Оглядев меня с ног до головы, мужчина, ростом едва ли не выше меня, присмотрелся к моему лицу. Чужие пальцы скользнули под мою одежду и поднялись выше живота. Напрягшись, я всем нутром попытался отстраниться от неприятных прикосновений, но рука охранника быстро нашла больную точку, надавив на одно из ребер.
— О, а вот тут трещина.
Зашипев от мгновенной рези, я тут же ударил стража ногой, отпихивая его от себя, но тот ловко перехватил колено и надавил на рану там.
— А тут порез и большой кровоподтек. Как не хорошо.
Вскрикнув и чуть не задохнувшись, я постарался дышать глубже, задрав голову и выдергивая раненую конечность, но давление стало только сильнее. Корка, защищавшая рану, лопнула, я почувствовал, как по икре побежала кровь, а ноготь охранника сильнее бередит ссадину, раскрывая ее.
— Какой ты чувствительный, вон уже как побледнел.
Заметив его довольную улыбку, я ощутил, как к горлу подкатил ком. Зарычав, я смог немного подтянуться и свободной ногой ударить стража в солнечное сплетение, заставляя его согнуться пополам. Отшатнувшись и отпустив меня, он схватился за живот, захрипев и злобно глянул на меня своими маленькими поросячьими глазками.
— Ты… я хотел оказать тебе помощь, темный ублюдок, но, видимо, ты не ценишь хорошее отношение.
— Пошел вон!
Я посмотрел на него так грозно, как только мог, надеясь, что он уйдет раньше, чем кончатся мои силы. Такой помощник и даром не был нужен.
Поджав тонкие губы, охранник вылетел из камеры, закрыв тяжелую дверь. Я остался один, в который раз благодаря Ньярла за выдержку, и постепенно ощущал, как тело начинает бить дрожь. То ли озноб, то ли боль отнимали мое сознание, и в этой битве я не мог помочь себе, как ни старайся.
Этот сон был тревожным, но он мне не запомнился, оставив после себя лишь страх и чувство одиночества.
Разбудили меня еще хуже, чем в прошлый раз, опрокинув ведро холодной воды на голову. Сердце едва не выпрыгнуло из грудной клетки, и, резко дернувшись на цепях, я ударился затылком о каменную стену, пытаясь разлепить глаза и понять, что происходит.
Чужие руки, не церемонясь, защелкнули на ногах кандалы, прицепив их к полу, отбирая мою единственную возможность отбиться.
— Как червь дергается, ты глянь.
Двое стражей встали передо мной, с интересом наблюдая за моим пробуждением. Оскалившись, я плюнул на них, стараясь попасть в ближайшего противника, но тот легко увернулся.
— Пошли нахер отсюда.
— У-у-у, какой злой, ты это зря, у нас есть пара важных вопросов.
Из коридора в камеру внесли небольшой потасканный столик и пару грязных табуреток. На потертой столешнице быстро появился кожаный сверток, одним своим видом вгоняя в тревогу. Один из стражей подошел ближе, добродушно улыбнувшись мне и расстегивая то, что некогда было моей рубашкой.
— Скажешь, как тебя зовут?
— Обойдешься.
— И правда, какая разница. — открыв мой живот, он удовлетворенно кивнул и вернулся к столу. — Для меня ты будешь сорок, столько же я оставлю меток.
Дернув ногой в последней попытке избежать пыток, я попытался избавиться от оков, но металл лишь громко лязгнул, привлекая внимания.
— Не спеши, я еще не начал, дай я обработаю тебя, мне не нужны заражения.
— А не скажешь свое имя, засранец?
— Зови меня единица. Для тебя я сим и буду.
Развернувшись ко мне, Единица смочил свернутую тряпицу винными выморозками и подошел ближе, обрабатывая живот и ребра. Сильнее сжав в руках кандалы, я понадеялся, что моего терпения хватит выдержать что угодно.
— Ну и самомнение, даже завидно.
— Не жалуюсь, я люблю свою работу и делаю все очень качественно.
Отдав тряпицу помощницу, он раскрыл кожаный сверток и вынул оттуда инструмент, что никак не соотносился у меня с пытками. Не нож, не клинок или щипцы, а тонкая стальная спица с острыми кончиками. Один ее край тут же защекотал меня.
— А как же вопросы?
— Ой, все потом, тебя сначала нужно разогреть.
Я инстинктивно напряг пресс, но это едва ли помогло, даже наоборот. Когда заточенный нос спицы ткнулся мне под кожу, проще оказалось расслабиться, так как Единица не пытался повредить внутренние органы. Вместо этого металл проскользнул параллельно прессу и вновь вылез наружу. От боли я запрокинул голову, стиснув зубы и зажмурившись, но каждый вдох отдавался резью в проколах, я ощущал, как сталь двигается под кожей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не вздумай терять сознание, даже барышни выдерживают первую метку, а мы еще не начинали.
Я открыл было рот, чтобы проклясть своего мучителя, но голос мой тут же сорвался на крик. Единица, ухватившись за края спицы, начал выгибать ее, сводя их вместе и оставляя на животе кровавую борозду. Кожа неровно расходилась, рвалась, а плавный, неспешный темп работы стража почти сводил с ума. Я каждой клеткой тела прочувствовал, как сильно Единица любит свое искусство, он никуда не торопился и проделывал всё с такой ужасающей тщательностью, что, когда проколы выходили недостаточно ровными, он поправлял спицу так, чтобы она вышла в нужном ему месте.
— А ты сильный парень, держишься, мужчины обычно теряют сознание после третьей метки, а ты вот все шесть терпишь.
Ответить мучителю я не мог, меня снова била дрожь, бередя открытые раны. Горло саднило от криков, и сорванный голос выдал лишь сипение.
— Побереги силы Сорок, я должен дойти сегодня хотя бы до десяти.
Это последнее, что я запомнил в тот день, спокойный голос Единицы отзывался в моей голове горячечным бредом и мимолетными кошмарами. Я даже не был уверен, что очнулся в ту же ночь, а не через неделю после первых пыток.
В темноте, все еще пристегнутый к стене, я проснулся от крика птицы. В небольшом квадратном окошке под потолком скрылась луна. Чужой, странный голос громко объявил:
— Извините.
На пол что-то упало, и в вновь появившемся блеклом свете мелькнули блестящие черные перья. Ворон, склонив голову на бок, подошел к моим кандалам на ногах.
— Можно?
— Д-да.
Крепкий клюв тихо застучал по креплениям, ворон сопровождал работу недовольным ворчанием. Я не слишком верил в результат, хоть и был бы рад избавиться хотя бы от этих оков. Усталость и жажда уводили меня снова в сон, но едва я проваливался в дрему, ворон больно клевал мне лодыжки.
— У меня нет сил.
— Держись.
Глаза болели так, будто в них насыпали песка, веки, заметно отяжелевшие и будто бы горячие сами собой, закрывались, обещая мне передышку и лучший мир подальше от постоянной боли и голода в камере.
— Не спи!
— Я не могу.
— Держись!
Внизу что-то щелкнуло, и я в мимолетном страхе замер, прислушиваясь к шагам в коридоре, но стражи даже не пошевелились. Где-то недалеко послышалось размеренное сопение. Пошевелив ногой, я ощутил, что хоть металл остался висеть на ногах, но к полу я больше не был привязан.
— Спасибо.
— Рано!
Ворон, не церемонясь, подлетел к моей голове и, сев на макушку, принялся освобождать мои руки. Сверху посыпалась известь или что-то подобное, заполнявшее отверстия для крепления оков. Я ощущал, как медленно, но верно расшатывается конструкция в стене. Запоздало до меня донеслась мысль: Я не смогу сейчас встать и даже руки выставить вперед не успею, чтобы смягчить падение.
— Ворон…
Недовольно каркнув, птица предостерегающе щелкнула клювом и продолжила работу. Смирившись со своей участью, я послушно продолжил ждать. Взгляд зацепился за неровные пятна света на полу. Луна светила ярче обычного и замерла на небосводе, словно подглядывала за происходящим в моей камере. Стоит ли мне ее попросить о помощи? В книге легенд герои часто взывали к богине, и бывало, что она обращала внимание на страждущего.
Над головой что-то щелкнуло, и я успел дернуть руку к себе, упав не на израненный живот, а на бок, но даже так в глазах на миг потемнело, и из легких выбило воздух. Ворон, задержавшийся у стенного крюка, слетел ко мне и стал назойливо щипать клювом, заставляя перевернуться на спину.
