маму ни одному. Видишь ли, я думала, они умрут без нее.
И ты останешься совсем одна, — подумала Рэйчел. — Желая умереть, но не зная как. У мужчин все намного проще. Интересно почему. Неужели они не думают, что кому-то нужны?
— Все же ты справилась, — сказала Рэйчел.
Дженни пожала плечами.
— Я надела ее фартук и приготовила ужин. Вот все, что я знала: нужно их накормить.
— Пожалуй, это самое важное.
Наклонив голову, Рэйчел коснулась губами чепчика на макушке Огги. От одного его присутствия в груди покалывало и ныло. Наблюдавшая за этим Дженни печально улыбнулась.
— Да. Когда появляются дети, на краткое время ты становишься тем единственным, что им нужно. Потом они ускользают из твоих рук, и ты снова боишься, зная, сколько опасностей их подстерегает, а ты не в силах их уберечь.
Рэйчел кивнула, и они продолжили путь в молчании — в того рода тишине, что сближает и заставляет прислушиваться. Миновав дубовую рощу и небольшой луг, они подошли к осиновому перелеску, где стояла хижина.
Рэйчел хотела подождать, пока Йен все расскажет матери, но атмосфера между ними сейчас была наполнена любовью, и дух побудил ее заговорить.
— Йен собирается в Нью-Йорк. — Огги пошевелился, и она подняла его на плечо, похлопав по спинке. — Чтобы убедиться в благополучии… э-э… его…
— Индианки, на которой он был женат? — прямо сказала Дженни. — Да, я так и подумала, когда услышала о расправе.
Рэйчел не стала спрашивать, откуда Дженни об этом узнала. Могавки пробыли здесь три дня, а любые новости в Ридже расползались быстрее, чем индиго по мокрой ткани.
— Я отправлюсь с ним, — сказала она.
Звук, который издала Дженни, можно было бы описать как «глармф».
— Да. Я это предвидела, — кивнула она.
— Правда? — Рэйчел удивилась и одновременно почувствовала легкую досаду. Она ожидала смятения, споров, попыток отговорить.
— Полагаю, он рассказал тебе о своих мертвых детях от нее?
— Да, еще перед свадьбой.
Теплая тяжесть Огги на руках была вдвойне благословенной: Рэйчел знала, как сильно Йен боялся, что никогда не сможет произвести на свет живого ребенка.
Дженни кивнула.
— Он честный человек. И добрый к тому же. Хотя сомневаюсь, что он когда-нибудь станет достойным Другом.
— Я тоже, — признала Рэйчел. — И все-таки чудеса случаются.
Это рассмешило Дженни. Она остановилась у крыльца и поставила корзину, чтобы очистить грязь с подметок, затем поддержала Рэйчел за локоть, пока та проделывала то же самое.
— Бесстрашие, говоришь, — задумчиво сказала Дженни. — Выходит, Друзья не ведают страха?
— Мы не боимся смерти, потому что считаем жизнь всего лишь подготовкой к вечности с Господом, — объяснила Рэйчел.
— Если смерть — худшее, что может случиться, и ты ее не боишься… тогда… полагаю, ты права. — Дженни пожала плечами, и вдруг лицо ее расплылось в усмешке. — Бесстрашие. Нужно немного подумать над этим… ну, знаешь, привыкнуть. И все же… — Она дернула подбородком в сторону Огги, который проснулся от запаха дома и сонно заворочался на груди Рэйчел.
— А за него не боишься? Тащить его в такую даль, пока идет война?
Она не добавила: «Разве потерять его не страшнее смерти?», но этого и не требовалось.
Рэйчел расстегнула блузку, сунула Огги грудь и резко втянула воздух, когда тот ухватил сосок. Затем потекло молоко, и она расслабилась. Дженни ждала ответа, не сводя глаз с головки Огги.
— А ты бы отпустила своего мужа одного за семьсот миль спасать первую жену и ее троих детей, один из которых вполне может быть от него? — произнесла Рэйчел ровным голосом.
Дженни открыла рот, но, как видно, подобающих случаю шотландских звуков не нашлось.
— Да уж, вряд ли, — согласилась она. — Твоя правда.
57
Готов ко всему
Нужно сказать ей, и чем скорее, тем лучше. В конце концов, он принял решение, понравится это ей или нет.
Шел дождь, и тяжелые капли барабанили по жестяной крыше сарая для коз словно выстрелы. Йен нырнул внутрь. Мать доила козу и во весь голос напевала шотландскую песенку «Mile Marbhaisg Air A’ Ghaol». Взглянув на него, она кивком дала понять, что скоро освободится, и продолжила доить, распевая «Тысячу любовных заговоров».
Козы тоже подняли головы, однако, узнав его, лишь прянули ушами и вернулись к поеданию травы. Похоже, песня им нравилась; дождь их нисколько не беспокоил, как и далекие раскаты, которые становились все громче. Изящным жестом мать сцедила последние капли и закончила восклицанием: «A’ Ghaol!» Йен зааплодировал, отчего козы вздрогнули и запоздало замекали.
— Уймись, дурень, — снисходительно бросила она, затем встала, отвязала козу от стойки и подняла переполненное ведро. — На, отнеси в дом, только скажи Рэйчел, пусть не взбивает, пока не пройдет буря, а то масло не получится.
— Думаю, ей и самой хватит ума не стоять на крыльце под проливным дождем, взбивая масло, когда того и гляди ударит молния.
— Пф-ф, — сказала мать и накинула шаль. Однако стоило ей это сделать, как дождь резко сменился градом. — A Mhoire Mhàthair![147] — воскликнула она, изобразив рога. — Не ходи сейчас, а то мозги вышибет.
Возможно, она добавила еще что-то о его мозгах — из-за шума Йен не расслышал. Градины размером со свиные копытца грохотали по жестяной крыше, подпрыгивали и перекатывались на зеленой траве возле открытого сарая. Поставив ведро у стены так, чтобы оно не опрокинулось, и поглядывая на мать, Йен скрестил руки на груди и прислонился к бревну в ожидании подходящего момента. Он уже извелся и больше не хотел тянуть. Пора сказать — и покончить с этим; хватит ходить вокруг да около.
Козы, совершенно по-козьи, подошли к нему и стали фамильярно обнюхивать, но заинтересовать их мог разве что подол рубахи, а его Йен уже подобрал рукой. Несмотря на открытую переднюю стену сарая и холодное дыхание разразившейся бури, тепло любопытных мохнатых тел успокаивало, и он почувствовал, как тревога по поводу предстоящего разговора немного улеглась.
Мать подошла к козе, обнюхивающей его ягодицы, и встала, удовлетворенно глядя на бурю и почесывая животное между ушами. Вид отсюда и правда открывался изумительный. Место для сарая с козами выбрала она, а Йен построил его так, чтобы через широкий просвет среди деревьев вдалеке было видно гору Роан. В настоящий момент зрелище впечатляло: вершину скрывали нависшие черные тучи, в которых то и дело вспыхивали яркие разряды. На их глазах огромная молния расколола небо, и Йен вместе с козами подпрыгнул от оглушающего грохота.
Вдруг, как если бы молния послужила сигналом, град прекратился и снова пошел
