— Нет, совсем другого человека. Человека, который лгал тебе, твоему отцу — всем. Человека, который повсюду, где только мог, сеял заразу, который виновен не только в смерти твоего отца, но и, возможно, в смерти тысяч людей, погибших в течение последних нескольких недель. Вот о каком человеке ты говоришь. Я рад, что убил его!
— И теперь ты злорадствуешь по этому поводу, — сказала Беатрис, и в голосе ее прозвучали презрительные нотки. — Ты мне противен.
Мы стояли и смотрели друг на друга, и вдруг выражение ее лица резко изменилось.
— Боже, меня сейчас вырвет!
Она пробежала мимо меня в кухню, а потом через заднюю дверь на улицу. Я слышал, как ее рвало. Когда я вышел к ней, она стояла без сил, прислонившись головой к холодной стене дома.
— Беатрис, — сказал я, пытаясь обнять ее.
— Нет, Дакс, — хрипло ответила она, — оставь меня.
Я впервые обратил внимание на то, как она побледнела и осунулась, под глазами я заметил тени, которых не видел раньше. Она повернулась ко мне и сказала хриплым голосом:
— Помоги мне уехать. Помоги мне уехать из Кортегуа, это все, что мне от тебя надо.
Некоторое время я молчал, но когда заговорил, все же не смог сдержать злости.
— Собирай чемоданы, если ты так хочешь. Я прослежу, чтобы тебя отправили первым же самолетом или кораблем.
Я вернулся в дом. Когда я проходил через гостиную, злость моя прошла и я улыбнулся. Интересно, что скажет Беатрис, когда увидит, что этот первый самолет окажется моим.
34
Когда я вернулся в президентский дворец, в моей приемной сидел полковник Тулья.
— Ваше превосходительство, я позволил себе дождаться вашего возвращения.
— У меня еще не было времени обсудить наш вопрос с президентом.
— Знаю. До нас дошла весть о том, что Мендоса мертв. Президент сообщил об этом часа полтора назад.
Я кивнул. Хойос знал свою работу, интересно, сказал ли он президенту, что я приказал освободить Беатрис.
— Машинистки уже закончили работу, — сказал Тулья. — Я подумал, что перед разговором с президентом вы, возможно, захотите посмотреть остальные приговоры.
Я сел, и Тулья открыл свой портфель, выложив на мой стол стопку бумаг. Я взял верхнюю. Имя приговоренного ничего не говорило мне, я никогда не слышал его раньше. Это был молодой лейтенант, ему исполнилось всего двадцать три года.
Положив приговор на место, я закурил, не в силах оторвать взгляда от стопки бумаг, лежащих передо мной. Впервые я осознал, что смерть может быть такой простой и безличной, нужна просто моя подпись на этих приговорах, чтобы послать людей на смерть.
Моя подпись. Я глубоко затянулся, наполнив легкие дымом. Интересно, каким еще образом намерен использовать меня президент. Я почувствовал внезапную слабость. Сколько еще людей должно умереть во имя сохранения его власти?
Мне вспомнилось злобное удовлетворение в его голосе, когда сегодня утром во время полета над деревней он сказал мне: «Это будет им хорошим уроком. Теперь уж им долго не захочется воевать».
Ответ на мой вопрос уже давно таился внутри меня, просто я не признавался себе в этом. Ответ этот был не нов, а англичане облекли его в сжатую форму: «Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно».
Президент, конечно, задумал нечто большее, чем просто оказать мне доверие, в моем теперешнем положении существовал большой соблазн, и он прекрасно понимал это. Возможность распоряжаться жизнью и смертью. Какой еще высшей властью может обладать человек? Он понимал, что какими бы благородными чувствами я ни руководствовался, если я подпишу эти приговоры, то тем самым воспользуюсь этой властью, а раз так, то мое развращение будет неизбежным.
А вот мой отец не смог понять, что здесь не может быть золотой середины, здесь нет полутонов — только черное и белое. И далее если в какой-то момент ты сумеешь отстоять свою позицию, в конечном счете все равно проиграешь. Я поднял взгляд, полковник Тулья напряженно смотрел на меня.
Я глубоко вздохнул. Первый раз в жизни я почувствовал себя свободным. Я был самим собой, я принадлежал только себе, не зависел ни от памяти отца, ни от президента, а только от себя.
Впервые в жизни я принял собственное решение.
— Полковник Тулья, сколько сейчас в столице высших офицеров, кроме вас?
— Пять полковников, — ответил он, — включая Хойоса из тайной полиции и заключенных Пардо и Васкеса. А реально только я и Зулуага, все остальные в районе боевых действий.
— Возможно ли собрать трибунал?
— Если включим Хойоса. — Глаза Тульи засветились, он понял, что я собираюсь сделать. — Ведь надо всего трех офицеров.
— А пленники? — спросил я. — Они в Курату? Он кивнул и замялся.
— Здесь есть одна трудность, нам нужен еще один офицер — председатель трибунала. Я встал из-за стола.
— Это не проблема. Я же все еще полковник. Я посмотрел на часы.
— Сейчас семь. Вы сумеете все организовать в течение часа?
Поднявшись в свою комнату, я побрился и принял душ. Когда около восьми я снова спустился в свой кабинет, все уже были на месте. Похоже, один Хойос чувствовал себя в такой компании неуютно.
Я прошел к столу и сел в кресло.
— Джентльмены, мы все знаем, по какому поводу собрались здесь, так что давайте сразу перейдем к делу. Ко мне обратился Тулья.
— Первым делом нам необходимо выбрать из числа офицеров председателя трибунала.
Я кивнул и через минуту был выбран председателем.
— Следующим вопросом является представление трибуналу обвинений против подсудимых. — Тулья подошел к моему столу и положил на него лист бумаги.
Да, он все тщательно продумал и каким-то образом нашел время написать именно то, что я хотел сказать.
— Полковник Васкес, заседание трибунала собрано в соответствии с уставом армии и пунктом шесть условий капитуляции, подписанных вами...
Оба судебных заседания заняли всего несколько минут, с офицеров были сняты все обвинения при двух голосах за и одном против. Против, естественно, голосовал Хойос. Как председательствующий я восстановил офицеров в звании с выплатой денежного содержания без вычетов.
Тулья быстро написал постановление трибунала, и все его подписали. Я подписал дважды: как председатель и как вице-президент.
Васкес протянул мне через стол руку, рукопожатие его было твердым.
— Спасибо, — сказал он. Хойос медленно поднялся.
— А теперь, джентльмены, когда все закончилось, я хотел бы вернуться к своим обязанностям.
— Нет, — резко возразил я.
Хойос повернулся и вопросительно посмотрел на меня. В кабинете наступила тишина, он обвел взглядом присутствующих, потом снова повернулся ко мне.
— Но меня ждут срочные дела, — спокойно сказал он.
— Ничего, подождут.
Я не хотел, чтобы Хойос раньше меня проинформировал президента, тут мне надо было действовать самому.
— Вы останетесь здесь и будете ждать вместе с остальными офицерами, пока я буду информировать президента о решении трибунала.
— Вы не имеете права задерживать меня, — возразил он. — Я подчиняюсь только президенту.
— Но вы еще и армейский офицер, а значит, обязаны подчиняться мне как вице-президенту.
Хойос некоторое время смотрел на меня, потом пожал плечами и вернулся в свое кресло.
— Слушаюсь, ваше превосходительство.
Что-то в его голосе показалось мне подозрительным, и через несколько минут это подозрение подтвердилось — мой кабинет прослушивался. Я вытащил крошечный микрофон и показал ему.
Хойос побледнел, но промолчал.
— Почему вы не сказали мне, что наши разговоры записываются на магнитофон? Мы сэкономили бы время и не стали вести протокол.
35
В покоях президента я появился примерно через час. В дверях меня встретил слуга.
— Президент ждал вас, ваше превосходительство, но к одиннадцати, — сказал он.
— Задержали непредвиденные обстоятельства, — ответил я, придавая властность своему голосу. — Мне необходимо увидеть его.
— Он у принцессы, президент не позволяет беспокоить его, когда он находится там.
— Тогда я зайду через час.
Повернувшись, я спустился по лестнице и прошел через двор к небольшому дворцу, который занимала Ампаро. Стража на входе взяла на караул.
— Меня вызвал президент, — сказал я.
— Да, ваше превосходительство. — Солдаты отдали честь, и один из них распахнул передо мной дверь.
Я вошел внутрь. Этот маленький дворец совсем не изменился с тех пор, когда я был здесь в последний раз. А это было давно, я был тогда еще мальчишкой, в тот день взрывом бомбы моему отцу оторвало руку. Даже к лучшему, что Ампаро будет присутствовать при нашем разговоре, то, что я собирался сказать, ее тоже касалось. Я тихонько постучал в дверь гостиной. Никакого ответа.
Я снова постучал, на этот раз громче. Опять никакого ответа.
Повернув ручку, я вошел внутрь. В гостиной было темно, только в углу горела небольшая лампа. Я включил свет, и в этот момент услышал звуки, доносившиеся из спальни. Я подошел к двери, звуки усилились, и я узнал их. Ведь я достаточно долго был женат на Ампаро.
