— Счеты! — злым голосом сказал Батырбек и вскочил. — Меня на бумажках можно запутать, а на счетах никогда!
Бегом, как мальчишка, кинулся он в дом и вернулся со счетами, которые сухо брякали в его руках. Джафар, покачиваясь, курил папиросу. Батырбек стал считать, пальцы его так и летали, перебирая косточки. «Где только он научился?» — с удивлением думал Шехим. Батырбек сосчитал раз, нахмурился, ничего не сказал, смешал счеты, сосчитал еще раз, взглянул виновато на Джафара и захохотал.
— Сразу видно, что ты сын ученого муллы, а я сын простого крестьянина: ты деньги лучше меня считаешь.
— Не спорь со старшими, — по-веселореченски сказал Джафар и по-русски добавил: — Давай пиши расписку. — Они все время говорили то по-русски, то по-веселореченски.
Батырбек стал писать расписку, а Джафар из своего большого кармана на груди вынул толстую пачку денег и оглянулся. Шехим отвел взгляд и отошел в сторону.
Старику вдруг стыдно стало чего-то, а чего — он сам не знал. Стыдно за сына. Угнать коней, тем более у заклятых врагов князей Астемировых — это молодецкое дело и притом доходное. А как же иначе! Каждый раз ставишь на кон самую жизнь свою. И опять Астемировым урок: Россия воюет, ей кони нужны, а вы, князья, которым — пример показывать, из алчности прячете коней. Благородное, справедливое дело. И все-таки в том, что этот жирный Джафар сидел здесь в безопасности, весь набитый деньгами, а Батырбек рисковал для него жизнью, было что-то неблагородное и недостойное сына.
Грохот колес и звуки голосов отвлекли старика, ворота заскрипели. Разномастная пара — черный большой конь и рыжеватая мелкая кобыла — везла повозку, кованную железом. Шехим сразу признал казаков: один, в синей форменной черкеске с погонами, правил лошадью, другой, в мятом, красноватой окраски домотканом бешмете, при въезде во двор соскочил с повозки. Похожи друг на друга, сразу видно: братья, а с ними нарядные жены и дети. «Гости, — подумал старик, поспешно направляясь к воротам, — а кто такие, не знаю».
Тот из братьев, что одет был попроще и в повадке был вольнее, соскочив с повозки, направился прямо к Шехиму. Со знанием горского обычая, он за несколько шагов поклонился, как подобает кланяться старшему, и, почти не запинаясь, довольно бойко произнес по-веселореченски:
— Долгой вам жизни, отец, и здоровья! Мы вам не знакомые люди, но привело нас благородное дело. Мы братья Булавины, казаки, соседи ваши, из станицы Сторожевой. А в повозке у нас, укрытый мешковиной, спрятан один ваш человек — Науруз Керимов. Он наш кунак, начальство ловит его. Он просил, чтоб мы ему помогли добраться к вам, провести мимо стражи, которая стоит у ворот.
— О араби! Благородные люди, благородное дело. Нет, есть еще на свете благородство! — сказал старик, волна горячей крови, схлынув от сердца, забившегося быстро и сильно, как в молодости, пробежала по его телу, он даже весь выпрямился. — Видишь, сынок, сарай, въезжайте прямо туда, а я предупрежу домашних. — И он легким шагом прошел к дому.
Занятые своими деньгами, Джафар и Батырбек не уделили внимания приезду гостей. Правда, Батырбека удивило, что ему незнакомы эти русские гости. Но, может быть, это друзья Талиба, и он не стал отвлекаться от разговора с Джафаром.
Земсоюз, в котором работал Джафар, взял подряд на поставку для Юго-Западного фронта нескольких десятков тысяч коней, необходимых для ремонта кавалерийских полков. Обычно ремонт конского состава проводился самими полками. В Земсоюзе склонны были от этого подряда отказаться: при всей своей выгоде дело это было необычно. Джафара по этому вопросу телеграфом вызвали в Москву из Сибири, где он вел грандиозные закупки сливочного масла для армии. С ним советовались, как уроженцем Северного Кавказа. На Кавказе и должны были произойти основные закупки конского состава. Джафар дал благоприятный отзыв и, получив громадные полномочия, выехал в ставку Юго-Западного фронта, где был принят самим начальником штаба. Из разговора он понял, что будущей весной подготовляется грандиозная операция большого стратегического значения, — именно в этой операции должны сыграть свою роль кавалерийские полки. Уверенный в успехе дела, Джафар сразу же отправился в Краснорецк и только там, на месте, понял, что попал впросак: оказывается, принадлежащие в большинстве своем к самым зажиточным княжеским фамилиям коннозаводчики, считая цены военного ведомства слишком низкими, отказались продавать армии коней и, опасаясь реквизиции, угнали их в глубину кавказских ущелий. Очевидно, этим и следовало объяснить то, что военное ведомство передало эту операцию Земсоюзу.
Об угоне коней коннозаводчиками Джафару рассказал Батырбек Керкетов, встреченный им в Краснорецке, куда он переехал, не поладив с тестем. Сначала Батырбек перебрался в Арабынь, к горам поближе, но там, подозревая в конокрадстве, его едва не убили князья. Батырбек действительно «зарабатывал» себе на прожитие этим промыслом и прекрасно был осведомлен о том, почему в Арабыни и Краснорецке закрылись все конские заводы и исчезли с конских базаров хорошие кони. Лучше чем кому бы то ни было, ему известно было, в каких заповедных долинах Кавказа скрыты многотысячные конские табуны.
Таким образом, если Джафар представлял собой «спрос», то Батырбеку, легко было сообразить, что он может взять на себя «предложение». Сделка состоялась — выгодная для обеих сторон, так как затраты Батырбека по найму «ночных джигитов» были во много раз меньше той круглой суммы, которую Джафар получил от военного ведомства на поставку лошадей. Мало того, он и Батырбеку уделил хорошую долю. Проигрывали на этом деле лишь князья-коннозаводчики, они сами поставили себя при этом в такое положение, что и заступиться за них было некому.
Батырбека же, кроме выгоды, особенно подогревало желание отомстить своим гонителям князьям. Первый набег на табуны одного из самых крупных коннозаводчиков, Хасанбия Астемирова, удался превосходно, и сейчас в прохладной тени керкетовских яблонь компаньоны, совершив раздел барышей, обдумывали последующие операции.
А мимо них с криками и смехом бегали дети Керкетовых и Булавиных. Перекликаясь, они играли, и разность языков не только не мешала игре, но особенно оживляла ее. На стеклянной, примыкающей к дому галерее звенела посуда.
Батырбек наконец сказал.
— Пойду узнаю, что за гости такие прибыли к нам.
Джафар остался один. Лежа на спине, он смотрел сквозь недвижные, тяжело нависшие над землей ветви деревьев в бесконечно высокую небесную синь. Грудь дышала привольно, глаз радовался, но голова была занята другим. Он перебирал денежные цифры и подсчитывал то, что должно было ему остаться. Он прекрасно знал, что Акимов, Швестров и многие другие служащие Кооперативного банка и Земсоюза наживаются на поставках для армии, не говоря уже о Гинцбурге, для которого нажива была постоянным и единственным занятием. Но Джафар до настоящего момента в подобного рода сделках не участвовал: не представлялось случая, да он и сам, не будучи стяжателем по натуре, не искал его. А сейчас этот случай подвернулся, и то, что Джафар воспользовался им, принесло неожиданное и очень приятное чувство удовлетворения, новый источник самодовольства. Оказывается, самая погоня за наживой, кроме перспективы приобретения материальных благ, имеет свой азарт. Ловкий ум Джафара уже подыскивал подходящее обоснование этим новым поступкам и чувствам, столь, казалось бы, противоречащим его политическим взглядам. «Что ж, — говорил себе Джафар, — мы живем в капиталистическом обществе, в котором людьми правит стимул обогащения. Обогащаясь, я становлюсь сильнее, крепче и, таким образом, борьбе за социализм смогу отдавать большие, чем раньше, силы…»
Оживленный, громкий голос Батырбека, назвавший его имя, нарушил плавно-приятный ход этих мыслей. Джафар поднял голову.
— Джафар, гляди, какой гость! — воскликнул Батырбек, — обняв за плечи, он вел к Джафару Науруза.
«Неужто это опять Науруз? — удивленно подумал Джафар. — В русской одежде, обросший черной бородкой, — но это, конечно, Науруз».
Досаду, робость и смущение ощутил Джафар. Однако он быстро встал, изобразив на лице улыбку.
«Но ведь во двор Науруз не входил, на повозке его не было», — недоумевал Джафар, пожимая обеими руками горячую руку Науруза, который смотрел на него открыто и ласково. «Ну конечно, — приободрившись, подумал Джафар, — он же знает, что я был арестован… А сватовство к Нафисат? Ну что ж, он победитель, он может быть великодушен ко мне».
— Рад видеть тебя, дорогой Науруз, — сказал Джафар. — Я среди наших людей не являюсь отщепенцем и, как все, твоим честным, на всю округу известным именем скрепляю клятвы.
— Я тоже рад видеть тебя, знаю, что ты пострадал за наше общее дело.
Батырбек обнял их обоих и повел к столу, где уже рассаживались гости.
