– Ёлы-палы! – остановился Лера. – Мы теперь, как два таракана на буфетной дверце.
– Как слезать будем? – дёрнул его за штанину Шурка. – Ног-то не видно. Куда их ставить?
– Ползём дальше, – угрюмо отозвался Лера.
И друзья продолжили своё вынужденное восхождение.
– Золотое правило альпиниста, – поучал сверху Лера. – На подозрительные места не опирайся и держись на трёх точках.
– Это как? – спрашивал снизу Шурка.
– Переставляй с места на место только одну руку или одну ногу.
Когда стена закончилась, они выбрались на узкий выступ, который наподобие козырька кепки, сужался к краям. Стоять на козырьке они могли, лишь прижавшись к ещё более отвесной и, что самое печальное, совершенно гладкой стене. Между тем, высота нового препятствия не превышала двух метров. Но сколько Лера с Шуркой не подпрыгивали, так и не смогли зацепиться за его верхний край. А за ним виднелись удобные для лазанья камни, ведущие к самой вершине.
– Залезай мне на плечи, – предложил Лера.
Шурка посмотрел вниз и судорожно затряс головой.
– Не полезу, – выдавил он. – Свалюсь.
Лера глянул, и ему самому едва не стало дурно. Под ними зияла такая пропасть, что впору вертолёт заказывать. Прижавшись к скале, он попытался представить, что стоит на собственном балконе. Представил – полегчало. И тут справа над собой он заметил чахлую, скрученную, всю на узлах сосенку.
– Смотри, – показал Лера.
– Ну и что? – скучным голосом отозвался Шурка. – Она ещё выше.
– Да не то, – поморщился Лера. – Видишь, от неё верёвка идёт.
Только тут Шурка рассмотрел побуревшую от времени толстую верёвку, которая выходила из-под обнажённых корней карликового деревца. Другой её конец свисал со стены на добрую четверть метра. Шурка приободрился. Омрачало радость лишь то, что спасительная верёвка находилась значительно правее их козырька. Под ней не было ничего, на что можно опереться, лишь отвесная скала да острые камни на дне глубокой пропасти.
– Если промахнёшься, будешь кувыркаться до самого санатория, – мрачно пошутил он.
– А ты меня за штаны держи, – нашёлся Лера. – Заодно и прыгнуть поможешь.
На том и остановились. Друзьям было страх, как боязно, но ничего другого не оставалось. Или прыгать, или погибать на скале медленной смертью.
Перед столь грозным испытанием Лера на миг отвернулся, прильнул щекой к шершавому камню и зашептал чуть слышно: – Господи, бабуся! Прости за то, что я тебя не слушался и за то, что…
Тут он задумался, за что попросить прощения ещё и, ничего не придумав, прервался. Шурка тоже уткнулся носом в стену и театрально воздел очи к небу, но увидел, что друг зашевелился, скоренько перекрестился и встретил его в полной боевой готовности.
Лера подобрался к самому краю выступа. Присел. Примерился. Шурка крепко ухватил его за карман брюк.
– Три-четыре! – крикнули они хором, и Лера прыгнул.
В жизни он так не скакал. Со страху сиганул, будто кузнечик. Шурка поддержал на миг, и Лера успел ухватиться за верёвку. Картина со стороны представлялась весьма удручающей. Растянувшись над пропастью в косую сажень, он удерживал правой рукой самый верёвочный кончик, а левой ногой упирался в Шуркину ладонь.
– Три-четыре! – вновь закричал багровый от натуги Шурка.
Поднявшись на цыпочки, он из последних сил выжал руку, и Лера смог перехватиться и выбраться наверх. Верёвка так трещала под тяжестью его тела, что Лера готов был вновь по прощаться с жизнью. Но истерзанные всеми стихиями волокна выдержали. Добравшись до карликовой сосны, Лера понял, почему. Верёвку оставили альпинисты. Привязана она была не к корням, а к металлическому крюку, вбитому в скальную трещину. Не простая верёвка, надёжная.
«Ёлки-палки, это на какую мы высоту забрались?», – обомлел Лера. Но на переживания времени не было. На узеньком карнизе, прижимаясь к скале, ждал помощи Шурка.
Намотав остаток альпинистской снасти на руку, Лера сел на край стены. Одной ногой упёрся в камни, а вторую свесил вниз. И Шурка полез по ней, словно обезьяна по стволу пальмы. Лера смотрел то на друга, то теперь уже на безопасную пропасть. С большой высоты всё казалось миниатюрным и необычайно красивым. Там дорога вьётся серой ленточкой. А там, размером со спичечные, стоят один за другим коробочки санаторных корпусов. Но больше других его поразило море, которое по-прежнему находилось выше их и занимало теперь едва ли не всё небо. Вот, где загляденье.
– Шурик, смотри, – сказал он восхищённо.
Шурка, который почти выбрался на стену, не сдержался и оглянулся. Но посмотрел не на море, а вниз, в бездну. Заглянул и застыл, словно изваяние. Лера решил, что он тоже любуется, а Шурка вдруг разжал пальцы и стал медленно запрокидываться в пропасть.
– Ты чего? – испугался Лера.
Шурка повернул к нему своё вмиг побледневшее лицо, и на Леру уставились ничего невидящие стеклянные глаза.
– Ты чего?! – ещё больше испугался Лера и схватил друга за шиворот.
Шурка был как неживой и тяжёлый, точно мешок картошки. Лера насилу вытянул его, а, вытянув, положил подле себя. Через минуту Шурку стало колотить крупной дрожью.
– Во, жуть, – наконец, выдавил он. – Голова закружилась.
– Да ты высоты боишься, – едва он ожил, повеселел Лера.
– Я и не знал, – удивился Шурка.
– У тебя опыта нет, – заключил Лера, – ты же на первом этаже живёшь. А тут знаешь, какая высота?
– Какая?
– По карте – 1233 метра над уровнем моря.
Шурка только присвистнул.
Отлёживались недолго. До вершины осталось совсем немного и мальчишек снедало любопытство. Им всё не верилось, что они добрались до легендарного альпийского луга.
К нему вели три огромных ступени, каждая из которых доходила им до пояса. Устав от бесконечного подъёма, друзья преодолели их с трудом. Но когда выбрались на последнюю, Шурка от радости даже пританцовывать стал. На серой плите крохотным островком лежала земля, и на ней рос целый табунчик синих подснежников. Забыв про всё на свете, друзья нарвали себе по букетику. И лишь потом заглянули за каменный бруствер, отделяющий их от плато.
– Мамочка, – отшатнулся Шурка, прикрывая глаза.
И было отчего. Перед ними раскинулась Айпетринская яйла, о которой рассказывал Пантелеймон Юрьевич. Но никакого разнотравья там и в помине не было, ибо горное плато укрывал ослепительно искрящийся под солнцем снег.
– Вот, почему сейчас тут делать нечего! – запахнул пиджак Лера.
– А как же субтропический климат, – вспомнил Шурка, – тёплая зима?
– Субтропики вон там остались, – показал назад Лера. – А тут, как у нас дома, настоящий январь.
Стоять посреди зимы было холодно, и они вернулись на одну ступеньку назад, в весну, погреться.
– Пацаны в жизни не поверят, – бурчал Шурка, устраиваясь на тёплом солнышке. – Тут подснежники цветут, загорай на здоровье, а через три метра мороз со снегом.
У сидящего рядом Леры вдруг сердито заурчало в животе.
– Что делать будем? – спросил он. – есть хочется.
– Хочется, – согласился Шурка и достал из кармана подснежник. – Коровы траву едят, давай, и мы попробуем, – и сунул цветок в рот.
– А что, ничего! – доложил он, скривившись.
Лера тоже попробовал. Пожевал и выплюнул.
– Фу, гадость! Бежим отсюда, пока с голодухи не околели.
Подняв куцые воротнички пиджаков, они вновь вскарабкались на плато. Перед ними простиралась безмолвная снежная равнина. Посреди неё вдалеке дымил трубой одинокий домик из красного кирпича. Над домиком на высоком шесте надувался под ветром полосатый сачок.
– Метеостанция! – закричал Лера. – Это же, как полярники. Вот, где нас накормят.
Увы, не сделал он и трёх шагов, как провалился по колено в снег. Но, чувствуя себя первопроходцем среди арктических торосов или даже ледоколом во льдах, смело и широко зашагал дальше. Шурка не отставал.
Теряя тапочки, мальчишки с трудом преодолели десяток метров. Белая целина оказалась и глубокой, и чрезвычайно неудобной для ходьбы. Сверху её подморозило и покрыло ледяной коркой, под которой таился пушистый и совершенно мягкий снег. Снежный пух немилосердно набивался в тапочки, а обломки ледяного наста больно царапали босые ноги. Вскоре тряпичный верх их обуви намок, а ступни заледенели. Положение мало-помалу становилось невыносимым и даже опасным для жизни.
– Давай, по-пластунски поползём, – неуверенно предложил Лера.
– Тогда мы точно околеем, – заметил Шурка. – Представляешь, сколько надо на брюхе по снегу пилить?
Лера посмотрел на метеостанцию. Ходьбы до неё добрых полкилометра. Тогда он глянул себе под ноги. Подумал и вдруг осторожно мелкими шашками засеменил прочь. А после, к удивлению Шурки, и вовсе побежал. Таким образом, он преодолел несколько десятков метров, пока не сорвался на обычный шаг и вновь не провалился.
