Несколько раз. Неужели не помнишь?
Какое-то время Джейми в замешательстве смотрел на нее.
— Я говорил? Когда? Я даже не знаю, что произошло.
Теперь пришла ее очередь удивляться.
— Ты забыл? — Она сдвинула брови. — Ну… вообще-то, да, ты бредил в лихорадке целых десять дней, когда тебя привезли домой. Мы с Йеном по очереди сидели с тобой — в основном чтобы доктор не отнял тебе ногу. Можешь благодарить Йена за то, что она все еще с тобой, — добавила Дженни, кивнув на его левую ногу. — Он отослал доктора; сказал, что ты бы предпочел смерть.
На глазах у сестры вдруг выступили слезы, и она отвернулась.
Джейми положил руку ей на плечо, ощутив под шалью тонкие и хрупкие, как у пустельги, косточки.
— Дженни, — сказал он тихо. — Йен не хотел умирать. Поверь мне. Я — да… но не он.
— Нет, хотел, поначалу… — Она сглотнула. — Но ты ему не позволил… и он тебе тоже.
Дженни отерла лицо тыльной стороной ладони. Джейми взял ее кисть и поцеловал пальцы — совсем замерзшие.
— Ты ведь не винишь во всем себя? — Он встал и улыбнулся ей. — За нас обоих?
— Хм, — сказала Дженни, однако не без некоторого довольства.
Козы отошли чуть дальше, их гладкие коричневые спины виднелись среди травы. На одной из них висел колокольчик — до Джейми доносилось легкое позвякивание, когда коза двигалась. Вспорхнули дятлы; один пролетел совсем низко над лугом (Джейми уловил алую вспышку) и исчез за поворотом тропы.
Он подождал мгновение-другое, затем переступил с ноги на ногу и издал тихий, не предвещающий добра гортанный звук.
— Хорошо-хорошо. — Дженни закатила глаза. — Сейчас все расскажу, только дай собраться с мыслями. — Она поправила юбки и устроилась удобнее. — Ладно… Значит, так все и было. По крайней мере, так ты говорил. Ты сказал, — она нахмурила брови, припоминая, — что в пылу сражения продирался через поле и, когда остановился перевести дух, ты был… расстроен… что еще не умер.
— Да, — произнес Джейми тихо и с отчетливым ужасом ощутил, как тот день воскресает в памяти. Холодно, было жутко холодно от ветра и дождя, но его била горячка сражения; он не чувствовал этого, пока не остановился. — Что дальше? Вот чего я не знаю…
Дженни глубоко и шумно вздохнула.
— Ты оказался в тылу правительственных войск. Позади стояли пушки, направленные в другую сторону… в нашу.
— Да. Я мог… я… их видел. Людей, которые уже умерли и еще падали замертво… штабелями.
— Штабелями? — испуганно переспросила Дженни, и он опустил глаза, до сих пор чувствуя холод Каллодена в ладонях и ступнях.
— Они падали шеренгами, — сказал Джейми будто не своим голосом, сухо и отстраненно. — Английские ружья, мушкеты — у них дальность стрельбы… Сейчас не помню, но ее хватило, чтобы нас уложить. Некоторых задело снарядом или раздавило пушкой, но в основном гибли от мушкетов. А позже — от штыков. Я сам не видел, только слышал. — Джейми сглотнул и с той же ровной интонацией спросил: — Я рассказывал, что произошло потом?
Дженни выдохнула через нос, и он увидел, как ее ладонь сжалась на четках, словно черпая в них силу.
— Ты сказал, что не мог ничего придумать, как вдруг заметил поблизости пушку и расчет, стоявший к тебе спиной. Поэтому ты повернулся к ближайшему из группы… но между вами была толпа красномундирников, и когда ты отер пот с глаз, то увидел, что один из них — Джек Рэндолл.
Свободной рукой Дженни невольно изобразила рога, а затем сжала ладонь в кулак.
Он вспомнил. Вспомнил и почувствовал, как екнуло сердце, когда образ, преследующий его во снах, ожил в памяти.
— Он увидел меня, — прошептал Джейми. — Он стоял как вкопанный, и я тоже. От потрясения я не мог заставить себя пошевелиться.
— А Мурта… — еле слышно произнесла Дженни.
— Я его отослал, — шепнул он и увидел прочерченное складками лицо крестного, упорно не желавшего выполнять приказ. — Я заставил его уйти. Увести Фергуса и остальных. Сказал, что он должен доставить их в целости и сохранности в Лаллиброх, потому что… потому что…
— Потому что ты не мог, — тихо закончила Дженни.
— Не мог. — Джейми проглотил растущий ком в горле.
— Но он был там, ты сам сказал, — продолжила Дженни мгновение спустя. — На поле боя. Мурта.
— Да. Да, был.
Внезапное движение привлекло внимание Джейми, выдернув его из немой сцены, и заставило оторвать взгляд от лица Джека Рэндолла. Он увидел бегущего Мурту…
Он будто снова провалился в сон и теперь находился в нем. Холодно. Так холодно, что слова застыли в горле; мокрая от дождя и пота одежда липнет к телу, а ледяной ветер проникает сквозь плоть до самых костей так же легко, как через ткань. Он пытается — пытался — окликнуть, остановить Мурту, прежде чем тот доберется до английских солдат. Но остановить Мурту Фицгиббонса Фрэзера не смогли бы даже мушкеты и британские пушки, не говоря уже о голосе Джейми; он продолжал бежать, прыгая по заросшим травой кочкам, и вода разлеталась под его ногами, словно осколки битого стекла.
— Ты сказал, капитан Рэндолл заговорил с тобой…
— «Убей меня», — услышал Джейми собственный шепот. — Он просил меня убить его.
Любовь моя. Слова расплавленным свинцом просочились в уши. Ветер свистел над головой, выбивая волосы из-под повязки на лицо. Он это слышал, он знал, что ему не приснилось.
Но взгляд Джейми прикован к Мурте. Какое-то движение, сумятица, кто-то подошел к нему — он увидел темное лезвие штыка, мокрое от дождя, крови или грязи, и оттолкнул его в сторону; завязалась драка: на него накинулись двое и бьют, стараясь повалить на землю.
Внезапный звук привел его в чувство; он открыл глаза, пытаясь сориентироваться, и понял, что сам издал этот звук — раздраженный возглас от падения, когда из-под него выбили левую ногу; нужно встать…
— И капитан Рэндолл потянулся к тебе, пока ты лежал на земле.
— У меня в руке был кинжал, и я… — Джейми замолчал и глянул на сестру, ожидая продолжения. — Я убил его? Что я сказал?
Дженни внимательно смотрела на брата с выражением глубокого беспокойства. Он сделал нетерпеливый жест и встретил ее строгий взгляд. Нет, она не стала бы ему лгать, уж это-то он знал…
— Ты сказал — да. Снова и снова говорил…
— Я снова и снова говорил, что убил его?
Дженни непроизвольно поежилась.
— Нет. Что она была горячая. Его… кровь. Ты все твердил: «Горячая. Боже, какая горячая».
— Горячая.
На мгновение он пришел в замешательство, а потом вдруг вспомнил: смутное ощущение чего-то темного,