– Воля епископа предписывает всякому собранию впредь посещать церковь каждый воскресный день. Данное правило будет неукоснительно соблюдаться в нашем приходе. – И, пригвоздив собравшихся взглядом, велел: – Услышьте посему слово Господа! Будьте смиренны. И покоритесь.
Онемевшие прихожане таращились на него.
В обычае Эдмунда было стоять после службы у двери и прощаться с уходившими. Сегодня он встал там вместе с членами приходского совета. Большинство прихожан поспешили выйти, не встречаясь с ним взглядом. Некоторые, напротив, глазели вовсю.
Джулиус дождался, когда все выйдут, и двинулся прочь, направляясь к дому брата, но оказался нос к носу с Гидеоном.
Спору нет, в его присутствии Джулиусу становилось неловко. В последнее время юноша был неизменно трезв и сделался глубоко религиозен. Еще в прошлом году женился. Но жуткую порку не забыл, и Джулиус невольно зарделся под жестким взглядом его карих глаз.
– Твой приходской совет узаконивает папизм, – спокойно произнес Гидеон. – Но ответь-ка мне, Джулиус Дукет, чьей властью заседает этот совет?
Джулиус только смотрел, не зная, что сказать.
– Если совет выбран общиной, – констатировал Гидеон, – мы вправе видеть там благочестивых людей и окормляться благочестивым священнослужителем. Вы засели в совете, как будто это право даровал вам Бог. Никакого права у вас нет. Вас навязали нам. – И с этими словами он развернулся и удалился.
Когда Джулиус рассказал о случившемся Генри, тот осерчал:
– Этого малого уже высекли. Наверное, следует повторить.
Но Джулиус, поразмыслив, усомнился в этом.
Что же касается Мередита, то он был доволен своей работой. Через три дня из канцелярии епископа Лоуда пришел запрос: тот пожелал послушать его проповедь. Неужто ему выпал случай возвыситься?
Двумя неделями позже, услышав вечером стук в дверь, он был наполовину уверен, что встретит посланника от этого высокого лица, а потому слегка удивился, когда хозяйка вошла в гостиную и объявила, что пришла какая-то дама и хочет его видеть. Он спросил имя, но оно ни о чем ему не сказало.
– Миссис Уилер.
И через несколько секунд перед ним стояла Джейн.
Он узнал ее мгновенно. В этой хорошо сохранившейся женщине еще угадывалась юная живость девушки, которой он некогда был увлечен. Она чуть располнела, и ей это шло. Шелковое платье выдавало обеспеченность. Пока он изумленно взирал на нее, нахлынули воспоминания о былом и о долгих годах мечтаний о ней; они застигли его врасплох, и ему почудилось, что он снова обрел единственную, давно утраченную любовь. А Джейн, с любопытством изучавшая все еще красивое лицо Мередита, спокойно прикинула, не выйти ли за него замуж.
Хотя она прибыла в Лондон не за этим. По сути, у нее вовсе не было четких планов. Ее сбережения в Виргинии позволяли жить в уюте и достатке. Она не исключала повторного брака, если – и только если – найдет человека приличного и с положением. Бурная жизнь побуждала хотеть одного: покоя. Прочного, почтенного покоя. «Бог свидетель, я заслужила это», – думала Джейн.
Она полагала, что сам Мередит либо нашел себе богатую супругу, либо ввязался в какое-нибудь околотеатральное предприятие, но вот он стоял перед ней – священник, один из лучших проповедников в Лондоне; прекрасный, как прежде; надежный, уважаемый человек – и, удивительное дело, холостой. Что это с ней, одолело старое чувство? Да. Но она возвела крепость вокруг своего сердца. Джейн хладнокровно изучала Мередита.
– Вы живы! – Он все еще ошеломленно таращился.
– Как видишь.
– Я всегда в это верил. Вы замужем?
– Я вдова, сэр. – Она уловила его тревогу. – Обеспечена. У моего мужа Уилера была хорошая ферма. В Виргинии. Детей у нас не было.
– Понимаю.
Теперь он смотрел с улыбкой. Джейн открыла, что в зрелые годы легко читает его мысли. Она увидела, что и он потрясен, что ему пришла в голову та же мысль.
– Пожениться должны были мы с вами, – тихо произнес он.
– Я знаю, – улыбнулась она. – Так или иначе, вы не женились.
– Мне кое-что интересно, – начал он после долгого молчания. – Когда вы исчезли и вас сочли мертвой, вы не могли отправиться сразу в Виргинию, там еще не было никакой колонии. – Ему было немного неловко. – Я думал… Все произошло так внезапно… – Он нахмурился. – Был пират… Мавр… – Он умолк.
И Джейн замялась. Она не собиралась кому-либо рассказывать об Орландо. С какой стати, в конце концов? В Лондоне никто ничего не ведал. Все, что требовалось сейчас, – солгать. Почему же она колебалась? Возможно, хотела испытать Мередита.
– Я прошу, чтобы это осталось между нами, – наконец ответила Джейн. – Но если вам угодно знать, это правда. Он похитил меня. – Она пожала плечами. – У меня не было выбора. Об этом не знает никто. Это случилось давно.
Теперь ей стало любопытно. Она увидела, как он потупил взор и что-то в нем как бы дрогнуло. А затем погрузился в задумчивость.
– Никто и не должен знать, – пробормотал Мередит.
От чего он кривился? От мысли, что мавр обладал ею физически, как, безусловно, и было? Или от чего-то еще?
Но мысли преподобного Эдмунда Мередита текли ровнее, чем ей мнилось. Конечно, ему было неприятно думать о мавре, и в то же время происшествие, благо осталось в далеком прошлом, странным образом возбуждало. Но мог ли декан собора Святого Павла обзавестись женой, которой – неслыханное дело – коснулся мавр? Перспектива наполнила его ужасом. А подумав о Джоне Доггете, который столь некстати очутился в его приходе, он грустно и тихо заключил:
– Но могут заподозрить.
Она поняла, что его это не устроит. Через несколько минут они простились, обменявшись любезностями.
На Уотлинг-стрит Джейн, к своему удивлению, встретила Джона Доггета.
Потянулись мирные тридцатые годы; на каком-то этапе у Джулиуса Дукета родилась блестящая мысль. Можно было раз и навсегда избавить короля от парламента.
Что, парламентам конец? Любому свободному англичанину эта идея казалась дикой, но многим придворным короля Карла и, в частности, его жене-француженке Генриетте Марии, такой поворот был желателен и представлялся естественным. Европейские монархи-католики, до которых было рукой подать – всего-то Английский канал, начинали строить централизованные, абсолютистские государства. Они не терпели никаких неудобств от наглевших парламентов. Не приходилось удивляться, что Карл, уверовавший в свое Божественное право, на пару с Генриеттой Марией Французской решил:
– Построим и мы такую монархию.
И пока дела продвигались неплохо. В Англии был мир. Король Карл ухитрялся жить на собственные средства. Парламентариям не к чему было придраться. В 1633 году епископ Лоуд стал архиепископом Кентерберийским и начал принудительно насаждать по всей Англии Епископальную церковь. Вскоре план (Thorough) введения абсолютной власти короля стал девизом для всего правления Карла I.
– Пуритане ненавидят его, но они всегда могут отбыть в Америку, – заметил Генри. – Лоуд – лучший друг Массачусетской компании за все времена.
Скромная американская колония пуритан стремительно расширялась с 1630 года, когда туда отправился предприимчивый джентльмен по имени Уинтроп.
Для Джулиуса то были счастливые годы. Он женился на жизнерадостной синеглазой девушке из хорошей семьи и вскоре обзавелся детьми. Генри, пока не обнаруживший никакого желания жениться и часто бывавший в Боктоне, предложил им поселиться в большом доме за церковью Сент-Мэри ле Боу. Жизнь в Лондоне тоже была сносной. Отсутствие парламента означало хотя бы то, что не бывать и новым налогам. В городе царила атмосфера преуспевания и прогресса. За его стенами, сразу к северу от Чаринг-Кросс, двое аристократов – лорд Лестер и лорд Бедфорд – начали застраивать свои земли большими кварталами домов с классическими фасадами. Один такой район, Ковент-Гарден, мгновенно стал фешенебельным, туда и переехал в скором времени Генри, объяснивший Джулиусу:
– В городе неплохо, но современному джентльмену пристало жить в Ковент-Гардене.
После переезда Генри Джулиус возглавил приход; он постарался оживить и тамошний дух. Мередиту не удалось стать деканом собора Святого Павла, и его реформаторское рвение несколько увяло. Службы в церкви Святого Лаврентия Силверсливза по-прежнему проходили в излюбленной пышной манере Лоуда, но Джулиус шепнул Марте и Гидеону, что будет достаточно и ежемесячного посещения. Они продолжали негодовать, но он, по крайней мере, видел их реже.
Случилась и неожиданность: потерпев неудачу стать деканом, уже почти шестидесятилетний Эдмунд Мередит решил, должно быть, утешиться женитьбой на Матильде, почтенной старой деве тридцати лет, дочери адвоката, которая, будучи набожной, влюбилась в его проповеди. Через год у них родился ребенок.
Правление короля Карла принесло Дукетам материальную выгоду. Они выдали монарху несколько ссуд – всегда под проценты и неизменно с полным возвратом. Еще того лучше: Карл, как часто делали монархи, переуступал сбор пошлин. За крупный взнос Генри получил право на таможенный сбор с отдельных предметов роскоши.
