– Добрый вечер, Казимир! - весело сказала она, подходя к столику и опираясь на скатерть обеими руками. В ушах шумело, собственный голос слышался будто со стороны, и чтобы скрыть, как трясутся руки, Данка изо всех сил стиснула скатерть.
– К… к… к-кто вы такая? - От растерянности в голосе Навроцкого усилился польский акцент. В его глазах было такое смятение, какого Данка не видала никогда. - Кто вы, пани? Я… Я вас не знаю!
– Казимир, ты что, с ума сошёл? - участливо поинтересовалась она, обходя стол. В конце концов, не на него посмотреть она пришла. - Что же ты нас не представишь друг другу? Это же неприлично, друг мой!
Данка села на свободный стул, откинула вуаль и жадно уставилась в лицо женщины напротив. Через несколько мгновений напряжённого всматривания брови Данки поползли вверх. Она громко, на весь ресторан, сказала:
– Святы господи! Ой! - всплеснула руками и, откинувшись на спинку стула, залилась безудержным хохотом.
Купчиха Заворотникова лишь потрясённо открывала и закрывала рот. С её тронутого по лбу и подбородку прыщами лица смотрели на смеющуюся Данку круглые, голубые, с редкими ресницами глаза. Соломенные кудельки у висков чуть подрагивали, короткие, красные пальцы испуганно сжимали и отпускали край крахмальной салфетки.
– Святы господи… Дэвла баро, дадорэ мирэ-э-э[129]… - заливалась Данка, вытирая вуалью выступившие слёзы. - Казимир, воля твоя, ты рехнулся! А я-то, дура… я-то с ума схожу, ночей не сплю, думаю - кто такая? Вдова? Меня моложе? А это же… Казимир, яхонтовый ты мой, да ты на что польстился? Вот на эти лупетки? На эту сковородку с глазами?! Господи-и-и…
– Подите прочь! - бледнея от гнева, закричал Навроцкий. - Я вас не знаю!
Душа моя, это же какая-то сумасшедшая…
– Что?! Казимир! Это мне прочь идти? Меня ты не знаешь? - сквозь приступ хриплого хохота спрашивала Данка. - Это я тебе сумасшедшая? А была коханая[130], была бесценная… Да ты что, пьяным напился, что ли, сокол мой? Проснись, пробудись! Посмотри на это чучело гороховое! Да я в сто лет лучше буду!
Из-за других столиков глядели во все глаза; кое-кто даже развернул свой стул, чтобы лучше видеть безудержно смеющуюся женщину с полураспустившейся причёской, в насквозь мокром платье, с которого на паркет уже натекла лужа, неподвижно застывшего кавалера с бледным и злым лицом и отвисшую нижнюю губу купеческой вдовы. Двое официантов уже энергично пробирались между столиками к месту происшествия.
– Пошла во-о-он!!! - вдруг истошно заголосила Заворотникова. Её круглое лицо покраснело, пальцы рванули салфетку.
Смех Данки прекратился, как отхваченный ножом.
– Что?.. - вскочила она с места, уткнула кулаки в бока, тряхнула головой.
Из причёски на паркет посыпались шпильки, и копна освобождённых вьющихся волос, метнувшись по спине Данки, упала ниже колен. За соседним столиком кто-то восхищённо присвистнул. Данка наклонилась над скатертью, приблизила к купеческой вдове тёмное, мокрое от слёз лицо, и Заворотникова захлебнулась на полуслове.
– Ах ты, моя бедная… - нараспев, чуть ли не ласково проговорила Данка, и её длинные глаза сузились ещё больше. - Ах ты, моя разнесчастная… Я-то, глупая, кислоты в лавке взяла, хотела тебя красоты лишить. А тут, гляжу, и лишать-то нечего… Но в больничке ты у меня, убогонькая, всё едино належишься! Я тебе покажу, шалава, как от двоих детей мужа забирать! Прощайся с личиком, родная!
Данка схватила бутылку вина, ударила ею о край стола, красные брызги веером разлетелись по скатерти и паркету.
– Кро-о-овь! - истерически заверещала какая-то дама.
Несколько мужчин бросились к Данке, но та, оскалив зубы, грозно завопила:
– Прочь, проклятые, жилы порву! - Оттолкнула в грудь подоспевшего официанта и взмахнула осколком горлышка.
За столиками послышались крики, завизжали женщины, вдова Заворотникова, пронзительно голося, повалилась под стол, со съехавшей скатерти посыпались вилки, ножи и бокалы, кто-то затушил ботинком упавшую свечу, кто-то уже во всё горло звал полицию… Но тут пришёл в себя Навроцкий, схватил рычащую, бешено выдирающуюся и плюющуюся Данку за локти и поволок прочь из зала. В дверях она лишилась сознания, и Навроцкому пришлось подхватить её на руки. К счастью, в суматохе их никто не преследовал.
На тёмной улице, под дождём, причитающий и поминутно оглядывающийся на стеклянные двери швейцар Северьяныч помог погрузить Данку в экипаж. Навроцкий сел рядом. Голубой свет фонаря упал на его неподвижное лицо.
– На Воздвиженку! - отрывисто велел он, и пролётка, мокро чавкнув по грязи колёсами, покатилась в темноту парка.
Глава 14
– Слыхали про Данку?!
Вопль Федьки Трофимова, с грохотом ворвавшегося в Большой дом, перекрыл все голоса. Собравшиеся в нижней зале цыгане тут же перестали обсуждать насущные вопросы, петь, звенеть стаканами и орать - стало непривычно тихо. Любопытные взгляды, скользнув по запыхавшемуся Федьке, один за другим обращались на сидящего возле печи Кузьму. Тот, чёрный и злой с похмелья, поднял голову, коротко взглянул на мальчишку воспалёнными глазами, отвернулся. Озабоченно взглянувший на него Митро встал с подоконника.
– Ты что же это, сукин сын? - сказал он едва слышно, но Федька попятился. - Ты чего тут языком метёшь, как пес хвостом?! Да я тебе…
Опешивший Федька уже открыл было дверь, чтобы, не дожидаясь неприятностей, выскочить на улицу, но Илья тронул Митро за плечо.
– Подожди, Арапо. Не пугай парня. Пусть уж скажет, что услышал. - И шёпотом добавил: - Пусть, так лучше… Всё равно узнает.
– Ладно. Говори, - помедлив, сердито сказал Митро.
– Дмитрий Трофимыч, я же ничего… мне какое дело… только на Конной сказали цыгане, Петька Дерунов с Рогожской сказал… - испуганно зачастил Федька, - сказал, что Данка… что Дарья Степановна уехала!
– Куда?! - одновременно вырвалось у Ильи и Митро.
– В Петербург, третьего дня! Оставила дом и вместе с детьми уехала!
– Откуда у ней дети? - тихо спросил Илья. Он хорошо помнил, что во время их встречи Данка о детях не упоминала.
– От Навроцкого, двое, - ещё тише ответил Митро и снова сумрачно взглянул на Федьку. - Дальше что, чяво?
– Всё… - растерялся тот.
– А какого лешего тогда народ баламутишь? - зарычал Митро. - Уехала и уехала, туда ей и дорога, нам что за дело? Шляетесь по рынку, сплетни собираете, вместо того чтоб делом заниматься! По шеям бы вам навешать!
Пошёл вон отсюда!
Федьку как ветром сдуло. С минуту в комнате висела тишина: цыгане ждали, что скажет Митро. Но тот, словно не замечая обращённых на него взглядов, подошёл к Якову Васильеву и вполголоса заговорил с ним. Второй предмет общего внимания - Кузьма - по-прежнему сидел на полу с опущенной головой, словно он и вовсе не слышал Федьку.
– Ну вот, всегда знала, что эта потаскуха доиграется, - удовлетворённо сказала Стешка, ставя на стол пустую кружку. - Потаскается и пробросается.
– Да ну что ты… - укоризненно сказала Настя.
– А что я? Вру, что ли? Вот как за большими деньгами-то кидаться! Теперь вот саму и выкинули!
– Ну, эта не пропадёт, - заметил, похабно ухмыльнувшись, Ванька Конаков. - В Петербурге тоже господ немерено, сыщет кого получше.
– Да кому она там нужна, в Питере-то? В хор поступит? Так своих полно…
– Зачем в хор-то, милая моя? Можно и ещё как-нибудь…
– Стеша!
– А что "Стеша"? Так и будет, клянусь! Если баба подолом начала мести – это до конца дней при ней останется! Вот ей-богу, я ещё как в первый раз её увидала - сразу сказала…
В разговор один за другим вступали и остальные. Наперебой вспоминали Данку, Навроцкого, махали руками, прикидывали, сколько могло остаться у Данки денег и хватит ли этого на жизнь в Петербурге, пророчествовали ей неизбежную погибель и жалели несчастных сироток. Вскоре в зале стёкла звенели от стука кулаков по столу, дребезжания стаканов и воплей цыганок.
– А ну, тихо у меня!!! - лопнуло терпение у Митро.
И в этот момент с пола встал Кузьма. Не поднимая глаз, он прошёл к выходу.
– Кузьма, стой! - Митро шагнул было за ним, но тяжёлая дверь уже захлопнулась. Митро поколебался, но, взглянув на цыган, медленно вернулся обратно.
Хмуро сказал Илье:
– Ну, всё. Опять напьётся. Дэвлалэ, ну надо же было этим сорокам разораться! Данка такая, Данка сякая - тьфу… И что за напасть на нашу голову!
И Варьки ещё нету, как на грех… Что я с ним без неё поделаю? Послушай, Смоляко… - Митро совсем понизил голос. - Ты знаешь, где Данка-то живёт… жила?
– Ну?
– Прошу, сходи узнай, что там у неё случилось. Боюсь я, не выкинул бы Кузьма чего…
– Прямо сейчас и пойду, - кивнул Илья.
– Постой… - Какая-то мысль явно не давала Митро покоя. Помолчав, он сказал: - Я с тобой.
