by D. Nabokov and M. J. Bruccoli. San Diego et al.: Harcourt Brace Jovanovich, 1989.
SO Nabokov Vladimir. Strong Opinions. N.Y.: Vintage International, 1990.
TWS Think, Write, Speak. Uncollected Essays, Reviews, Interviews and Letters to the Editor by Vladimir Nabokov / Ed. by B. Boyd and A. Tolstoy. N.Y.: Alfred A. Knopf, 2019.
Комментарии
При подготовке комментариев нами учитывались наблюдения и сведения, содержащиеся в работах А. Аппеля-младшего, Г. А. Барабтарло, Б. Бойда, М. Вуда, Г. Грейбса, Д. Б. Джонсона, Г. А. Левинтона, Б. Э. Мэйсон, Ч. Никола, Э. Пайфер, С. Я. Паркера, К. Проффера, Дж. Е. Риверса и В. Уолкера, Д. Циммера и других исследователей, а также в следующих комментированных изданиях «Ады»: Nabokov V. Novels 1969–1974 / Ed. by B. Boyd. N.Y.: The Library of America, 1996 (примеч. Б. Бойда); Набоков В. Собрание сочинений американского периода: В 5 т. / Сост. С. Б. Ильина и А. К. Кононова. СПб.: Симпозиум. Т. 4. 1997 (коммент. С. Б. Ильина и А. М. Люксембурга); Nabokov V. Œuvres romanesques complètes / Édition publiée sous la direction de M. Couturier / Tome III. Paris: Gallimard, collection Bibliothèque de la Pléiade, 2021 (примеч. М. Буше, Я. Чупин, А. Эдель-Рой и М. Манолеску при участии Б. Бойда).
Первая часть романа и несколько глав Второй части прокомментированы участниками киотского читательского кружка под руководством Тадаши Вакашима: Annotations to Ada / The Kyoto Reading Circle (http://www.vnjapan.org). Наиболее полный комментарий к роману, находящийся в работе и опубликованный частично, содержится в двух следующих источниках: Ada Online with annotations by Brian Boyd (http://ada.auckland.ac.nz); Annotations to Ada by Brian Boyd (http://thenabokovian.org).
Состав и задачи нашего комментария определяются особенностями романа и переводным характером комментируемого текста. Они рассчитаны на подготовленного читателя, знающего основные произведения Набокова и канву его биографии. Следуя повествовательной стратегии Набокова (выдержанной и в примечаниях Дамор-Блока, к которым читателю следует обращаться перед тем, как искать справку в нашем комментарии), предполагающей постепенное обнаружение завуалированных деталей и отсылок при перечитывании романа, мы не комментируем многие автоаллюзии, особенно те, которые связаны с его опубликованными русскими сочинениями. Как уже было сказано, «Ада» – самый литературоцентричный роман Набокова, вопросы формы выступают в нем на первый план, и потому реальный комментарий неизбежно оказывается вспомогательным по отношению к историко-литературному, назначение которого состоит в раскрытии художественных особенностей произведения, его источников, приемов, игры слов, объектов пародий и т. п. Ни в отношении реального комментария, ни в отношении историко-литературного, наши пояснения не претендуют на исчерпывающую полноту.
Перевод выполнен по изданию: Vladimir Nabokov. Novels 1969–1974 / Ed. by B. Boyd. N.Y.: The Library of America, 1996.
Генезис
Первые попытки литературной обработки темы двоемирия и создания романтической фантазии о прекрасной, обманчиво-благополучной и недоступной планете-близнеце относятся к крымскому периоду Набокова, сочинявшего в то время преимущественно лирические стихи. Б. Бойд обратил внимание на два архивных сочинения Набокова, поэтическое и прозаическое. Первое он обнаружил в рабочей тетради Набокова 1918 г. (BCA / Manuscript box / Album 2, p. 26–30), в которой молодой поэт записал следующее стихотворение (беловик с незначительной правкой):
Звезда
День, вечерея, пламенеети гаснет за холмом. Я жду.Сад, углубляясь, голубеет…Я жду любимую звезду.Сквозь золотую зыбь заката, —пленительна и холодна,загадочно-зеленовата,выглядывает вдруг она.И, сладостно меня волнуя,светлеет медленной чредой,и снизу на нее гляжу яс такой отрадой и тоской…Вчера – печальный, утомленныйтщетою будничных страстей,земною девой огорченный, —я любовался долго ей.Фонтаны трепетно-сквозныечуть лепетали меж цветов;прозрачные лучи ночныепронизывали тень дубови на песке переливались,как блеск мороза на стекле,и розы черными казалисьв лунно-лиловой смутной мгле.И обольстительные тайныя, замирая, воспевали с нежностью необычайноймою звезду именовалто изумрудом, то богиней,то несравненным светляком,перенесенным в сумрак синий,в предел небесный, – волшебством.И у фонтана, в дымке влажной,склонясь на мрамор головой,я задремал, – и вот протяжныйраздался шепот надо мной.Протяжный, стройно-однозвучный,как плеск медлительной струи,вникал он вкрадчиво-докучнов виденья тайные мои;и неустанно, и упорно,и все отчетливей звучал,и я, прислушавшись покорно,слова простые различал:«Не льсти полуночному небу!Ты заблуждаешься, поэт!Мечты забудь, чудес не требуй:во мне таинственности нет.Я – в небе том же бесконечном;я – тоже мир. Он омраченстраданьем тем же вековечными той же бурей оглушен.Я возрастаю те же злакии принимаю тот же прах,и зло беснуется во мраке, —в моих гремящих городах.И пролетают надо мною,то потухая, то горя, —над равнодушною толпоюи над чертогами царя —такие ж ночи и рассветы,и есть, как и в краях земных,полубезумные поэтысредь обитателей моих.Да и сейчас – увы, не скрою! —в таком же голубом саду,пытаясь улететь мечтоюна недоступную звезду, —печалится поклонник нежныйнепостижимой красоты,такой же бледный, безнадежный,разочарованный, как ты;и над собою в бездне чуднойобетованный видит рай, —а потому, о безрассудный,ты синевы не воспевай.Ведь шепчется он, вдохновенный,с той лучезарною звездой,что называешь ты, презренный,порочной, сумрачной Землей!»23. IX.18
В другой тетради 1918 г., озаглавленной «Стихи и схемы» и хранящейся в вашингтонском архиве Набокова (LCA, Box 10, folder 25), имеется следующая зарисовка, которая представляет собой прозаическое изложение стихотворения или набросок отдельного сочинения, послужившего материалом для стихов (черновик с правкой и вымаранными словами, без даты):
Моя любимая звезда замерцала на лиловеющем востоке. Полный любовной печали, полный отвращения к темному и шумному миру, – я к ней воззвал. Я поведал ей свою тоску. Я называл ее чистой девушкой, несравненным алмазом, солнцем для бессонных. Много еще сравнений придумал я, но ни одно – казалось мне – не могло достаточно ярко определить сладостно-холодный блеск маленькой, далекой планеты. Долго я льстил ей, долго блуждал я по тропинкам сада, и ничего – ни жемчужные дуги плещущих фонтанов, ни красные розы, казавшиеся черными в лунной мгле, ни кипарисы, ни дальние горы, ни даже та, которую я безнадежно любил, – ничего не было прекраснее ее. И вдруг она заговорила. Это было, вероятно, сном. Усталый, измученный скорбью молодости, я, быть может, задремал на мраморной ступени. Но я совсем ясно слышал шепот с неба, шепот, похожий на серебристый плеск ручья. «Глупенький человек! – нежно сказала звезда. – Чем ты восхищаешься? Ведь я тоже мир, не такой, как тот, в котором ты живешь, но тоже темный и шумный. В нем много печального и грубого, и – если хочешь знать – в этот самый миг один из обитателей моих – поэт, как и ты – смотрит на ту звезду, которую ты называешь “Землей”, и шепчет ей: “О чистая, о прекрасная!”»
Концовку этого наброска Бойд опубликовал в первом томе набоковской биографии. «Эта мысль оформилась в стихотворение и утратила свою силу, – пишет он, – чтобы через пятьдесят лет снова возродиться на Антитерре романа “Ада”» (ВНРГ, 184). Позднее Бойд добавил: «Венера в 1960-х годах еще считалась таинственным двойником Земли; окруженная зеркальным облачным покровом <…> она <…> кажется неплохой кандидаткой на роль Антитерры, “сестринской планеты”, причудливо отражающей нашу Терру» (АНМС, 348).
В приведенных сочинениях заметно влияние драмы А. Блока «Незнакомка» (1906), с ее образом девы-звезды, и стихотворения Дж. Байрона «Sun of the Sleepless» из цикла «Еврейские мелодии» (1815). Свой перевод этого стихотворения под названием «Солнце бессонных», сделанный 7 сентября
