Байтарского. Зато барабанный бой гремел оглушительно, люди громко выражали свою скорбь и занимались самобичеванием всерьез. Они ценили не показной блеск, а искренность, ими двигала религиозная страсть. Те, кто сопровождал тазию, были босы и обнажены до пояса и бичевали свои спины цепями до кровавого месива. Задыхаясь и стеная, они снова и снова ритмично повторяли имена имама Хусейна и его брата Хасана в горестном, даже исступленном рыдании. Некоторые процессии, традиционно отличавшиеся особой неистовостью, сопровождало не меньше десятка полисменов.
Процессии тщательно готовились организаторами в сотрудничестве с полицией. Маршруты прокладывались таким образом, чтобы по возможности избежать районов, населенных индусами, и в особенности индуистских храмов; высота нижних ветвей деревьев заранее сопоставлялась с размерами тазии, чтобы не повредить ее; участникам процессии запрещалось поносить калифов; время рассчитывалось таким образом, чтобы к наступлению темноты все процессии достигли места назначения в центре города.
Ман встретился с Фирозом, как они договорились, незадолго до захода солнца у статуи боевого коня перед имамбарой.
– Так ты все-таки пришел, кафир, – приветствовал его Фироз, выглядевший в своем белом шервани очень импозантно.
– Да, но только для того, чтобы сделать то же, что делают все кафиры.
– И что же это такое?
– А ты почему не взял с собой свою навабскую трость? – спросил Ман, оглядывая Фироза с ног до головы.
– Я вряд ли смотрелся бы с нею в процессии – разве что стал бы избивать ею себя. Но ты не ответил на мой вопрос.
– Да? На какой?
– Что делают все кафиры?
– Это что, загадка такая?
– Да при чем тут загадка? Ты же сказал, что пришел, чтобы делать то, что делают все кафиры. Вот я и спрашиваю, что это такое.
– Я пришел, чтобы простереться ниц перед своим кумиром. Ты говорил, что она будет здесь.
– Вон она. – Фироз кивнул в сторону ближайшего перекрестка. – Я уверен.
Женщина в черной бурке стояла за прилавком ларька, угощая шербетом участников процессий и сновавших вокруг зрителей. Опустошив стакан, человек отдавал его обратно, и другая женщина в коричневой бурке споласкивала стакан в воде для его дальнейшего использования. Ларек пользовался большой популярностью – возможно, потому, что люди знали, кто эта женщина в черном.
– Утоление жажды под Кербелой, – прокомментировал Фироз.
– Пошли, – сказал Ман.
– Нет уж, иди сам. Если бы в коричневой бурке была Тасним… Но это Биббо.
– Фироз, пожалуйста, пойдем вместе. Я чувствую себя не в своей тарелке. Я ведь действительно чужак здесь.
– Если бы ты знал, каким чужаком я чувствовал себя вчера у нее дома! Нет, я хочу осмотреть тазии. Почти все они уже прибыли. Каждый год попадается что-нибудь удивительное. В прошлом году одна из них была двухъярусной, в виде павлина с женской головой и половинкой купола над ним, показывавшей, что это все-таки макет гробницы. Это уже пахнет индуизмом.
– Ну хорошо, если я осмотрю тазии вместе с тобой, ты пойдешь со мной к ларьку?
– Ладно, пойду.
Осмотр тазий быстро надоел Ману, хотя среди них встречались действительно уникальные. Все вокруг горячо спорили о том, какая из тазий самая элегантная, самая искусная, самая дорогая.
– Вот эту я узнаю, – улыбнулся Ман. Он видел ее в имамбаре Байтар-Хауса.
– Думаю, мы будем использовать ее еще лет пятьдесят, – заметил Фироз. – Вряд ли нам будет по карману еще раз создать что-нибудь подобное.
– Ну а теперь ты должен выполнить свою часть договора.
– Ладно.
Они подошли к ларьку, торговавшему шербетом.
– Из этих стаканов нельзя пить, – бросил Фироз. – Процедура беседы с продавщицей слишком негигиенична.
Но Ман уже пробился сквозь толпу к стойке и протянул руку за стаканом. Женщина в черном подала ему стакан, но в последний момент, когда она увидела, кто перед ней, рука ее дрогнула, и часть шербета пролилась мимо. Она резко втянула воздух и произнесла низким, знакомым Ману голосом:
– Прошу прощения, господин. Разрешите, я налью вам другой стакан.
– Нет-нет, пожалуйста, не беспокойтесь, госпожа, – запротестовал Ман. – Того, что осталось, вполне хватит, чтобы утолить мою жажду, какой бы сильной она ни была.
Услыхав его голос, женщина в коричневой бурке повернулась к нему и переглянулась со своей хозяйкой. Ман усмехнулся, видя их растерянность.
Биббо, возможно, ожидала его появления, но Саида-бай была явно удивлена и рассержена. Как Ман и предполагал, она считала, что ему тут не место. Он не мог претендовать на то, что поклоняется шиитским мученикам. Его усмешка еще больше разозлила ее. Легкомысленное замечание Мана никак не соответствовало, по ее мнению, мучениям героев Кербелы, испытывавших страшную жажду, когда их палатки горели позади них, а от реки они были отрезаны. Не пытаясь больше изменить голос и скрыть свое негодование, она сказала Ману:
– У меня кончаются запасы. В полумиле отсюда есть другой ларек, где шербет раздает очень набожная женщина. Шербет у нее слаще, а толпа там не такая большая. Я советую вам пойти туда, когда вы допьете этот стакан.
Прежде чем Ман успел придумать какой-нибудь умиротворяющий ответ, она отвернулась от него к другим жаждущим.
– Ну что? – спросил Фироз.
– Она рассердилась, – ответил Ман, почесав в затылке.
– Ну, не расстраивайся, тебе это не идет. Давай посмотрим, чем еще на этом рынке можно поживиться.
– Нет, не могу, – сказал Ман, посмотрев на часы. – Я должен присутствовать на представлении Бхарат-Милап или навсегда упаду в глазах племянника. Может, пойдем вместе? Это впечатляющее зрелище. Улицы заполнены людьми, которые смеются, плачут и закидывают цветами процессию. Слева появляется Рама со своей компанией, справа Бхарат со своими. В середине братья обнимаются – прямо перед воротами Айодхьи.
– Думаю, там и без меня хватит поклонников, – ответил Фироз. – А где это происходит?
– В этом году Айодхья находится в Мисри-Манди, совсем близко от дома Вины. Отсюда всего десять минут ходьбы. Твой приход будет для Вины приятным сюрпризом.
– Ну да, такого же сюрприза ты ожидал от Саиды-бай, – рассмеялся Фироз.
Они направились рука об руку в Мисри-Манди.
15.10
Празднование Бхарат-Милап началось в назначенное время. Поскольку Бхарату нужно было только выйти из ворот города, чтобы встретить брата, он ждал сигнала от пандита, но Рам должен был проделать долгий путь до Айодхьи, куда он с триумфом возвращался после многих лет изгнания, так что его процессия стартовала, как только стемнело, от храма, расположенного на расстоянии в добрых полмили от намеченного места встречи братьев.
По углам помоста были установлены бамбуковые шесты, с которых свисали гирлянды цветов. Почти все окрестные жители помогали в устройстве сцены, давая советы и принося охапки ноготков. К ноготкам проявляли интерес коровы, но армия обезьян прогоняла их.
