были необходимыми школы для народа и типографии для печатания книг церковных. Но школ учреждено не было, а типографское дело шло неудачно: первые книги напечатаны были без всякого сличения с подлинниками. Люди темные, особенно писцы, восстали против типографии; невежество и злоба не замедлили огласить их еретиками. Диакон Иоанн и Тимофеев, напечатав в 1565 году Часовник, вынуждены были бежать из Москвы в Литву. Народ при слухе о ереси, о деле еретическом взволновался, и самый дом типографский был сожжен. Однако царь велел возобновить дело: в 1568 году напечатана учеником изгнанников, Андроником Невежею, Псалтирь в Москве, а в 1578 году она же – в Александровской слободе.
В предыдущих веках обители иноческие были рассадниками духовного просвещения; в них живой опыт объяснял для души тайны веры и благочестия, развивая в них сознание в превосходстве чистой веры; пример святой жизни разливал из них свет и жизнь на современность. Но в мрачное время Грозного царя заметно ослабление пустынной строгости в монастырях. Оно зависело особенно от помещения в обителях бояр, то постриженных насильно, по воле Иоанна, то укрывавшихся от страшного гнева под его иноческую мантию, и от невольного пострижения вдовых священнослужителей. Как бы строго ни наблюдали настоятели за сохранением правил монашествующими, невольные постриженники – ненадежные слуги Божии. Положим, со временем нужда приучала их к монашескому затвору; но до того времени каково было от них монастырю! Люди, привыкшие ни в чем не отказывать себе, могли ли скоро расстаться со своими привычками, даже с одной привычкой к независимости 14? Сверх того много вредили монашеству попечения об имениях недвижимых. Хотя управление ими возлагалось на немногие избранные лица, но разные неприятности и неустройства управления привлекали внимание и во всей обители; притом смотреть на мир – не то, что иметь в виду только Бога и святых Его: пример мира заразителен, по крайней мере для слабых 15.
Впрочем, в это время просияло несколько угодников Божиих, подобно звездам на тверди небесной, среди темной ночи.
Так, в пустынном лесу, окруженном болотами, между Псковом и Порховом, поселился около 1530 года молодой отшельник по имени Никон, сын благочестивых поселян из погоста Виделебья. В доме родителя обучился он чтению и с юности был богобоязнен и часто посещал храм Божий. Пример старшего брата, принявшего монашество с именем Арсения, и слава недавно почивших преподобного Саввы и Евфросина возбудили в юной душе его решимость отказаться от мира и служить Единому Господу. По смерти отца семнадцатилетний Никон убедил мать раздать имение частию храмам, частию бедным и удалиться в обитель молитвы. Сам он обошел обители иноческие в стране Псковской. Заметив в себе недостаточное умение читать полезные книги, он поступил для работы в дом одного набожного псковского жителя, а тот отдал его для обучения опытному книжному учителю, и Никон приобрел «разумение писаний».
Услышав о пустынном месте на реке Демьянке, он решился удалиться туда на безмолвие. Блаженный Никон, юродивый Псковский, встретив его на дороге, сказал ему, что ожидают его «горечи»; но это не остановило юношу, так же и как дикость пустынного места не изменила его намерения. Поставив себе хижину, Никон провел несколько лет в безмолвных подвигах молитвы и питался растениями пустыни. Соседние жители услышали о новом пустыннике, стали посещать его и невольно нарушили его безмолвие. Отшельник, избегая мирской известности, ушел в общежительную пустынь преподобного Саввы Крыпецкого и принял здесь иночество с именем Никандра. Строгостью жизни скоро обратил на себя внимании братии и потому снова возвратился в прежнюю свою пустынь.
Безмолвный и уединенный, без всякой защиты со стороны людей, отшельник жил в беседе с Господом и с надеждою на Него. Раз злые люди вошли в его келью, ограбили иконы, книги и другую бедную собственность отшельника, избили его самого немилосердно, а один пронзил копьем ребро его. Едва живой, покрытый кровью, подвижник со слезами благодарил Господа и молил простить врагов, увлекшихся грехами корысти и злости. Он исцелел быстро; хищники, потеряв дорогу, блуждали три дня около озера; двое из них, ожесточившись, осыпали имя пустынника бранью и скоро, упав в воду, утонули. Остальные раскаялись, возвратили Никандру отнятое у него и просили помолиться за них; отшельник отпустил их с миром. Народ стал собираться к нему, желая слышать наставления из уст подвижника. Отшельник провел уже 15 лет в уединении, но и теперь боялся славы человеческой.
Избегая известности, опасной для души, он снова пришел в Крыпецкую обитель. Здесь поручили ему должность уставщика и потом келаря. Жизнь его была и здесь так же строга, как и в отшельничестве. Пять дней довольствовался он хлебом с водою и только по субботам и воскресным дням вкушал немного вареной пищи. Днем, сверх возложенного послушания, носил он воду и дрова для братии, а ночью молился. По временам, уходя из обители в лес, обнажал он до половины тело свое и отдавал его в пищу насекомых, а сам прял и в то же время пел псалмы. Строгость его по званию келаря и жизнь, не похожая на жизнь большинства братии, казались тяжкими для слабых. Тогда он, заметив, что тяготит собой других, решился оставить обитель; в 3 верстах от нее, на острове, поставил себе хижину и опять стал подвизаться в уединении. Но и здесь жизнь его колола глаза слабых. Когда стали приходить ревнители благочестия за советами отшельника, братия обители еще более вознегодовала на него и говорила: «Никандр отнимет доходы монастыря». Подвижник оставил их в покое и отправился опять на реку Демьянку.
На дороге в пустыню, в селе Локотах, нетрезвые крестьяне избили его по подозрению, – не из числа ли он злых людей, сожегших перед тем дом одного из них? Преподобный великодушно простил их.
В последние годы открылся в нем дар прозрения и чудесной силы. Одного соседнего помещика, никогда не видав прежде, назвал по имени и предсказал чадородие бесплодной супруге его. Другому предсказал скорую смерть. Крестьянин Назарий, полтора года лежавший больным, велел нести себя в пустынь к преподобному Никандру и умолял его о помощи. Старец велел отнести больного в гостинную хижину, где останавливались приходившие, и оградил его крестом; больной, сладко уснув, встал на другой день совершенно здоровым.
Каждый год, в великий пяток, преподобный отшельник приходил к вечерне в Демьянский монастырь 16 и на другой день после исповеди приобщался Святых Тайн; за8 лет до кончины принял схиму от демьянского игумена. Жившие в окрестности иногда тайно приходили к хижине отшельника и всегда слышали, что он молился с горьким рыданием; когда замечал близость
