— Тьерри совсем не умеет фехтовать, но сказал во время поединка: «Если он проткнет меня, то и я успею сделать то же самое».
Эта фраза почему-то казалась всем чрезвычайно комичной. Что касается обвинения, явившегося причиной скандала, а затем дуэли, то девушка либо не понимала, что оно означает, либо не придавала ему значения. Хосефина так восхищалась Тьерри, что это чувство передалось и ее приятельницам, юным, весьма надменным и элегантным аристократкам, которые тянулись к ней, считая ее очень умной и острой на язык.
Самой закадычной ее подругой была Бевель, девица, принадлежащая к одному из наиболее родовитых семейств в королевстве. Тьерри и его компания прозвали ее «Китаяночкой». Бевель, невысокая девушка с круглым выразительным лицом и черными, слегка раскосыми глазами, напоминала японку. Однажды, сидя рядом с Тьерри, она уронила шаль, он поднял ее. Платок был старый, кое-где заштопанный, видимо, у именитого семейства, к которому принадлежала Бевель, было туго с деньгами.
Дерзкий и насмешливый журналист Агилера, встречаясь с этой аристократкой, всегда говорил ей:
— Китаяночка, когда вы смотрите на меня, сердце мое стучит, как молот!
Она смеялась.
Другую приятельницу Хосефины, ее школьную подругу, звали Нини де Лонэ. Это была блондинка со вздернутым носиком, светлыми глазами, лукавым личиком, приятным высоким голосом и напоминала собой розовощеких барышень XVIII века. Платья она всегда носила легкие, воздушные, голубого или розового цвета. Хосефина в шутку называла ее Нини-мотылек.
Сеньорита де Лонэ по отцу была француженка, родители ее развелись. Отец жил с другой женщиной во Франции, а мать не покидала Мадрида, где ее удерживали дела, привязанности и интриги.
Хосефина воспитывалась вместе с Нини в монастыре конгрегации Святого сердца в одном из крупных городов на севере Франции. Нини закончила полный курс и даже получила свидетельство, дававшее ей право быть учительницей или гувернанткой в пределах Франции. Она не расставалась со своими учебниками, многое знала, любила читать и прекрасно играла на фортепьяно.
Жизнь в доме мадам де Лонэ, вероятно, частенько осложнялась серьезными денежными затруднениями. Мать Нини была интриганка и, видимо, мошенница. Долги, счета, уловки, кредиторы, которых постоянно приходилось водить за нос, — все это глубоко оскорбляло Нини. Иногда девушка даже заговаривала о возможности уехать во Францию: у нее есть свидетельство об окончании курса, она будет давать уроки и помогать матери. Но ее родительница категорически противилась намерению дочери, предпочитая плести интриги и всячески изворачиваться, лишь бы жить в Мадриде и появляться в свете: она происходила из знатной, хотя и разорившейся испанской семьи.
Хосефина советовала Нини приискать себе работу и рассуждала с ней об эмансипации женщины, но для Нини служба была последним средством, к которому прибегают лишь в совсем уж безвыходном положении. Будучи убеждена в своем праве на беззаботную и роскошную жизнь, она предпочитала выйти замуж за богатого человека и наслаждаться всеми земными радостями.
Сеньора де Лонэ мало заботилась о дочери, зато Нини обожала свою мать, которая все еще выглядела молодо и оставалась красивой и грациозной женщиной. Когда они шли рядом, то казались сестрами. Представляя Нини своим новым знакомым, мадам де Лонэ избегала упоминать о том, что это ее дочь: она полагала, что в ее возрасте еще можно рассчитывать на любовные победы.
Нини и Хосефина часто прогуливались в компании учительницы-ирландки мисс О’Брайен, старого друга семьи Куэльяр. Эта добрая, чрезвычайно набожная и крайне наивная старушка рассказывала девушкам об ужасных преступлениях тайных ирландских обществ, в особенности франкмасонов. Бедная дама подозревала каждого в пагубной склонности к спиртному и вечно рассуждала о людях, имевших несчастье утратить веру или предаться пьянству.
Нини де Лонэ пугала ее своим образом мыслей, и старуха считала девушку дерзкой вольнодумкой.
— Мисс де Лонэ, — всерьез утверждала она, — не страшится ни бога, ни дьявола.
В зимние дни Хосефина и Нини гуляли с мисс О’Брайен то по одной, то по другой стороне бульвара Ла-Кастельяна — в зависимости от того, какая из сторон считалась в то время более модной. К вечеру они возвращались домой по проспекту Сан-Херонимо, на ходу здороваясь со знакомыми, иногда заходили в кондитерскую «Кафе Суисо», перекусить или полакомиться мороженым.
Тьерри познакомился с подругами Хосефины. С Нини он говорил по-французски о современных писателях и поэтах. Она кокетничала с ним и с чистым парижским произношением читала ему стихи Поля Верлен{255}а:
«Les sanglots longs», «Ecoutez la chanson bien douce» или «Il pleure dans mon coeur»[64]. В устах Нини, с ее прелестным голосом, эти стихи очаровывали слушателя.
В числе подруг Хосефины была также Лупе Варгас, очень приятная улыбчивая девушка с огромными глазами и алым ртом.
Дон Пако поведал Тьерри историю семьи Варгас. В 1831 году, в Кадисе, несколько военных и штатских решили поднять восстание в защиту конституции 1812 года{256}. В заговоре оказались замешаны сержанты, офицеры и даже кое-кто из более высоких чинов, в том числе, видимо, бригадный генерал дон Антонио дель Йерро. В это время полиция извещает Йерро о том, что ей известны замыслы военных; бригадный генерал раскаивается и решает расстроить заговор. Тогда офицер по имени Фелипе Риверо, креол из Перу, впоследствии также ставший генералом, устраивает отступнику ловушку. Утром, когда генерал с двумя адъютантами направляется на улицу Ла-Вероника, где помещалась революционная хунта, намереваясь, видимо, арестовать ее членов, перед ними неожиданно появляются несколько человек в масках и требуют, чтобы он объяснил им свое поведение. Завязывается схватка, гремят выстрелы: генерал падает, сраженный пулей, его участь разделяет какой-то зазевавшийся сапожник, один из адъютантов генерала ранен. В Кадисе начинается паника. Жители запираются в домах, боясь попасть под пули заговорщиков. Жена дона Антонио дель Йерро обращается к правосудию и разоблачает участвовавших в заговоре офицеров, а тем временем некий сержант-заговорщик убегает с горничной покойного генерала, прихватив с собой полковую казну и чемоданчик с компрометирующими документами. Сержант садится на корабль, отплывает в Англию, оттуда перебирается в Париж и со временем становится одним из крупнейших театральных импресарио французской столицы. Ему открывается доступ в высший свет, он знакомится со всеми европейскими знаменитостями. Бывший сержант живет, как турецкий паша. Несколько лет спустя, то ли потому, что дела у него пошли плохо, то ли по какой-либо другой причине, наш герой соглашается на шулерскую комбинацию, предложенную ему знаменитым игроком Гарсиа. Игра идет в доме одной флорентинки, очень известной в ту пору дамы. Светские люди — аристократы и банкиры — играют в трант-э-карант и баккара. В один из вечеров импресарио и Гарсия выигрывают баснословные деньги, но аристократы заподозрили неладное. По требованию гостей двери зала, где происходила игра, запираются, всех обыскивают, и оказывается, что Гарсия прятал приготовленные для игры колоды у себя под мышками, а играл другими, похожими картами, заранее им подтасованными и краплеными.
Несмотря на эту скандальную историю, дочь импресарио вышла замуж за аристократа, от которого и родила Лупе.
— И Лупе ничего об этом не знает? — удивился Тьерри.
— Уверяю вас, ничего.
XXX
Дуэль, по всей видимости, подняла Хайме в мнении света. Подруги Хосефины охотно шутили с ним, на английский манер ласково называя его Джимми, а ее отец молчаливо согласился на то, чтобы Тьерри сопровождал его дочь, когда она гуляет с подругами.
Хайме угощал девушек в кафе парка Буэн-Ретиро мороженым и без умолку болтал с ними. Он рассказывал им о своей совместной жизни с семьей Сильвестры и Бельтрана-фонарщика, о Клоуне, о Пижоне, о священнике доне Антолине и о том, как тот, приходя в дом Хайме, поедает все, что стоит на столе.
— Дон Антолин — настоящий Гаргантюа, — уверял он. — С мороженым, которое мы сейчас съели, он бы мигом управился в одиночку и даже не поперхнулся.
Девушки смеялись и находили, что Тьерри — добродушный малый, весельчак и выдумщик. Поздно вечером Хайме шел к дому, где жила Хосефина, и, стоя под балконом, любезничал с нею.
Семейство Хосефины занимало большой двухэтажный особняк, построенный еще в XVIII веке и тремя сторонами выходивший на две улицы и сквер. На первом этаже выступали вперед оконные решетки, на втором — далеко отстоящие друг от друга балконы. Фасад здания был выполнен в стиле барокко и украшен причудливым гербом; стены обширного портала были отделаны старинными изразцами, в центре его с потолка свешивался фонарь, а внизу стояла кансела{257} из цветного стекла. Сбоку от нее находилась привратницкая, окрашенная в темно-красный цвет. За канселой начиналась красивая каменная лестница с металлическими перилами и стертыми от времени ступенями.
