— Вы не потеряли сноровку, — засмеялся владелец клуба. Зрачки у него были как две точки на бледно — голубой радужке под очень четкой дужкой очков, и говорил он рвано, бессвязно.
Люк захохотал в ответ, показал большой палец, старательно вдыхая и выдыхая и стараясь привести мысли в порядок. В голове стоял один мат, почему-то голосом Тандаджи. «Поиграл в натуральность, придурок? Руки тебе отрубить мало, сукин ты сын».
— Прости, начальник, — пробормотал он в радужную пустоту. Проморгался — Билли лежал грудью на столе и ржал, как конь. Люка отпускало — то ли проклятый нейтрализатор все-таки давал остаточное действие, то ли еще что.
— Дело, Билли, — повторил он настойчиво. Губы сами собой разъезжались в широкую улыбку.
— Дела, дела, Клевер, — со смешком ответил Пес, — говорите, я о делах в любом состоянии могу говорить.
— Мне нужны гарантии, что ты не сольешь меня, Пес.
— Гав, гав, — с выражением залаял Билли. — Угомонитесь, лорд. Мы взаимно повязаны. Я почти тридцать лет держу заведения, и ни одного клиента еще не слил.
— Верно, — с признательностью сказал Кембритч. Ухохатывающийся в кресле напротив Пес казался ему сейчас замечательнейшим человеком на свете. — Меня тут заказали, Билли. Хочу знать, кто. Пошерсти у себя. Я буду очень щедр.
— Слышал. Дело небыстрое, — хмыкнул Пес, вытирая слезы и снова надевая очки.
— Так ускорь, — агрессивно рявкнул Люк, мгновенно переходя от благодушия к злости. — Я дважды просить не буду, пойду к более сговорчивому человеку.
— Виски? — Пес толкнул к нему бокал, и Люк едва поймал его, скользящий по столу. Руки дрожали, но во всем теле было легко и пусто. Он опрокинул бокал в себя, поставил его на стол.
— Все сделаю, — смирно сказал Билли. С грустью, почти со слезами. — Но стоить будет много.
— Не беспокойся об этом, — вальяжно сказал Люк, которого начало накрывать второй волной. — Хороший у тебя порошок. Придержи его.
Он встал, чувствуя кипящий в теле драйв. Его потряхивало, и когда он вышел на второй этаж, его оглушил поток звука, блеск позолоты, запахи и шум голосов. Голова закружилась, он потянулся за сигаретой, пошел по стеночке вдоль коридора, качаясь и то и дело прислоняясь к красным обоям. Тело сжималось от шквала удовольствия и просило еще. Свернул в какой-то закоулок с диваном, пепельницей и высоким окном, открыл его с усилием, высунул голову наружу, тяжело дыша, закурил и захохотал в пустоту двора. Чертов, чертов порошок! Земля, стена дома напротив то приближались, то отдалялись, как будто он взлетал и ухал вниз на качелях.
— Ты здесь?
Он обернулся. Сияние рыжих кудрей, темные порочные глаза, алые губы, расплывающееся лицо. Тело напряглось, сжалось желанием, и он прислонился к подоконнику, расставил ноги, притянул женщину к себе, видя, как пульсирует яркими красками качающийся вокруг мир.
Клевер, клевер золотой. Синие бабочки на обоях.
Умелые губы, женский хмельной вкус, калейдоскоп звуков, запахов — до тошноты. Сигарета, обжегшая пальцы — он кинул ее куда-то на пол, наблюдая за тонкими руками, расстегивающими рубашку, заползающими под ремень брюк. Запрокинул голову — мир пошатнулся, закачался туда-сюда, — застонал, положил ладонь ей на макушку и нажал, заставляя опуститься на колени, нетерпеливо качнул бедрами. Хочу. Скорее.
… мир прекрасен. Да. Едва уловимая горечь где-то у сердца. Ну и сука же ты, Люк.
Еще одна зажжённая сигарета, пепел, падающий на пол, медленно, красиво. Ох, как горячо. Да. Да. Быстрее. Дым, стекающий змеями, поднимающийся призрачными цветами, резкие, ослепляющие огни светильников — тело сжимает третья волна эйфории, и он снова стонет, закрывает глаза, чтобы не видеть, упирается рукой в подоконник за спиной, затягивается глубоко, и нетерпеливо, жестко двигает бедрами.
Клевер, клевер, золотой… Хорошо. Хорошо. Да, Марина, да. Дааа-а.
Женщина что-то испуганно говорила, и в голове ее слова перекатывались эхом. Мир перестал кружиться и вдруг снова стал четким, таким четким, что он ясно увидел тончайшие усики у золотых бабочек на обоях на другой стороне зала.
— Клевер… у тебя… глаза светились?
Слишком громко. Он поморщился, застегнул ширинку. Погладил Софи по рыжим кудрям. Пошел откат, слабость и ломота в мышцах, а, значит, скоро захочет еще одну дозу.
— Показалось, — голос наждаком царапал горло. — Вызови мне такси.
— Не останешься? — деловито спросила женщина, поднимаясь и проводя кончиком пальца по уголкам губ. — Тебе ведь этого мало.
«Мало, да».
— Нет, — прохрипел он, отталкиваясь от подоконника и пытаясь собраться. Чтобы суметь спуститься с лестницы и не сломать себе шею. Рыжеволосая поколебалась, взяла его под руку — так, чтобы никто не понял, что это она его поддерживает, и повела вниз, через игровой зал, в фойе.
— Ты знаешь, сколько ты мне дал денег? — спросила она на прощание, склонившись у открытой двери автомобиля. — Я теперь год могу не работать. А ты за раз вынул из кармана. Ты всегда был добр ко мне, Клевер. Ты вернешься?
Он не ответил — ему сейчас было не до чужих терзаний — ноги подгибались, и кто-то внутри уже нашептывал — «сходи к Билли и купи у него еще». Он знал этот голос, пока почти неслышный и слабый, знал, как он может окрепнуть, вырасти, и заменить собой его, Люка.
— В мотель, приличный, — сипло сказал он таксисту и откинул голову на спинку сидения. — Даже если я буду просить, обратно не заворачивай. Понадобится — выкидывай меня из машины, но не возвращайся. Заплатишь за номер и заберешь у меня все деньги.
Водила покосился на него, как на придурка. Люк дышал тяжело, его потряхивало, руки потянулись снять полумаску — казалось, что под ней кожа горит огнем, — но он остановил себя.
— Эй! — грубовато окликнул его шофер. — Ты не окочуришься тут?
Он мотнул головой, просипел «трогай».
Смазанные туманом огни проносящегося мимо города. Окраина. Тяжелое дыхание, трясущиеся руки, отголоски эйфорических вспышек по телу. Это ты, настоящий, дерьмо, которое предпочитает кайф всему остальному. Тебе ведь понравилось, да? Ты все вспомнил?
Водила, пересчитавший деньги, дотянул его до мотеля. Расплатился с администратором. Проводил до номера.
— Может, врача? — спросил он напоследок.
— Нет, — Люк сунул ему в руки ключ. — Запри меня.
Темная комната, кровать. Сжатые зубы. Телефон и долгие гудки.
— Тандаджи, слушаю.
— Майло, — выдох, еще один, и он вытянулся на кровати. Собрался, проговорил четко: — Что с чертовым нейтрализатором?
— Тебе его удалили перед операцией. Иначе наркоз не подействовал бы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
