда, который продолжал наполняться водой, но очень медленно. Фонтан журчал и бурлил. Ричер сел на то же место, где сидел раньше, так что поминальные свечи и цветы оказались около его ног. Розмари Барр стояла лицом к нему, очень близко, и смотрела ему в глаза, не обращая внимания на свечи, цветы и фотографии.
— Вы должны отнестись к делу Джеймса непредвзято, — начала она.
— Неужели? — спросил он.
— Джеймс хотел, чтобы вас нашли, значит, он не может быть виновен.
— Довольно странное суждение.
— Это логическое суждение, — возразила она.
— Я только что видел улики, — сообщил ей Ричер. — Их больше чем достаточно.
— Я не стану спорить о том, что случилось четырнадцать лет назад.
— Вам и нечего сказать.
— На этот раз брат невиновен, — продолжала Розмари. — Мне понятны ваши чувства. Вы думаете, что он вас предал.
— Да, предал.
— А если все не так? Предположим, что он выполнил ваше условие, а то, что сейчас происходит, — ошибка? Как бы вы чувствовали себя на месте Джеймса? Если вы готовы сейчас выступить против него, то почему бы вам в случае ошибки следствия не встать на его защиту?
— Все это гипотетические рассуждения.
— Ничего подобного. Если окажется, что детективы и вы ошиблись и он не стрелял, стали бы вы с такой же энергией его защищать?
— Если бы оказалось, что я ошибся, ему не понадобилась бы моя помощь.
— Вы стали бы его защищать?
— Да, — сказал Ричер, потому что дать такое обещание ничего не стоило.
— Значит, ваш ум должен быть открытым.
— Почему вы от него переехали?
Она помолчала немного.
— Он постоянно злился. Жить с ним было не просто.
— На что злился?
— На все.
— А может быть, вам самой следует подумать о непредвзятом взгляде?
— Я могла бы придумать какую-нибудь другую причину переезда, но я не стала этого делать. Я сказала правду. Мне нечего скрывать. Я хочу, чтобы вы мне доверяли. Он несчастный человек, возможно, не совсем психически здоровый. Но он не делал этого.
Ричер ничего не сказал.
— Вы будете держать свой ум открытым?
Ричер лишь молча пожал плечами и зашагал прочь.
Он не пошел в больницу и не стал отсоединять систему жизнеобеспечения Джеймса Барра. Вместо этого он принял душ в своем номере в «Метрополь-паласе» и отправился в спортивный бар. Пройдя шесть кварталов к северу от башни из черного стекла, Ричер снова оказался в переходе под автострадой и вышел на окраину. Он уже наблюдал границу «облагораживающего строительства» в южной части города, а теперь увидел ее и на севере. Спортивный бар находился немного дальше этой границы, в простом прямоугольном здании, которое изначально можно было использовать для чего угодно — под продуктовый магазин, салон по продаже машин или зал для игры в пул. У дома была плоская крыша и глухие окна, а стены поросли мхом в тех местах, куда брызгала дождевая вода из забитых водостоков.
Внутри здания вид был получше, все было таким же, как в прочих спортивных барах, где довелось побывать Ричеру. Одна комната с высоким потолком и черными кондиционерами на потолке. Три дюжины телевизионных экранов на стенах и свисающих с потолка. Повсюду обычные принадлежности любого такого бара: форма спортсменов с автографами в рамках под стеклом, футбольные шлемы на полках, хоккейные клюшки, баскетбольные и бейсбольные мячи, старые программки. Обслуживали посетителей девушки в форме болельщиц, за стойкой бара стояли мужчины в полосатой судейской форме.
По всем телевизорам показывали футбольный матч. Ричер решил, что иначе и быть не могло в понедельник вечером. Некоторые экраны были самыми обычными, другие — плазменными, имелись и кинопроекторы. Один и тот же эпизод возникал на телеэкранах дюжины раз: в слегка изменившемся цвете, под иным углом, крупно или мелко, ярко или едва различимо. Внутри бара было много народа, но Ричеру удалось занять столик, за которым никто не сидел. В углу, как он любил. К нему тут же подбежала официантка, и он заказал пиво и чизбургер. В меню не смотрел: пиво и чизбургеры в спортивных барах есть всегда.
Ричер ел, пил и наблюдал за игрой. Шло время, посетителей становилось все больше, и шумели они все громче. Никто не садился за его столик. Видимо, из-за впечатления, которое он производил на окружающих. Ричер тихо сидел в одиночестве, излучая сигнал: держитесь от меня подальше.
