— Кто это был, в Храме? — тихо спросил Алессандр у дяди. — Один из тех двоих богов?
— Да, проницательный мой, один из тех, — герцог вздохнул, прикусил губу и покачал головой. — На счастье этой воительницы, не тот, что зовется Противостоящим, иначе уж не знаю, что бы я с ней сделал.
— Почему?
— Понимаете ли, Саннио, с данным существом я рассчитывал побеседовать самолично, — судя по выражению глаз, дядя не шутил и не издевался. — И если бы Керо этой беседе воспрепятствовала, слишком уж многое бы пошло к полюбившимся ей змеям морским. Ни много ни мало — все, что я задумал осуществить.
— Я ничего не понимаю…
— Вы на ноги подняться способны? Способны, как я погляжу, так поднимайтесь, прогуляемся. Голова кружилась, а ноги казались ватными, пришлось повиснуть на руке у герцога — и это нисколько не огорчало, потому что у Саннио были только два желания: вцепиться в дражайшего родственника покрепче и не отпускать, чтобы опять куда не делся, и устоять на своих двоих, а не плюхнуться на землю. Третье — желание разгадать тайну тайн — по сравнению с первыми двумя казалось не слишком значительным. Отойдя шагов на пятьдесят, герцог Гоэллон бросил на землю плащ, который нес на сгибе руки, сел и похлопал по свободному месту рядом с собой.
— Конечно же, мне стоило рассказать вам все раньше и целиком, тогда бы ваша доблестная компания не свалилась на меня так неожиданно. Не оправдывайтесь, я знаю, каким ветром вас всех сюда принесло, и для меня это достаточное основание, чтобы не выгнать и вас, и прочих в столицу немедленно, — дядя смотрел вдаль и улыбался, как всегда при серьезных разговорах. Ветер раскидывал волосы по плечам, и герцог то и дело заправлял за ухо прядь. Беспокойное, слишком частое движение… — Я нашел способ избавить вас всех от проклятия. Он, собственно, всегда существовал, да только казался мне иносказанием или чем-то таким, невозможным…
— Опять вы говорите загадками?! — Саннио обиженно ковырнул подсохшую ссадину на виске, по щеке потекла теплая струйка. Господин и герцог аж зашипел, как раскаленный противень, на который брызнули водой.
— Приложите рукав к ране, немедленно! Где медальон Реми?
— У Альдинга…
— Ох, юные бестолочи!
— Да в чем дело? — всей царапины-то с ноготь, не больше, и то ее уже промыли. Дядя молча подал лист подорожника, уже размятый в пальцах, и уставился на молодого человека, как на преступника. — Вы мне хоть что-нибудь объясните?!
— Вы на меня покричите, покричите еще, — недобрым голосом посоветовал герцог Гоэллон. — Будьте так любезны до вечера не ковырять свои раны и не разбивать коленок, в общем, обойдитесь без кровопролития. Так вот, сегодня же со всей этой отвратительной историей будет покончено. Если, конечно, не случится еще какого-то сюрприза, но я надеюсь, что Керо с ее выходкой исчерпала все случайности до предела и с лихвой.
— За что вы на нее так сердитесь?
— Я? Помилуйте, Саннио, я ей невероятно признателен, но если б вы знали, насколько мы были близки к неудаче… — дядя вздохнул. — Способ мой, понимаете ли, прост и очевиден, и известен каждому доброму омнианцу со младых ногтей…
— Как это?
— Книга Сущего, глава вторая, стих восьмой. Память у вас хорошая, ну?
— «Противостоящий же — Враг от века, Враг грозный и гибелью грозящий, и повергшему его в мощи его дано будет право просить у Сотворивших любую награду, ибо свершится тогда торжество великое и будет мир избавлен от пагубы…» — прочитал наизусть Саннио. — Но это же невозможно!
— Так-так-так… не далее, чем час назад вы не слишком-то спорили с тем, что возможно совершенное Керо, — расхохотался герцог. — Уж не думаете ли вы, что сделанное ей — не по силам мне?
— Я, наверное, никогда не привыкну к тому, что можно — вот так вот, запросто… Это же боги, — наследник развел руками, потом показал пальцем на махину Храма. — Вот такая сила, понимаете? А мы?
— А мы — люди, — резко сказал дядя. — Кстати, не заблуждайтесь на счет этого выдающегося порождения невиданной силы, это не Сотворившие его возвели, а как раз мой будущий собеседник, когда покидал наш мир. Это такой памятник трусости и предательству. Только при служителях Церкви об этом не упоминайте, не поймут.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вы меня с ума сведете. Вы столько всего знаете — и молчите!
— Знать — долг нашего рода перед этим миром, Саннио. Хранить то, о чем забыли другие. Знать и молчать, вы поймете, почему, когда прочитаете хотя бы часть книг, которые хранятся в замке Грив. Впрочем, вы можете решить иначе — ваше право, но не раньше, чем станете герцогом.
— Надеюсь, это случится нескоро.
— Вот сегодня же вечером и узнаем, — дядя похлопал Саннио по плечу. — Не вешайте нос, драгоценнейший мой. Скорбеть стоило бы, явись к Керо другое божество и вздумай она произнести над тем, что от него осталось, какую-нибудь просьбу.
— Вы хотите просить о снятии проклятия? Неужели иначе никак?
— Иначе — никак, — отрезал герцог. — Боги не могут нарушать свои собственные законы. Ни одно, ни другое слово нельзя отменить. Пойдемте назад, вам нужно отдохнуть, вы мне еще понадобитесь.
— Правда?
— Разумеется. Если уж от вас никуда не денешься…
На обратном пути Саннио повнимательнее присмотрелся ко всей компании. Альдинг и Андреас тихо беседовали в сторонке, Ханна хлопотала над костром, брат Жан дремал, пригревшись под теплом, которое щедрыми потоками лилось с неба. Эмиль хлопотал вокруг супруги, которая до того скакала резвой козочкой, а теперь сидела бледная и несчастная, двое охранников неловко топтались позади него.
Невероятно мирное, обыденное зрелище — путники на привале, и погода тихая, почти летняя, и вообще все как-то подозрительно ладно, словно перед грозой. А гроза начнется скоро, слишком скоро, и от этого предчувствия тошно на душе…
— Эмиль, забирайте свою супругу и отправляйтесь в гостиницу, — велел герцог.
— Не выпускайте ее из постели до утра.
— Я не хочу… — вяло запротестовала Керо.
— Милая моя, ваши желания никого не интересуют. Вы уже проявили всю возможную в вашем положении неосмотрительность. Радуйтесь, что здоровья у вас — на двух молодых кобылок, но перестаньте испытывать судьбу… Керо с супругом и охраной удалились, Саннио прикорнул подле палатки — внутрь лезть не хотелось, уж больно тепло и свежо было снаружи. Через пару часов его разбудил Альдинг.
— Господин герцог зовет, пойдем, — молодой человек смерил его взглядом. Строгое сосредоточенное лицо, непроницаемая маска. От этого стало еще паршивее, чем раньше. Гагатовые, застывшие глаза смотрели не на приятеля, внутрь себя, словно искали что-то важное — и не могли найти. — Возьми арбалет… Дядю Саннио даже не сразу узнал — глухой шлем закрывал лицо, из-под плаща и котты проблескивала кольчуга. На поясе меч в старинных ножнах, какие племянник видел только на гобеленах, да и сам герцог Эллонский словно сошел с тех гобеленов — статный рыцарь древних времен, грозный и властный.
Паломники жидкой струйкой тянулись из ворот. Шедшую навстречу компанию никто, кажется, не замечал и с трех шагов. Саннио смотрел на тихих, просветленных людей и гадал, что им открылось там, наверху. Может быть, и вправду где-то там, в самом конце каменного лабиринта есть нечто большее, чем бесконечные пустые коридоры, пещеры с ручейками и темнота? Странное дело, в церкви он не раз чувствовал, что его слышат, что где-то выше, но совсем близко, только потянись, есть Сотворившие. Тепло, ощущение мимолетного, но ласкового взгляда, внимания и даже поддержки — но Нерукотворный Храм, верховная святыня для омнианцев и ноэллианцев, казался средоточием глухой равнодушной пустоты. Никого здесь не было, ни Сотворивших, ни Противостоящего, только тишина, которую не разбивали и звуки шагов. Все семеро шли молча, держались поближе друг к другу. Кажется, Храм угнетал и брата Жана. Дорога казалась бесконечной. Чувство времени, так редко подводившее Саннио, здесь отказало начисто, и досадным казалось, что нельзя взять с собой огандские механические часы, пусть они и здоровенные, и нести их неудобно. Потом он подумал, что именно такой жизни для всех хотел герцог Скоринг, и передернулся. Всего-то не самое главное из чудес, а уже неприятно. Может быть, мастера придумают не слишком большие часы? Впрочем, об этом уже нет смысла думать — божество бывшего регента приказало долго жить трудами Керо. Интересно было бы взглянуть на герцога, который об этом узнает…
