В пути Джулиус не сводил с брата глаз, и его сердце полнилось гордостью за славу своего рода.
– Ты насовсем вернулся? – осмелился он наконец спросить.
К восторгу Джулиуса, Генри послал ему странную сардоническую улыбку.
– Да, братишка. Насовсем.
1620 год
Звездной ночью в июле 1620 года толпа человек из семидесяти образовала в ожидании рассвета полукруг на берегу Темзы. Некоторые нервничали, другие пребывали в возбуждении, но Марта, смотревшая на водные блики, испытывала лишь великое ликование во славе Божьей.
Набожные лондонцы годами говорили об этом замысле. Но кто мог представить, что ей будет позволено сделаться его частью? Кто мог предвидеть необычайные перемены в семействе Доггет? Или неожиданную позицию мальчика. Или, страннее всего, недавние, но загадочные обстоятельства, приведшие ее семью этим утром к реке. Она с улыбкой взглянула на мужа. Но Джон Доггет не улыбнулся.
Доггет любил вторую жену. Когда двадцать лет назад исчезла Джейн Флеминг из театра «Глобус», он сильно горевал, но время шло, через два года он женился на веселой девице, дочери лодочника, и успел изведать великое счастье до ее внезапной кончины. В последующие же месяцы Джон был настолько несчастен, что женился на Марте, едва понимая, что делает.
Ему навсегда запомнился день свадьбы, когда он ввел ее к себе. Он постарался прибрать дом у лодочной мастерской, но его семейство привыкло к развеселому хаосу, и одному Богу известно, каково ей пришлось. Доггет подозревал, что и брачная ночь не доставила ей большого удовольствия, хотя он все сделал правильно. С утра он пошел на работу в задумчивости и неуверенности. Но когда вернулся, дома его ждало преображение. Все было вычищено. Детская одежда выстирана. На столе красовался большой пирог и миска с нарезанными яблоками; с жаровни приятно тянуло свежими овсяными лепешками. Семья уже год не питалась так хорошо. Ночью, исполненный благодарности, он любил ее нежно и страстно.
Детей она тоже покорила необычайной кротостью. Никогда не принуждала признавать себя – знай делала свое дело, но те быстро смекнули, что затхлость сменилась свежестью, одежду починили, кладовку наполнили продуктами; в доме воцарился отрадный покой. Она никогда не просила о помощи, но вот уже скоро восьмилетняя девочка захотела с ней стряпать, а через несколько дней старший мальчик, увидев, как Марта метет двор, отобрал у нее метлу со словами: «Я сам». «Хорошая женщина», – сказал Джон отцу на следующий день, когда они трудились над лодкой.
Она же ставила его в тупик. Доггеты были весельчаки; не проходило дня, чтобы они не отыскали чего-нибудь забавного. Но когда все смеялись, Джон замечал, что Марта сидела с кроткой улыбкой, так как видела, что им хорошо, но никогда не смеялась сама. Он начал задумываться, понимала ли жена шутки вообще. И так ли ей нравилась физическая близость? Она, конечно, возбуждалась и благосклонно встречала все его действия, но он не мог не заметить, что она никогда не брала инициативу на себя. Возможно, ей это представлялось греховным. Но когда через три месяца Марта спросила, хорошая ли она жена, и он ответил, что лучше некуда, она была так довольна, что всякие сомнения показались злыми придирками.
Положенным чередом родился ребенок.
Изменения происходили так медленно, что Джон поначалу едва замечал их, но постепенно пришел к пониманию, что с семейством творится странное. Даже в скандальном Саутуарке те лавочники, что были поприличнее, теперь любезно улыбались ему и детям – в прошлом за ними такого не водилось. Еще страннее вышло, когда приходской староста, говоривший о каких-то буйных пропойцах, извинился перед ним за причинение беспокойства таким, как вы, благочестивым людям. Но истинный поворот состоялся в день, когда он указал десятилетней дочурке на симпатичного юного лодочника и обронил: «Взгляни-ка, вот тебе и муженек». Однако девочка серьезно ответила: «О нет, отец, я хочу выйти за уважаемого человека». Он счел, что она права, но что-то в нем умерло.
Ему открылось и еще кое-что. «Я женился не на женщине, – говаривал он сухо. – Я женился на конгрегации». Дело было не только в молитвенных собраниях, хотя она их посещала; казалось, будто сеть неразличимых между собой единодумцев опутала все городские уорды и протянулась много дальше. Это очень напоминало огромную гильдию, куда Марта могла обратиться за помощью. Ярчайшее понимание этой истины явилось, когда они однажды поссорились.
Все дело в старшем сыне. Он был приучен помогать в мастерской, но не выказывал желания идти по отцовским стопам. Нудный ручной труд был ему в тягость, и он заявил, что хочет рыбачить в море. Доггет, знавший, что ремонт лодок был делом мелким, но надежным, ожидал от жены поддержки, но Марта, промолившись день, заявила:
– Ты должен его отпустить. Наша вера в труде. Если труд ненавистен, то как послужить Богу?
– Отца надо слушать! – возразил Доггет.
– Его отец – Бог, – мягко поправила Марта. – А не ты.
Он так рассвирепел, что несколько дней не разговаривал с ней.
Но через неделю они с Мартой стояли в Биллингсгейте перед рыжебородым здоровяком, главой семейства Барникель, который занимал высокий пост в Компании торговцев рыбой. Тот сказал Доггету:
– Подыскал вашему мальчонке приличное место. Хорошо знаю капитана. – И, не успел Доггет заикнуться о чем-то своем, продолжил: – Рад помочь. Доброе имя вашей жены летит впереди нее.
Сейчас, покуда небо светлело, слова Барникеля эхом отдавались в голове Доггета. Доброе имя его жены! Без этого проклятого доброго имени ничего бы и не было. Но что он мог поделать? Скоро их заберет ялик. А близ Уоппинга виднелась ловушка, куда его увлекали.
Там был пришвартован трехмачтовый «Мейфлауэр».
К полудню они прошли Медуэй.
«Мейфлауэр» – небольшой лондонский корабль водоизмещением сто восемьдесят тонн, на четверть принадлежавший капитану Джонсу, под началом которого и ходил: еще одно доказательство надежности. Его часто фрахтовали лондонские купцы, он долго использовался для транспортировки вина по Средиземноморью. Ходовой, ладно справленный и просторный, он был вполне готов перевезти пассажиров в Новый Свет.
Марта имела случай пообщаться с агентами Виргинской компании, которые спрашивали, не хочет ли она обосноваться с семьей на Новой земле. Это был пустяк, такого же предложения удостоилась половина Лондона. И она деликатно ответила, что мало смысла пересекать Атлантику лишь ради того, чтобы найти на другом берегу Церковь короля Якова. Но тут обозначилась разница. Услышав о скромной группе пуритан, собравшихся основать собственную общину не в Виргинии, а где-то на диком северном побережье Америки, она увлеклась. И ощутила зависть, как ни старалась ее преодолеть. Она даже поделилась своей тоской с Доггетом, но тот лишь посмеялся.
Подмога явилась с неожиданной стороны. Старший сын пришел с рыбалки и спокойно объявил:
– Отец, готовится экспедиция в Массачусетскую колонию, далеко на север от Виргинии. Ее организуют купцы-авантюристы. Мы можем там неплохо устроиться, и Барникель думает так же.
Когда же родитель осведомился зачем, он пояснил одним словом:
– Бог.
Затея, таким образом, стала осуществимой. Король Яков, спросивший, чем собираются заняться колонисты, получил ответ: рыболовством. «Как апостолы», – сухо заметил тот, однако признал, что колония соседствовала с крупнейшими в мире промысловыми районами.
– Конечно, это дело рискованное, – согласился юноша. – Но ты будешь строить лодки, а я – рыбачить.
Однако Доггет все равно не пришел в восторг.
На следующий день поступило загадочное предложение. Марта не имела к нему отношения, хотя Доггет подозревал иное. Она пребывала в неведении, как и он, но было ясно, что оно исходило от лица или группы лиц из пуританской общины. Марта даже подумала на самого Барникеля. Пришло письмо, где говорилось, что, если они пожелают присоединиться к экспедиции, доброжелатель готов заплатить Доггету круглую сумму за мастерскую – намного больше, чем она стоила, а также приобрести для них долю в компании. Откуда еще им было взять такие деньги? Именно эту тему поднял сын Доггета перед остальными детьми. В том и загвоздка – неоткуда. Через неделю глава семьи сдался.
О путешествии «Мейфлауэра» был дан подробный отчет. Пройдя по широкому эстуарию Темзы, маленький корабль взял курс на восток, имея справа протяженное побережье Кента. Затем повернул на юг, обогнул мыс Кента и через Дуврский пролив вошел в Английский канал. У Саутгемптона, на полпути вдоль южного побережья Англии, «Мейфлауэр» повстречался с попутчиком – кораблем «Спидвелл». «Мейфлауэр» достиг Саутгемптона в самом конце месяца.
«Спидвелл» был очень маленьким кораблем водоизмещением всего шестьдесят тонн. Войдя в воды Саутгемптона, он имел глубокую осадку и шел неуклюже.
